Советский тыл 1941–1945: повседневная жизнь в годы войны
Шрифт:
Первые месяцы войны и первые признаки трудностей
С самых первых месяцев войны руководство страны было осведомлено о критической ситуации со здоровьем детской части населения СССР. Уже в конце 1941 г. (то есть даже до начала массовой эвакуации детей из блокадного Ленинграда) в основных тыловых городах – Саратове, Молотове, Пензе, Кирове, Свердловске и Новосибирске – был отмечен рост уровня заболеваемости и смертности среди младенцев. Это объяснялось совокупным влиянием разных причин: большим притоком эвакуированных детей, переполненностью детских учреждений и нехваткой основных продуктов питания – молока, манной крупы, риса и сахара, необходимых для приготовления детских смесей, а также белков и жиров для детей постарше [76] .
76
ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 440. Л. 21–22, 41.
К концу 1941 г. города начали сообщать об участившихся случаях острого недоедания, многие из которых имели летальный исход. В Кирове ситуация с обеспечением детским питанием достигла кризисной отметки в конце 1942 г. (высокие показатели голодной смерти среди взрослого населения там будут отмечены в 1943 г.). В то время в городе находилось 4500 детей в возрасте до года и 10 500 – от одного года до трех лет. Всем им было необходимо молоко из городских молочных кухонь [77] .
77
Более подробное обсуждение работы молочных кухонь приведено в статье далее.
78
ГА РФ. Ф. 8009. Оп. 21. Д. 44. Л. 1–2 об., 3.
79
Там же. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 1247. Л. 21. Этот отчет необычен тем, что сообщает и о судьбе детей в сельской местности, где голод достиг таких масштабов, что в некоторых деревнях половина детей была слишком слаба и истощена, чтобы посещать школу, а остальные «систематически» недоедали, см.: Там же. Л. 23.
Детские учреждения разных типов вскоре (по примеру фабрик и больниц) были вынуждены обеспечивать себя пропитанием за счет собственных садов и огородов [80] . Количество и качество продуктов с этих земельных участков сильно разнилось из-за нескольких факторов: у персонала больниц не хватало знаний о том, как выращивать сельскохозяйственную продукцию; не были достаточно развиты хозяйственные связи детских учреждений с фабриками и колхозами, которые могли бы помочь им транспортом, топливом, технологиями. Также многое зависело от качества почвы и местных климатических условий. Одни преуспевали в этом деле, другие же, несмотря на все усилия и вложенные средства, имели весьма низкую эффективность. Так, в 1942 г. все ясли в Магнитогорске высадили картофель – важный источник витаминов, калорий и белков, но выращенного урожая картофеля хватило лишь для использования в качестве посадочного материала на следующий год. А в г. Лысьве (Молотовская область), напротив, в том же году был собран солидный урожай картофеля, капусты, моркови, лука и свеклы [81] .
80
О работе на прифабричных огородах широко известно. О больничных огородах см.: Там же. Д. 539. Л. 175 об.; Д. 1250. Л. 22–22 об.
81
ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 573. Л. 2 (Лысьва) и Л. 87 об. (Магнитогорск).
Нехватка молока, молочные кухни
Одной из неизменных причин высокой младенческой смертности в Российской империи, а затем и в СССР были желудочно-кишечные инфекции. Они обострялись в летние месяцы, когда в жаркую погоду еда быстро портилась, а мухи заражали пищу фекальными бактериями. Положение дел еще сильнее осложнялось вследствие незнания родителями базовых правил гигиены, с чем государство пыталось бороться в 1930-е гг. с помощью весьма изобретательных просветительских кампаний [82] . Одним из основных препятствий в борьбе с инфекциями было раннее прекращение кормления младенцев грудью. Отчасти это являлось результатом традиционных методов ухода за ребенком, но в советское время ситуация обострилась из-за массовой занятости женщин на работе. Лишь небольшая часть женщин, чьи дети оказались в яслях при предприятиях, могла кормить их, выходя на работу. Но даже это зависело от руководства – от того, была ли женщинам предоставлена возможность прерывать работу, чтобы покормить ребенка. Раннее прекращение кормления малыша грудью означало, что родителям приходилось искать другие источники питания для своих детей, будь то коровье, козье или овечье молоко или же щадящая твердая пища вроде манной каши или риса. Именно тогда младенцы становились уязвимы, потому что эти продукты легко подвергались заражению потенциально смертельными бактериями. Такая опасность многократно возросла во время войны, когда ухудшение режима питания женщин привело к тому, что у многих, если не у большинства кормящих матерей молоко исчезло. По этой причине выживание грудных и маленьких детей в огромной степени зависело от наличия достаточного количества не содержащих болезнетворных бактерий молочных смесей и легко усваиваемого детского питания. Государство старалось обеспечить ими через сеть городских и сельских молочных кухонь. Они выдавали молоко младенцам до одного года и маленьким детям от года до трех лет.
82
Filtzer D. The Hazards of Urban Life in Late Stalinist Russia. P. 316–317, fn. 86.
Первые молочные кухни появились в СССР в 1920-е – начале 1930-х гг. Их сеть расширялась вплоть до конца 1930-х гг. К 1939 г. городские молочные кухни в РСФСР обеспечивали молоком 352 000 детей, что было само по себе немалым достижением. В тот же год в городах РСФСР родилось в общей сложности 1,3 млн детей, из которых выжил только 1 млн. И все они нуждались в молоке. По подсчетам руководства советского здравоохранения, треть новорожденных получала молоко через кормление грудью. Таким образом, даже если учитывать, что не все дети, получавшие питание через молочные кухни, формально попадали в категорию младенцев (многие из них на самом деле были старше грудного возраста), молочные кухни являлись основным источником питания для большинства городских детей [83] . Их смысл был не только в снабжении молоком, которого не могли дать матери, но и (при правильной постановке дела) в обеспечении детей незараженным молоком и смесями в летние месяцы. Тем самым можно было значительно уменьшить количество случаев заражения детей летней диареей, которая то и дело становилась основной причиной их смерти в самые жаркие месяцы – в июле и августе.
83
ГА
РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 529. Л. 70; Ф. А-374. Оп. 34. Д. 1540. Л. 5, 31.Довоенные молочные кухни страдали от множества проблем, большинство из которых носило инфраструктурный характер, и первая из них – безопасная поставка молочной продукции. До 1930 г. в Советском Союзе не было молочной промышленности, и даже спустя десять лет, в 1940 г., большая часть молочных поставок из расчета на душу населения приходилась всего на три города – Москву, Ленинград и Ростов-на-Дону. В других же регионах молочные кухни частично снабжали местные молочные заводы, но в основном они полагались на договоренности с совхозами и колхозами, на закупки молока на колхозных рынках или у семей, держащих коров. Это вовсе не означало, что молоко из других источников было небезопасно в сравнении с продукцией крупных молочных хозяйств, но множественность поставщиков в разы усложняла процесс поддержания бактериологических стандартов.
Еще одной проблемой было само состояние молочных кухонь. Многие из них располагались в грязных, не отвечавших санитарным нормам помещениях. Обычным делом было приготовление молочных смесей и детского питания в той же комнате, что использовалась для приема и мытья грязной посуды. Канализация или водопровод с чистой водой были редкостью. До войны некоторые кухни содержали в подвальных помещениях при больницах и детских поликлиниках, что казалось разумным, пока не становилось ясно, что это увеличивало риск для здоровья, поскольку помещения и водопровод там легко подвергались загрязнению вследствие близости к неутилизированным медицинским отходам. Несмотря на всю их очевидную важность, молочные кухни оставались для советской плановой системы малозначимыми, и потому никаких решений по производству специального оборудования и стеклянной посуды для них не принимали. Молочные кухни страдали даже от нехватки базового оснащения – печей, автоклавов, холодильников или холодильных элементов. Им недоставало (это было проблемой и в поздний сталинский период) чистой посуды и контейнеров для раздачи молока и смесей, а потому их приходилось переливать в загрязненные бутылки или другие емкости, которые приносили сами матери. Даже там, где молочные кухни были снабжены необходимым инвентарем, сотрудники не всегда знали, как им пользоваться, а если и знали, то не всегда делали это, соблюдая правила санитарии и гигиены. Причиной тому была элементарная необразованность: сотрудники кухонь, включая прикрепленных врачей и медсестер, не изучали фундаментальных основ гигиены [84] .
84
ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 529. Л. 70–92.
Война не означала, что a priori спрос на молочные кухни будет расти. С одной стороны, уменьшение рождаемости и волна младенческой и детской смертности резко сократили число детей, нуждавшихся в молоке. С другой – потребность в молоке существенно выросла с притоком в тыл эвакуированных детей и наймом на работу огромного числа молодых истощенных матерей, которые в мирное время и при нормальном питании могли бы оставаться дома и кормить детей грудью. Поскольку большинству этих женщин молоко на рынке было не по карману, единственным его источником могли быть только молочные кухни.
Какой из указанных выше факторов оказывал наибольшее влияние на состояние сферы детского питания, мы не знаем. Но знаем, что в начале 1942 г. (до эвакуации детей из блокадного Ленинграда и резкого роста уровня смертности среди грудных и маленьких детей) руководители советского здравоохранения оценивали возможности всех молочных кухонь и яслей в обеспечении населения детским питанием на 36,4 %. По данным Наркомздрава РСФСР, к концу 1942 г., несмотря на расширение сети молочных кухонь, 552 800 младенцев и 1 122 402 детей в возрасте от 12 до 36 месяцев оставались не охвачены яслями или молочными кухнями [85] .
85
Там же. Д. 440. Л. 49; Д. 529. Л. 67, 68.
Ясно, что в условиях войны из-за сокращения производства товаров невоенного назначения, а также ограниченных возможностей для размещения молочных кухонь, функциональность системы детского питания давала сбои из-за тех же изъянов, что и до войны. Тем не менее основной проблемой был уже не устаревший инвентарь или недостаточная стерильность, а простая нехватка молока, сопровождавшаяся дефицитом манной и других мягких круп, таких как рис, которые грудные и малолетние дети могли легко переварить. Кухням приходилось прибегать к различным заменителям, многие из которых были небезопасны. Один из них – солодовое молоко, приготовленное из небольшого количества цельного молока, разбавленного водой в пропорции 1:9 и сдобренного щепоткой муки или сметаны, а иногда просто растительным маслом. Помимо того, что молочные кухни не всегда использовали для приготовления детского питания прокипяченную воду, полученную смесь могли употреблять в пищу лишь подросшие дети. К тому же необходимо учитывать, что ее питательность сама по себе была под большим вопросом. Кормить младенцев этой смесью было нельзя: ее среда была слишком кислотной; смесь становилась опасной для их жизни из-за того, что ее нельзя было пастеризовать, она вызывала рвоту и диарею. Другим заменителем молока было дрожжевое молоко – смесь коровьего молока, дрожжей и масла, которое могло дать детям по крайней мере какое-то количество питательных белков [86] .
86
О солодовом молоке см.: ГА РФ. Ф. 8009. Оп. 21. Д. 44. Л. 18 об., 35, 36 об. Независимо от возможных преимуществ, дрожжевое молоко появилось только к концу
1943 г. Центральный научно-исследовательский педиатрический институт Наркомздрава СССР разработал подробные инструкции по его изготовлению только в октябре 1943 г., см.: Там же. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 2136. Л. 170–172.
Специальное постановление о детском питании от 27 октября 1942 г. определило, что все дети в возрасте до 12 месяцев должны были потреблять 7 л молока в месяц (230 мл в день), а дети от 12 до 36 месяцев – 5 л (165 мл в день) [87] . Но эта планка была недосягаема: в 1942–1943 гг. дефицит молока в тыловых областях стал тотальным. В начале 1943 г. не было ни единого тылового города, который бы не сигнализировал об острой нехватке молока для грудных и маленьких детей. Летом 1942 г. органы здравоохранения Московской области приложили немало усилий для восстановления сети молочных кухонь и специальных детских пищевых станций, достигнув снабжения необходимым объемом молока всех детей до четырех лет. Но уже к осени дальнейшее развитие этой сети прекратилось. «В настоящее время развитие работы молочных кухонь и пищевых станций замедлилось ввиду катастрофически малого количества поступающего молока. Если летом в среднем ребенок в яслях и молочной кухне получал 250–300 грамм молока, то сейчас по 10–15 грамм. На 150200 детей приходится 3–4 литра молока, так в г. Бабушкине получали на 400 детей 20 литров молока, в Пушкине на 350 детей – 15–20 литров молока. В Орехово-Зуеве дети совсем не получали молока, в Балашихе питается с молочной кухни 353 человека детей, получали молока по 2 литра в день. В последнее время стали отпускать солодовое молоко, причем никто не знает его состав, неизвестно для каких детей его можно применять, как его разводить. НКЗ необходимо дать разъяснение по этому вопросу» [88] .
87
Там же. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 570. Л. 32 (Постановление СНК СССР от 27 октября 1942 г. № 1739 «О мероприятиях по улучшению работы органов Наркомздрава и детских учреждений, о медобслуживании детей и усилении питания нуждающихся детей»). Подробнее это постановление рассмотрено ниже в разделе «Лечебные меры».
88
Там же. Д. 1263. Л. 123–125.