Советско-финский плен (1939-1944).По обе стороны колючей проволоки
Шрифт:
Все же большинство военнопленных не сотрудничало с финнами. Они относились настороженно к финской пропаганде или даже, как отмечали и сами финны, не были к ней восприимчивы. Более того, в лагерях и тюрьмах, где содержались советские пленные, существовали подпольные комсомольские и партийные ячейки. Проводились собрания, выпускались и распространялись рукописные листовки.
«Товарищи!
Не поддавайтесь наглой пропаганде белофиннов и их наемной сволочи. Помните, что Родина дороже всего. Пустая болтовня, что нас расстреляют на своей территории. Это только оружие в их руках для вербовки слабохарактерных товарищей. Но мы верим, что среди нас такие не найдутся… Помните, что Родина примет нас как своих сынов, участвовавших в борьбе с белофиннами. Так что лучше смерть, чем измена Родине… Сидя под замком и решетками, мы не падаем духом, мы уверены в победе Красной Армии… Да здравствует коммунизм во всем мире. Да здравствует Сталин».
Хотя партийные и комсомольские ячейки были немногочисленны, но влияние на военнопленных они оказывали. Неслучайно советские пленные переходили границу с возгласами:
«Наконец-то мы вырвались с каторги», «Теперь-то мы дома».
Как
Хотя Финляндия и признавала Женевскую конвенцию о военнопленных, но все же, в нарушение международного права, финские военные власти препятствовали Красному Кресту оказывать гуманитарную помощь военнопленным, также запрещалось получать посылки. Кроме того, финская сторона, в нарушение своих же гарантий советским пленным, отказала Международному Красному Кресту в его просьбе переправить военнопленных в другие страны, мотивируя это тем, что их мало, а финским властям необходимо продемонстрировать миру гуманное отношение к пленным.
Кардинально противоположной точки зрения придерживались сотрудники политотдела УПВИ НКВД СССР в своей работе с финскими военнопленными. В СССР основной упор делался на культурно-воспитательную и политическую работу среди военнопленных, при полном игнорировании вопросов религии. Хотя по своему правовому статусу финские пленные имели право свободно исповедовать религиозные убеждения. Библия и другие предметы религиозного культа не подлежали конфискации на приемных пунктах военнопленных. Однако данных, подтверждающих или опровергающих это, ни в российских архивах, ни в воспоминаниях самих финских военнопленных обнаружено не было. Впрочем, российский исследователь профессор В. Конасов, говоря о Грязовецком лагере, отмечает, что «проявляя служебное рвение, начальство изъяло у военнопленных Евангелие и шовинистическую литературу» [208] . Думаю, что это утверждение вполне соответствует действительности, так как, исходя из задач и целей культурно-просветительской работы среди пленных, можно сказать, что реальная обстановка в местах временного и постоянного размещения финских пленных отличалась от декларированного положения.
208
В. Конасов, А. Кузьминых, 2002. С. 16.
Помимо политической работы в лагерях для финских военнопленных была налажена культурно-просветительская работа. Впрочем, достаточно трудно провести четкую грань между тем, где заканчивалась культура и начиналась политика, — эти две области были очень тесно переплетены между собой в СССР. Однако ситуация, особенно в начале Зимней войны, осложнялась тем, что в лагерях отсутствовала литература на финском языке. Хотя 25 января 1940 года для Грязовецкого лагеря был составлен список книг, в котором, по свидетельству инструктора политотдела Сенкевича, было свыше 30 наименований книг и брошюр общим количеством 101 экземпляр. Наряду с произведениями Бальзака, Джерманетто, Сиадли, Андреса, Толстого, Пушкина, Чехова, Новикова-Прибоя, Горького, Фадеева и других, то есть художественной литературой, в библиотеке, естественно, должны были находиться книги классиков марксизма-ленинизма и советских партийных и государственных деятелей: Маркса, Энгельса, Ленина, Крупской, Молотова, Кагановича, Берии, Микояна и других авторов. Кроме того, в список литературы было включено несколько русско-финских словарей. Однако в этом списке ощущается доминирование книг идеологического содержания — из 31 наименования 18 было политического характера, соответственно из 101 экземпляра 57 принадлежали к последней группе. Впрочем, очевидно, что эти книги не были направлены в Грязовецкий лагерь, так как его начальник в телеграмме от 27 января 1940 года в Москву в УПВИ НКВД все еще просил оказать содействие в приобретении литературы и газет на языке военнопленных [209] .
209
РГВА, ф. 3п, оп. 2, д. 9, л. 13.
К концу февраля ситуация несколько изменилась: в лагерь стали регулярно поступать газеты на финском языке. Но ситуация с библиотекой продолжала оставаться неясной. В докладной записке от 29 февраля 1940 года начальнику УПВИ Сопруненко старший инструктор политотдела УПВИ батальонный комиссар Лисовский отмечал, что в лагере необходимо создать библиотеку на финском языке, однако за две недели до окончания Зимней войны библиотека все еще не была создана. Вероятнее всего, литературу в лагерь направили, если направили вообще, не раньше марта 1940 года, то есть перед прибытием сюда основной массы финских военнопленных в количестве 340 человек из Сестрорецкого и Петрозаводского приемных пунктов.
В распоряжении исследователей есть еще один перечень книг на финском языке, предназначенных для Грязовецкого лагеря, который несколько отличался от предыдущего. Во-первых, количество наименований книг было сокращено до 30. Во-вторых, сократилось и количество экземпляров — со 101 до 38. В-третьих, претерпел изменения список книг, он был пополнен художественной литературой: книгами русских,
советских и иностранных авторов на финском языке — Салтыкова-Щедрина, Тургенева, А. Толстого, Гайдара, Кассиля, Иванова, Н. Островского, Сервантеса, Гете и других. В-четвертых, сократилось количество книг классиков марксизма-ленинизма и советских партийных и государственных деятелей до 11 наименований (14 экземпляров). Так, из списка были исключены книги Ф. Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке», И. Сталина «Письмо с Кавказа» и «Речь на совещании первых комбайнеров и комбайнерок», А Микояна «Вопросы пищевой промышленности в связи со стахановским движением», Н. Крупской «Ленин, как редактор и организатор партийной печати». Наряду с этим, в нем остались и были добавлены такие работы, как: «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и «Крестьянская война в Германии» (Ф. Энгельс), «Классовые бои во Франции в 1848–1850 гг.» (К. Маркс), «Государство И революция» и «Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата» (В. Ленин), «О некоторых вопросах истории большевизма» и «О проекте конституции Союза ССР» (И. Сталин), «Стахановско-Кривоносовское движение» (Л. Каганович) и ряд других. Сокращение данной литературы связано с тем, что из списка были исключены некоторые произведения, не имеющие и не несущие никакой идеологической нагрузки в свете работы с финскими военнопленными. Включенные же книги, очевидно, должны были стимулировать рост сознательности финских военнопленных в свете борьбы за строительство нового, коммунистического общества в Финляндии под руководством Народного правительства О. Куусинена.Вообще же, информация о библиотеке в Грязовецком лагере весьма неполная. Кроме имеющихся в нашем распоряжении списков литературы, утвержденных УПВ НКВД СССР, и данных, приведенных в статьях Т. Малми и Л. Носыревой [210] , других сведений об этой библиотеке, в ходе подготовки данной работы, в российских архивах не обнаружено. Нет упоминаний о ней и в воспоминаниях бывших финских военнопленных.
Вполне очевидно, что создание библиотеки на финском языке было необходимо для проведения просветительской работы среди финских военнопленных, так как каждый человек, с точки зрения советской идеологии, обязан был стремиться к повышению своего культурного и образовательного уровня. С последним, по мнению работников Грязовецкого лагеря, у финских военнопленных дело обстояло не лучшим образом.
210
Talvisodan pikkujattilainen. 1999, ss. 797–798, 808.
Образовательный уровень военнопленных финской армии, содержащихся в Грязовецком лагере в 1940 году:
| Образование | Количество человек |
|---|---|
| Неграмотные | 5 |
| Малограмотные | 78 |
| 1 класс | 16 |
| 2 класса | 43 |
| 3 класса | 38 |
| 4 класса | 310 |
| 5 классов | 1 |
| 6 классов | 81 |
| 5 классов средней школы | 7 |
| Окончившие гимназию | 5 |
| Окончившие учительский семинар | 3 |
| Окончившие лицей | 13 |
| Всего | 600 |
Как видно из приведенной выше таблицы, 13,8 % финнов, находящихся в лагере, были неграмотными и малограмотными, 16,1 % имели начальное образование, 51 % имели образование 4 класса, 14,8 % — окончили пять или шесть классов, и лишь 3,5 % окончили гимназию, лицей или учительские курсы. В связи с этим возникает вполне закономерный вопрос могло ли большинство финских военнопленных самостоятельно прочитать и в полной мере понять и осмыслить книги библиотеки Грязовецкого лагеря?
К большому сожалению, ни в российских архивах, ни в воспоминаниях финских пленных мной не было обнаружено никакой информации о культурно-просветительской работе среди финских военнопленных на приемных пунктах НКВД. Я считаю, что, вероятнее всего, именно из-за краткосрочного пребывания пленных в данных местах политотдел УПВИ не считал необходимым проводить там данные мероприятия, предпочитая сконцентрировать свое внимание на этом вопросе в месте, где было собрано наибольшее количество военнопленных. Однако по указанию политотдела УПВИ среди пленных уже на приемных пунктах проводилась политико-идеологическая работа.
В советских лагерях и приемных пунктах для финских пленных администрация поощряла разговоры на любые темы. Это делал ось для того, чтобы как можно скорее выяснить политическую принадлежность военнопленного и в соответствии с этим заняться его идеологической обработкой. С этой целью регулярно проводилась «разъяснительная работа» по общим вопросам жизни советских и финских людей, устраивались читки газет на финском языке, показ советских кинофильмов с финскими субтитрами. При этом, конечно, давались соответствующие пояснения и комментарии. Однако, как справедливо отмечает профессор В. Конасов, эти кинокартины какого-либо всплеска политических эмоций у военнопленных не вызывали [211] .
211
В. Конасов, А. Кузьминых, 2002. С. 20.