Советско-Вьетнамский роман
Шрифт:
Кроме яростной любви к науке, мать сумела вбить в сына и французский язык, бывший для нее когда-то вторым родным. Приехав из Канады, она считала, что самую лучшую карьеру сын сможет сделать именно там. За годы общения с матерью язык сын выучил. А вот остальная учеба его не блистала. Студентом он посвятил все время попойкам и хулиганству. Дважды за пьяную драку в баре он попадал в полицейский участок. Однажды он сорвал с дверей магазина рождественский венок, притащил к себе в общежитие и повесил на дверях собственной комнаты.
Дональд не любил зануд и зубрил. Он изо всех сил пытался прибиться к хулиганам, и однажды совершил поистине хулиганский поступок. Выпив вечером, осмелевшие юнцы под покровом темноты втроем прокрались на университетский стадион. Там они почти час трудились,
А еще раз на вечеринке он подошел к одной почтенной пожилой женщине в компании своих друзей-оболтусов и, глядя ей в глаза, спросил:
– Ну, и каково это – заниматься сексом после пятидесяти лет?
И опять ректор сумел замять скандал. При помощи Генри Мюррея. Словом, Дональд был весьма разносторонний юноша, и родители в нем души не чаяли. Именно поэтому отец, уже отточивший свой политический нюх, понял, что Дональд может попасть в плохую историю. Из Индокитая тянуло порохом, военные заказы шли один за другим. Его сынок, окончивший университет, вполне мог загреметь в армию, чего отцу, имевшему дело с военным ведомством, страшно не хотелось. Поэтому отец тут же после окончания университета направил его в летную школу Национальной гвардии Техаса.
Мюррей-младший в этой школе делал успехи. Он научился водить поршневой учебный самолет и даже пару раз, с инструктором, поднимал в небо реактивную машину. А также он научился петь непристойные песни и посещать публичные дома с выпивкой.
Вот в таком-то относительно недорогом борделе с ним и произошла неприятная история. Вместе с курсантом Джорджем, сынком нефтяного магната и партийного лидера, тоже скрывавшегося от армии, они немного выпили. Затем выпили еще. А затем поучаствовали в драке и утром оказались в полиции.
Папаша Джорджа срочно ринулся к губернатору штата и что-то шепнул ему на ушко. Джорджа отпустили. А вот папаша Дональда правильных слов не нашел, и Дональд вылетел из Национальной гвардии. Еще не успели высохнуть на его щеках слезы от внезапной разлуки с училищем, как Пентагон ласково заключил его в свои объятия. И Мюррей, пройдя ускоренный курс обучения, получил звание младшего лейтенанта ВВС и отправился на гостеприимную землю свободы острова Фукуок.
Глава 5. Знакомство читателя и лейтенанта Кашечкина с полковником Рузаевым
Кого возьмем с собою? – Вот древняя загадка.
Кто будет командиром? Кто денщиком? Куда
Направимся сначала? Чья тихая лошадка
Минует все несчастья без драм и без труда?
Булат Окуджава. «Агнешке Осецкой»
Служба младшего лейтенанта Василия Кашечкина сразу же началась с боевого крещения. Не успел он прибыть на место назначения, познакомиться с командиром батареи, получить место в офицерском общежитии, как последовал приказ собираться. Их зенитно-ракетный дивизион спешно снимали с дежурства, приводили аппаратуру в походное положение и убирали все ракеты в хранилище. Офицерские жены, обливаясь слезами, пекли мужьям пирожки в дорогу. Весь гарнизон находился в каком-то движении, но это движение означало временную остановку всяческой деятельности. Что же случилось? А случилось то, что регулярно врывается в налаженный быт всякой строевой части – учения. Полк, в котором служил Кашечкин, отправляли на стрельбы в Казахстан.
Конечно, зенитно-ракетному комплексу вовсе не обязательно куда-то ехать, чтобы стрелять по учебным целям. Да и целям, в общем-то, безразлично, где по ним стреляют. Не все равно только окружающим комплекс городам и поселкам, на которые начнут сыпаться обломки ракет и беспилотных мишеней.
Поэтому весь дивизион готовился к отъезду в степь на полигон, где на сто верст вокруг не было ни души.Наконец последовал приказ к выступлению. Дивизион свернули поздно вечером, и уже ночью, под покровом темноты, мощные тягачи поволокли агрегаты к ближайшей станции, на которую подогнали специальный эшелон. Оборудование грузилось всю ночь, а под утро в больших товарных вагонах, служивших прикрытием, уже невозможно было опознать военное имущество.
Ехали двое суток, разгружались опять ночью и утром прибыли на полигон. Сразу после разгрузки Кашечкин начал профилактические работы, после которых его вызвали на командный пункт для обсуждения оперативного плана.
Совещание проводил полковник Рузаев, которого Кашечкин видел впервые. Ходили слухи, что он отличался отличным знанием техники и неистощимой выдумкой по части всяческих тактических приемов. И еще рассказывали, что на его счету были первые боевые стрельбы комплекса. Кашечкин с удовольствием послужил бы под началом этого опытного боевого офицера, но вся беда состояла в том, что именно Рузаеву было поручено инспектировать их полк. Следовательно, все знания и вся смекалка Рузаева направлялись на то, чтобы сделать боевую задачу Кашечкина как можно сложнее.
– Товарищи офицеры! – начал свое обращение Рузаев. – Я прекрасно понимаю, что в ваших руках находится совершенно новое оружие. Вы еще не в полной мере овладели его возможностями. Поэтому первая часть учений будет организована стандартно. Мы начнем со стрельб по одиночной мишени. Может быть, это будет высотная или скоростная цель. Но все же ничего сложнее одиночного сверхзвукового истребителя мы сбивать не будем.
Кашечкину стало грустно. Если уж проверяющий считает высотный скоростной истребитель простой целью, то у него явный перегиб учебно-тренировочного рвения. Это какую же цель придумает полковник Рузаев в качестве сложной? У Кашечкина при одной мысли о такой цели противно засосало под ложечкой. А еще он вспомнил, как на каждой политинформации политрук напоминал им об огромном труде, вложенном в ракету. Политрук напоминал о необходимости повышения точности стрельбы и всемерной экономии боезапаса. И в конце каждого политзанятия говорил о недопустимости промахов и неэкономного расходования ракет.
– Стрелять будем много, – продолжал тем временем Рузаев. – Сейчас мне напомнят об экономии боезапаса. Да, конечно, в армии каждый патрон на счету, не говоря уже о ракетах. Так вот, на этих учениях экономить не будем!
Рузаев стукнул кулаком по столу так, что зазвенел графин.
– Эта экономия может дорого обойтись нам во время войны. Мы с вами не в царской России, а в свободном социалистическом отечестве. В качестве исторической справки хочу напомнить о том, что перед Цусимским сражением царская эскадра из экономии ни разу не практиковалась в стрельбе боевыми снарядами. К чему это привело, всем известно. Мы будем действовать иначе!
Рузаев откашлялся и продолжил:
– Мы должны, конечно, изучать теорию, но надо овладеть и всей практикой боевых стрельб. Поэтому в конце учений попробуем отразить налет группы целей под прикрытием интенсивных помех. И в заключение – марш-бросок на запасную позицию.
В воздухе раздался тихий стон. При стрельбе в помехах неизбежны промахи, и командование припомнит им улетевшие «в молоко» ракеты. Да и за снижение процента попаданий никто по головке не погладит. А уж марш-бросок был и вовсе неожиданным сюрпризом. Конечно, по уставу каждый дивизион имел запасную позицию. И каждый дивизион маскировал ее. Но дивизион – это целый поселок, с офицерскими женами, детьми, хозяйством и скарбом. На запасной позиции зеленел огород, на задворках казарм весело хрюкали свиньи. Чтобы услаждать взгляд начальства, городок оборудовали асфальтированным плацем, дорожками, белеными казармами. Городок был чист, подтянут и виден с воздуха, как мишень. А уж о том, чтобы поднять на ноги этот табор вместе со свиньями и плацем в установленное время и переселить его на запасные огороды, страшно было и подумать. Здесь, в степи, скарба, детей и живности не было. Но были тяжелые сборы, движение на собственной тяге и развертывание комплекса.