Советско-германские договоры 1939-1941 годов: трагедия тайных сделок

Следует отметить, что, несмотря на радушие, которое царило на второй встрече, лицемерие и фальшь с обеих сторон оставалось непреложным фактом. Это явственно просматривалось, когда обсуждались судьбы Польши, Бессарабии, Финляндии, Прибалтийских государств. Так, например, район Вильно в первой статье секретного протокола был отнесен к сфере интересов Германии, хотя советская сторона была явно заинтересована в нем. Заполучение этого важного в стратегическом отношении района сулило важные военные преимущества: в случае отхождения литовской территории Германии она могла иметь выгодный «выступ», вплотную соприкасающийся с СССР; отчуждение же этой территории советской стороне сулило прямой выход на Балтийское побережье и Восточную Пруссию, что ценно было при перемещении войск с востока на запад. Стороны сошлись на том, что этот вопрос будет решен в скором времени с учетом взаимных интересов. История зафиксирует затем беспрецедентный факт покупки СССР чужой территории за предоставленные ей Германией кредиты.

Договор о ненападении был подписан в 2 часа утра 24 августа, но датирован 23 августа. Советские хозяева в течение того времени, когда готовились чистые экземпляры соглашения, предложили германским партнерам наскоро перекусить прямо в кабинете Сталина, в котором велись переговоры. Под звон бокалов с шампанским усердно произносились «дружеские» тосты и здравицы в честь вождей, высказывались лживые обещания и любезности типа того, как выражался Риббентроп, что Гитлер считает Сталина «очень симпатичным политиком». Каждая из сторон считала себя выигравшей: рейхсминистр был уверен, что Гитлер «обвел Сталина вокруг пальца»; Сталин же, по воспоминаниям Н.С. Хрущева (Никита Сергеевич узнал о подписании договора во второй половине дня после возвращения с К.Е. Ворошиловым с утиной охоты – авт.) «буквально ходил гоголем. Он ходил, задравши нос, и буквально говорил: «Надул Гитлера, надул Гитлера». Что же касается Иохима фон Риббентропа, то он во время импровизированной трапезы «чувствовал себя в Кремле словно среди старых партийных товарищей».

Несомненно, у рейхсминистра были все основания находиться в приподнятом настроении. Ибо и сам характер переговоров, и достигнутые в их процессе результаты говорили о том, что Германия достигла в военно-политическом плане всего, чего она так настойчиво добивалась. Сделанные же советской стороне уступки с точки зрения глобальных планов Гитлера не имели в данном случае абсолютно никакого для него значения. Перед своими единомышленниками фюрер вскорости восторженно восклицал: «Я развязал себе руки на Востоке!», И действительно, дух и сама суть подписанного документа были порукой тому. По причине недостаточной известности для широкого круга читателей мы приводим его без каких-либо купюр.

ДОГОВОР О НЕНАПАДЕНИИ МЕЖДУ ГЕРМАНИЕЙ И СОВЕТСКИМ СОЮЗОМ

Правительство СССР и

Правительство Германии.

руководствуясь желанием укрепления дела мира между СССР и Германией и исходя из основных положений договора о нейтралитете, заключенного между СССР и Германией в апреле 1926 года пришли к следующему соглашению:

Статья I

Обе Договаривающиеся Стороны обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга, как отдельно, так и совместно с другими державами.

Статья II

В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу.

Статья III

Правительства обеих Договаривающихся Сторон останутся в будущем в контакте друг с другом для консультаций, чтобы информировать друг друга о вопросах, затрагивающих их общие интересы.

Статья IV

Ни одна из Договаривающихся Сторон нс будет участвовать в какой-нибудь группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой стороны.

Статья V

В случае возникновения споров или конфликтов между Договаривающимися Сторонами по вопросам того или иного рода, обе сторону будут разрешать эти споры и конфликты Исключительно мирным путем в порядке дружеского обмена мнениями или в нужных случаях путем создания комиссий по урегулированию Конфликта.

Статья VI

Настоящий договор заключается сроком на десять лет с тем, что, поскольку одна из Договаривающихся Сторон не денонсирует его за год до истечения срока, срок действия договора будет считаться автоматически продленным на следующие пять лет.

Статья VII

Настоящий договор подлежит ратификации в возможно короткий срок. Обмен ратификационными грамотами должен произойти в Берлине. Договор вступает в силу немедленно после его подписания.

Составлен в двух оригиналах, на немецком и русском языках в Москве, 23 августа 1939 года.

По уполномочию За Правительство

Правительства СССР Германии

В. Молотов И. Риббентроп

Разумеется, ни Сталина, ни Молотова, ни всю влиятельную обойму их ближайшего окружения в то время нисколько не волновала мысль о том, что с точки зрения морали и международного права совершено величайшее преступление: за спиной народов и государств, вопреки их воли и чаяниям келейно решена их судьба. Другие мысли и чувства обуревали в то время творцов германо-советских соглашений.

Из мемуаров Н, С. Хрущева явствует, что вечером 24 августа Сталин «в очень хорошем настроении» принял высокопоставленных военных и некоторых членов Политбюро. Он счел необходимым проинформировать их относительно подписания с Германией пакта о ненападении. «Где-то в душе, – вспоминал Никита Сергеевич, – мы тогда думали, если Гитлер пошел с нами на контакт, значит мы настолько сильны, что Гитлер не напал на нас, а пошел с нами на договоренность. Подобное толкование причин подписания договора нам очень льстило. Сталин сказал, что обманул их (Гитлера и его окружение – авт.). По его мнению, предстоящая война на какое-то время обойдет нас стороной – она непременно начнется между Германией, Францией и Англией… Гитлер хотел ввести нас в заблуждение,… но перехитрили его мы… Здесь велась большая игра – кто кого перехитрит, кто кого обманет». (Н. Хрущев. Воспоминания. Избранные отрывки. Нью-Йорк, 1982, т. I, с. 36,39; т. II, с.69).

Обуреваемый благостными чувствами, хозяин Кремля распорядился в срочном порядке провести внеочередную сессию Верховного Совета СССР: она собралась 31 августа 1939 года. Без какого-либо обсуждения делегаты единогласно (!) ратифицировали семь дней назад подписанный советско-германский пакт о ненападении. «Презентация» документа была поручена одному из его главных архитекторов – В. Молотову. В своей речи сталинский порученец говорил буквально следующее: «Следует, однако, напомнить о том разъяснении нашей внешней политики, которое было сделано товарищем Сталиным несколько месяцев тому назад на XVIII партийном съезде… Надо сказать, что в нашей стране были некоторые близорукие люди, которые увлеклись упрощенной антифашистской агитацией, забывали об этой провокаторской работе наших врагов. Товарищ Сталин, учитывая это обстоятельство, еще тогда (в марте 1939 года на XVIII съезде ВКП(б) – авт.) поставил вопрос о возможности других, не враждебных, добрососедских отношений между Германией и СССР. Теперь видно, что в Германии в общем правильно поняли это заявление товарища Сталина и сделали из этого практические выводы (Смех). Заключение советско-германского договора о ненападении свидетельствует о том, что историческое предвидение товарища Сталина блестяще оправдалось. (Бурная овация в честь тов. Сталина), …Договор о ненападении между СССР и Германией является поворотным пунктом в истории Европы, да и не только Европы» – заключил свою речь «товарищ» Молотов. («Правда», 1 сентября 1939 года)

Что-что, а уже с тем, что это был действительно «поворотный пункт в истории Европы» и не только ее одной, с откровениями советского наркома можно соглашаться без обиняков.

Разумеется, как уже отмечалось выше, совсем по-иному воспринимал создавшуюся политическую ситуацию Гитлер. Когда утром 24 августа в Берхтесгаден пришла депеша об успешном завершении переговоров, это сообщение вызвало у фюрера приступ маниакально-патологической исступленности, давшей выход его завоевательскому духу. По воспоминаниям присутствующих, он стучал кулаками по стене, вел себя как сумасшедший и кричал: «Теперь весь мир у меня в кармане. Теперь мне принадлежит Европа. Азию могут удерживать в своих руках другие». Своему адъютанту Бюлову он сказал, что только что совершенный шаг «произведет эффект разорвавшейся бомбы». На следующий день, 25 августа, когда около 19 часов вечера фюрер принимал уже в имперской канцелярии (в присутствии Геринга, Вайцзеккера и других) счастливого Риббентропа, он уже был убежден, что «свершил величайший подвит в своей жизни, который затмил собой все прежние успехи во внутри- и внешнеполитических областях».

Как ни парадоксально, один из главных участников и творцов тогдашней «большой игры», граф Шуленбург не считал себя победителем. По воспоминаниям его референта Хервата, он считал подписанный пакт «трагедией»: «Этот договор приведет нас ко второй мировой войне и низвергнет Германию в пропасть». И еще одно знаменательное его высказывание по этому поводу, которое было сделано в узком дипломатическом кругу: «Многие люди поздравляют меня с дипломатическим успехом. Но теперь Гитлер имеет возможность начать войну, которую мы проиграем. В действительности этот договор отпустил тормоза, которые могли бы спасти Германию от сползания в пропасть». Если во время переговоров в Кремле он и питал надежду на то, что заключив пакт, можно предотвратить войну, то откровенное бахвальство Риббентропа совершенной сделкой убеждало его в обратном. Граф обоснованно считал, что сыграв столь важную роль в подготовке и подписании документов, он совершил для себя и Германии трагическую ошибку. Заглядывая на два года вперед отметим, что когда утром 22 июня 1941 года граф зачитывал ноту Германии о начале войны, как вспоминал позднее АЛ. Громыко, его руки дрожали, а на глазах проступали слезы, чувствовалась явная растерянность.