Советский Союз в локальных войнах и конфликтах
Шрифт:
В свою очередь и руководство Египта в 1967 г. исходило из неизбежности войны с Израилем. Египетское политическое руководство, так же как и военные эксперты, находилось тогда под впечатлением совокупного количественного, а по отдельным направлениям и качественного превосходства арабских армий над израильской.
Арабские армии (Египта, Сирии и Иордании) имели почти в два раза больше танков и штурмовых орудий и почти в три раза больше сверхзвуковых истребителей, чем Израиль. Г. Насер и египетские военные считали, что подобное соотношение сил при любых обстоятельствах гарантирует их от неблагоприятного исхода, подобного тому, что произошло в 1956 г., и надеялись нанести израильской армии сокрушительное поражение.
Восприятие египетским руководством войны как неизбежной и ожидание ее благоприятного исхода особенно отчетливо проявились в ходе поездки Насера на Синай, в район армейских позиций. Выступая перед офицерами-летчиками,
Существенное влияние на возможную эскалацию кризиса оказывает ограниченность существующих политических и военных решений. В ряде случаев подобная ограниченность обусловлена тем, что порядок действий на случай кризисной ситуации уже установлен в заранее разработанных военных планах. Эти планы отражают возможные варианты действий по различным, но чаще всего наихудшим сценариям развития событий. Содержание этих планов и наличие соответствующей военной силы для их осуществления могут резко ограничивать спектр возможных военно-политических решений в ходе кризиса.
620
Safran N. From War to War: The Arab-Israeli Confrontation, 1948—1967. N.Y.: Pegasus, 1969. P. 292 ff.
Они могут вынудить государственных деятелей выбирать между отказом от военного пути решения кризисной проблемы и принятием неадекватного и явно неудачного варианта действий.
Американский генерал Д. Дэлтон так прокомментировал эту ситуацию: «Проблема заключается в том, что наши планы застыли, что они реально не могут быть применимы к быстро меняющейся обстановке… Когда у нас нет возможности по различным причинам использовать для их корректировки компьютеры, мы должны это делать примитивно, от руки, карандашом» [621] .
621
Fialka J. J. The Grim Lessons of Nifty N.igget // Army. 30/ Apr. 1980/. №4. Pp. 14—18.
Другим проявлением данной проблемы может стать механическое приложение когда-то успешно осуществленных военных планов к последующим кризисным ситуациям. Вероятность этого усиливается в результате того, что организационные структуры, реализующие принятое решение, склонны использовать уже апробированный опыт.
Примером в этом отношении стал американо-кубинский кризис (1961 г.). ЦРУ, которому было поручено свергнуть политический режим Ф. Кастро без демонстрации явного американского участия, взяло за основу план, успешно использованный в 1954 г. для свержения правительства Арбенса в Гватемале [622] . Хотя две ситуации были схожи лишь внешне, план подготавливался и впоследствии стал осуществляться лишь с незначительными дополнениями. В результате выбранный военно-политический курс завершился провалом.
622
Wohlsletter R. Cuba and Pearl Harbor: Hindsight and Foresight Memorandum RM-4328-ISA. Santa Monica: Rand Corporation, 1965.
Одной из наиболее распространенных в послевоенный период причин перерастания военно-политического кризиса в вооруженный конфликт являются просчеты и ошибки, прежде всего политико-психологического порядка, при принятии кризисных решений.
Традиционная политологическая школа характеризует процесс принятия решения в ходе кризиса как преимущественно рациональный процесс. В соответствии с этой точкой зрения политики, участвующие в процессе принятия решения, стремятся максимально объективно оценить поступающую информацию, необходимую для принятия решения, с тем, чтобы в последующем на основе ее адекватного осмысления избрать оптимальный военно-политический курс. С этой целью они тщательно рассматривают широкий спектр альтернатив и оценивают вероятный успех каждой из них в достижении поставленных кризисом военно-политических целей. На протяжении всего кризиса политики остаются «открытыми» для любой новой, в том числе и неблагоприятной для избранного ранее решения информации и в случае необходимости незамедлительно корректируют избранный ранее военно-политический курс. Политики строят свою деятельность на основе принципов «политического торга», адекватно оценивая наиболее вероятные выгоды и потери от принятого решения.
Однако реальный процесс выработки решения в значительной степени отличается от описанной выше
«рациональной» модели. В послевоенный период в ходе принятия кризисных решений был совершен ряд характерных (типичных) ошибок и просчетов, которые способствовали перерастанию военно-политического кризиса в вооруженный конфликт.Во многих кризисных ситуациях на процесс принятия решения негативно влияла так называемая «последовательность в восприятии», проявлявшаяся прежде всего в значительных упрощениях как при рассмотрении кризисной проблемы, так и при организации информационного процесса принятия решения.
Причина этого в том, что большинство политиков и военных интерпретируют информацию о ходе кризиса в соответствии с устоявшимся комплексом своих жизненных представлений. В результате, несмотря на информацию, ставящую эти представления под сомнение, они тем не менее стремятся сохранить свои убеждения и установки в неприкосновенности.
Основную роль в подобной психологической реакции играют устоявшиеся представления («образы») политиков о прошедших исторических событиях, близких по своему содержанию с конкретной кризисной ситуацией. Эти образы закладываются, как правило, в юности и затем давят на них на протяжении всей их карьеры.
На процесс принятия решения «последовательность в восприятии» негативно влияет прежде всего своей иррациональной формой. Это проявляется в ухудшении восприимчивости политика к новой информации, имеющей существенное значение для принимаемого решения, но не подкрепляющей его личный опыт и сложившиеся представления.
Влияние накопленных устойчивых представлений может быть настолько сильным, что политики нередко принимают решение до того, как необходимая для этого информация осмыслена и оценена. В политической психологии этот феномен определяется как «преждевременная закрытость восприятия». После того как собран первый пласт непротиворечивой информации, по своей насыщенности удовлетворяющей условиям принятия решения и не опровергающей личный опыт и представления политиков, они долгое время ориентируются именно на эту первоначальную информацию.
Это может длиться до тех пор, пока ошибочность принятого решения не станет очевидной для большинства лиц, участвующих в принятии решения. Но и в этом случае адекватное переосмысление решения происходит не всегда. Нередко, после первого ошибочного решения, политики вновь склонны делать выбор в пользу любого, на их взгляд, удачного решения.
Подобные тенденции проявились, к примеру, в политике Дели накануне и в ходе индо-китайского военно-политического кризиса 1962 г. Индия выводила свои особые отношения с Китаем из общего культурного наследства и колониального опыта.
Как сказал еще в 1924 г. Р. Тагор, «…отношения между Китаем и Индией были построены не через причинение страдания, а через принятие общих жертв» [623] .
Лидер индийского национального движения Д. Неру, побывавший в Китае накануне Второй мировой войны, вернулся оттуда под впечатлением сходства исторических судеб двух наций. Он считал, что их предназначение взаимосвязано, так как обе нации поднялись из «летаргии и слабости веков» и устремились к «творческим решениям своих монументальных проблем» [624] . Неру верил, что будущее Азии определяется взаимоотношениями двух родственных государств-колоссов. С пониманием он отнесся и к установлению в Китае коммунистического правления после многолетней гражданской войны: он был убежден, что традиции древней китайской цивилизации смягчат марксистские догмы, которые идеологически не разделял.
623
Chakravarty A., ed. A Tagore Reader. Boston: Beacon, 1966. P. 198.
624
Nehru J. The Discovery of India. London: Merriddan, 1956. P. 192.
Поэтому индийское правительство, несмотря на малую популярность подобного политического курса внутри страны, выступило фактическим «адвокатом» коммунистического Китая на международной арене. Это выразилось прежде всего в настойчивом ходатайстве индийского правительства о предоставлении КНР места в ООН, активных попытках посредничества между Китаем и США в ходе Корейской войны. Дружественные отношения Индии и Китая достигли своего апогея вслед за подписанием соглашения по проблеме Тибета в 1954 г. Принципы мирного существования между двумя странами, заложенные в преамбулу соглашения, были представлены как идеальная модель взаимоотношений для других государств. В соглашении подчеркивался двухтысячный период гармоничных отношений между Индией и Китаем, в результате которых между ними установилась тысячекилометровая спокойная граница.