Совьетика
Шрифт:
Не могу сказать, что мы были во всем примерными детьми, но вставать при входе в класс старших, не пререкаться с ними, поднимать руку, когда что-то хочешь сказать и соблюдать другие элементарные нормы поведения в классе для нас было естественным как воздух. Настоящие хулиганы были исключением – и, как правило, на поверку оказывались умственно отсталыми и потом направлялись в специальную (вспомогательную) школу. Сейчас бы сказали, что они больны синдромом дефицита внимания и гиперактивности (ADHD) (в цивилизованном мире, кстати, вообще для любого хулиганства всегда найдется извинение!), а тогда мы все были уверены, что они просто не хотят вести себя прилично. Сама я дралась за все 10 лет в школе только два раза, оба раза – по принципиальным соображениям. В 5 классе защищала честь учительницы, которую мне стало жалко: так довел ее своим поведением наш хулиган Жора, чувствуя,
…Через несколько лет неожиданно тот же самый Жора подошел ко мне на переменке и спросил:
– Женя, можно, я заполню твою «эстафету?»
Я растерялась. С чего это он? «Эстафета» была сугубо девчоночьей затеей, мальчишки такими вещами никогда не занимались. Она представляла собой тетрадочку с наобум наклеенными красивыми картинками, в которой девочки отвечали на разные вопросы, вроде анкеты: любимая книга? Фильм? Цель в жизни? И так далее. «Эстафетой» она называлась потому, что хозяйка передавала ее заполнить от одной девочке к другой. У нас была тогда настоящая эстафеточная лихорадка, и я тоже не избежала этой заразы.
– Ну ладно, давай! – сказала я
.
А потом прочитала его ответы и удивилась. Неисправимый двоечник и хулиган (его даже в комсомол не взяли, единственного из всего класса!), он, оказывается, зачитывался книгами об Айвенго о Робин Гуде, а его мечтой было «о, если бы сейчас были средние века, и мой папаша был бы рыцарем!» Но дело-то в том, что папаши у Жоры не было вообще… Может, этим и объяснялось все его поведение в школе? Во всяком случае, я с удивлением поняла, что он на уроках намеренно кажется глупее, чем есть на самом деле.
После школы Жора выбрал романтическую профессию лесника.
В школу мы ходили учиться. Никаких тебе игрушек, никаких «у-тю-тю-муси-пуси», никаких занятий, на которых учат, как пускать мыльные пузыри, как в западных школах, никаких «ой, три часа уроков в день для него слишком много!». И, я считаю, правильно. От невежества подавляющего большинства западной (и нашей постсоветской) молодежи просто за голову хочется схватиться. Когда видишь, как впустую пропадает человеческий интеллектуальный потенциал , насколько неразвиты здесь от природы весьма неглупые дети, становится просто больно. 25% взрослых ирландцев, закончивших среднюю школу, функционально неграмотны . Невозможно такое себе представить после школы советской. А все начинается именно с «муси-пуси, ой, ему это тяжело, прикрепим к нему персонального ассистента!» Вместо этого у нас отличники и хорошисты подтягивали отстающих. Но главное, конечно, в том, что у советской системы образования была другая конечная цель: развитие людей. При капитализме – зачем их развивать, а то еще будут слишком умные, начнут задавать вопросы об устройстве общества? Пусть лучше пускают пузыри как можно дольше, а желательно – всю жизнь.! Да и денег образование стоит немалых, дешевле завези уже взрослых умников из Индии, Польши и Китая!
В школе было много интересного. Были веселые соревнования- сборы макулатуры и металлолома. Была хорошая пионервожатая Светлана -одна из тех редких людей, кто занимался этой работой по призванию. Были смотры песни и строя на 23 февраля – под руководством школького военрука и игра в «Зарницу». Были – на зависть некоторым моим знакомым ирландцам – уроки НВП со стрельбой и сборкой на время автомата моего знаменитого однофамильца. Были классные культпоходы в музеи, в театр и в кино. Был месяц работы на практике на настоящем заводе – слесарем.
Но самых памятных дней в моей школьной жизни было два. В начальной школе – день, когда нас приняли в пионеры. Далеко не всем выпало пройти эту церемонию в Москве, на Красной Площади! На этом настояла наша Нелли Тимофеевна, которая очень хотела чтобы этот день действительно стал для нас незабываемым. Наши шефы, один из местных заводов, на заводские деньги наняли для нас автобус, и погожим майским деньком мы отправились в столицу. Многие взяли с собой родителей, благо мест в автобусе было достаточно.
Когда мне повязали красный галстук – прямо напротив Спасской башни – у меня на глазах выступило что-то похожее на слезы. Пожалуй, именно тогда я остро почувствовала преемственность наших поколений, которая до этого была для меня
только книжной формальностью. Впервые в жизни побывала я тогда и в Мавзолее Ленина. Помню, как меня удивило, что Ленин рыжий! На обратном пути мы ели в автобусе мороженое и громко пели песни: кто больше песен знает, девчонки или ребята. Наши родители очень смеялись, когда мальчишки наши грянули хором новую еще тогда песню:– Не плачь, девчонка!
Пройдут дожди,
Солдат вернется,
Ты только жди!..
А в средней школе больше всего запомнился… выпускной бал! После 4 класса я так школу возненавидела, что буквально не могла дождаться этого дня. И это при том, что я по-прежнему хорошо училась по всем предметам. Внешне такое изменение было вызвано взаимной неприязнью между мною и двумя новыми учителями: математичкой Татьяной Павловной и физруком Геннадием Владимировичем.
Но кроме этого были и другие, более глубокие причины. Судя по рассказам мамы, моя школа уже сильно отличалась от школы ее времени.
– Не могу понять, как это школу можно не любить!- говорила она. – Мне домой из школы возвращаться не хотелось! Если я болела, это был траур. У нас в школе была тысяча дел!. Мы все время что-то затевали, ставили спектакли, организовывали походы, занимались в кружках. Мы чувствовали себя в школе хозяевами!
А в мое время во время собраний все уже с тоской ждали, когда же звонок. Когда начинались выборы – в совет отряда, в совет дружины – прятались чуть ли не под стол: пусть выберут кого угодно, только бы не меня! Плоды этого мы и пожинаем сегодня, когда нами правят эти самые «кто угодно»- вчерашние школьные комсомольские и пионерские вожаки….
Таким же было безразличие к тому, что вообще-то касалось нас всех. На субботнике по уборке школьной территории девочки быстро бросали метлы.
– Иди к нам, поболтаем! – звали они меня. А я продолжала подметать – я искренне не понимала такого отношения к делу: во-первых, чем быстрее мы закончим уборку, тем быстрее пойдем домой; во-вторых, разве не для себя мы это делаем? Разве не нам в этой школе учиться?
«Не бойся врагов – в худшем случае они могут тебя убить. Не бойся друзей – в худшем случае они могут тебя предать. Бойся равнодушных – они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существуют на земле предательство и убийство»- писал Бруно Ясенский. И «перестройки»- тоже, добавим мы от себя…
Левые вокруг меня часто вдохновенно говорят о необходимости “to empower the people ”. Никто не говорит о том, что же делать, если the people не хотят to be empowered…
…Всеобщая любимица Татьяна Павловна была из той же породы учительниц-хулиганок, что и Валентина Николаевна: грубая, насмешица, она могла запросто кинуть в кого-нибудь из озорников мелом. В меня не кидала – не только потому что было не за что, но и потому, что чувствовала подсознательно, какое у меня обостренное чувство собственного достоинства. Я бы просто ушла с урока, если бы она только попробовала! А невзлюбила Татьяна Павловна меня после того, как я начала в 4 классе плакать во время контрольных: для того, чтобы получить у нее «пятерку», оказывается, надо было решить одну дополнительную задачу, которая в пройденнный нами материал не входила. Я хоть и училась хорошо, но душа у меня к математике, в отличие ото всех технарей у меня в семье, не лежала. И я считала ужасно несправедливым такой метод оценки: как можно спрашивать с учеников то, чего сама она нам не объясняла? Татьяна Павловна же не выносила слез и после этого имела беседу с моей мамой, в которой высказала ей, причем в присущей ей резкой форме, что у меня, по ее мнению, уже не самолюбие, а себялюбие. Мама тоже в долгу не осталась. Между мною и Татьяной Павловной началась «холодная война», и я возненавидела математику, алгебру и геометрию на всю оставшуюся жизнь! Практическое решение проблемы я нашла довольно быстро: через 2-3 контрольные я вычислила, что задания, подобные тем, что будут на следующей контрольной, напечатаны на оборотной стороне карточки с заданием на нынешнюю. Я просто аккуратно записывала для себя последнюю, дополнительную задачу, подобная которой будет в следующий раз, и дома заранее решала ее под руководством Шурека! Но до сих пор в кошмарных снах мне снится именно Татьяна Павловна и ее контрольные. «Отношение конгруэнтности фигур симметрично, рефлексивно и транзитивно ». Хотя Татьяны Павловны давно нет в живых. Она умерла еще когда мы заканчивали 8-й класс, от рака. Помню, мы ходили навещать ее в больницу. Похудевшая, желтая, она смотрела на нас из окна (в палату такую ораву никто бы не пустил!), а я, не знавшая еще, что ее болезнь смертельна, не преминула ввернуть шпильку: