Советско-Вьетнамский роман

– Ай-хо! – выдохнул Тхан Донг, – где вы научились так стрелять?

– Я всю войну прошел, от начала и до конца. В разведке служил. Понимаете, что это значит? С сорок первого по сорок пятый. И остался жив. Вот повоюете сами, узнаете.

– А можно так научиться?

– Кто жив останется, то научится.

Рузаев отдал Кашечкину пистолет и начал убирать свой в кобуру.

– Товарищ комбат, вас тут бойцы спросить хотят, – обратилась к нему Фан Ки Ну.

– Да, переводи.

– Они спрашивают, это вы будете командовать их силами ПВО?

– Не всеми ПВО, конечно. Только этой батареей.

Оглушительным радостным криком встретили все солдаты и командиры этот ответ.

– Товарищи говорят, что с таким командиром они легко победят янки и их сайгонских прихвостней.

– С хорошими бойцами все получится, – кивнул Рузаев, – давайте уж я вам еще кое– что покажу. Есть у вас ненужная шляпа?

Прекрасная конусообразная шляпа из рисовой соломы тут же оказалась у него в руках.

– Нет, эту жаль. Старую дайте.

– Берите, берите, – торопливо закивал Тхан Донг, дрожа от радостной возможности услужить такому человеку.

– Ну что ж, давайте. Кашечкин, отойдите метров на пятнадцать и подбросьте.

Кашечкин, однажды видевший этот трюк, взял шляпу и отошел.

– На счет «три» бросайте, – скомандовал Рузаев, – раз, два, три!

Кашечкин ловко кинул шляпу в воздух, и она, кружась, полетела через просеку. Рузаев несколько раз выстрелил, и при каждом выстреле из шляпы летела пыль и клочки соломы. В летящий предмет легко попасть из дробовика, но не из пистолета, и вьетнамцы, знавшие это, замерли от восторга. Но выразить восторг им не дали.

– Тяо как донг ти⁸! – внезапно раздался голос Шульца, говорившего по-вьетнамски.

– Товарищи офицеры, – Шульц перешел на русский язык, – я вас там жду, а вы – здесь.

Вьетнамцы загалдели, но Шульц твердо развернулся и повел Рузаева с Кашечкиным назад, в расположение части.

– Товарищи, – сказал он, когда они отошли достаточно далеко, – что за несерьезное отношение к делу.

– Это серьезное отношение. Это проверка боевого состава.

– И шляпа тоже?

– Со шляпой погорячились. А вообще, боец должен доверять командиру.

– Это же просто технический персонал и приданные части. Всего-навсего рабочие и боевое охранение. Им и оружие-то не понадобится.

– Товарищ Шульц, что-то вы слишком пренебрежительно относитесь к личному составу, – Рузаев остановился, – не по-коммунистически как-то.

– Я здесь уже два года, а вы порядков местных не знаете, – зло ответил Шульц, – а если бы вы опозорились? Кто бы вас выручил?

– Товарищ комбат не опозорился бы, – не по Уставу встрял в разговор Кашечкин, – товарищ комбат, между прочим, чемпион южноуральского округа по стрельбе.

– Это верно? – переспросил Шульц.

– Да, – кивнул Рузаев.

– Что ж, вопрос исчерпан. Пойдемте обедать.

Они вышли из сплошных зарослей к домикам. Внезапно Рузаев замер, пораженный.

– Что это?

– Где? – не понял Шульц.

– Да вот же! – Рузаев показал пальцем на задворки и зашелся в диком хохоте.

Посмотрев в указанном направлении, фыркнул и Кашечкин.

– Да, постарались вьетнамские товарищи, – сухо улыбнулся Шульц.

На месте выгребной ямы красовалось новенькое, чудовищное в своей монументальности сооружение. Это была не фанерная будочка, как предполагали офицеры. Это была крепостная стена, сложенная их крупных булыжников, залитых свежим бетоном. Стена была полуметровой толщины и диаметром метра четыре, не меньше. Но самым смешным было то, что этот монстр скрывал человека только до пояса, а выше все оставалось на виду.

– Да, – протянул Вася, обходя это фортификационное сооружение вокруг, – и ведь всего за полдня соорудили!

– Старались товарищи, – отметил Рузаев.

– А это что? – удивился Кашечкин.

И действительно, сооружение представляло собой не замкнутый круг, а нечто вроде полукольца. С одной стороны закрытое, оно зияло с другой стороны широким, как ворота, проемом. Проем этот смотрел прямо на окна женской казармы.

Сзади подошли Тхан Донг и Фан Ки Ну.

– Товарищ Тхан Донг спрашивает, все ли хорошо сделали? – перевела Фан Ки Ну.

– Да, спасибо. Товарищи благодарят, – по-вьетнамски ответил Шульц.

– А что, повыше нельзя? И дверцу вместо дырки? – спросил было Кашечкин, но Рузаев быстро вмешался.

– Не надо переводить, мы сами все уладим.

– А на мой взгляд, очень хорошо сделали, – заметила Фан Ки Ну, – ваш домик полностью закрыт, и вас никто не будет тревожить.

– А мы? – Кашечкин не мог молчать.

– О, вы нас абсолютно не тревожите. Нам даже приятно, – Фан Ки Ну улыбнулась, – пойдемте обедать.

***

Столовая для гостей представляла собой плетеную хижину, рядом с которой находился очаг с вмурованным в него котлом. Ели вместе за деревянным столом. Рузаев наклонился и выловил откуда-то из-под стола бутылку настоящей пшеничной водки.

– Вот так! – прокомментировал он, – надеюсь, все будут.

– У меня только одна и есть, – смутился Кашечкин.

– Товарищ! Хоть у вас мама и опытная, – Рузаев ловко разлил водку по пяти чашечкам, – но и я путешественник бывалый. Это личные запасы. Ну, за хорошее начало!

Чокнулись и выпили. Шульц и Рузаев только крякнули, а Тхан Донг поперхнулся и полез руками в блюдо с рисом. Глядя на это, Рузаев снова нырнул под стол. На это раз у него в руках был настоящий кирпичик черного хлеба.

– Режьте, – вздохнул он, – от сердца отрываю.

Обрадованный Шульц, уже два года не видевший настоящего русского хлеба, схватил огромный штык-нож и начал кромсать им буханку на толстые ломти. Выпили еще раз и закусили.

– Плохо, стаканов нет, – заметил Рузаев.

– Зато чашки хорошие!

Тхан Донг, Рузаев и Шульц пили крупными глотками, причем вьетнамец заметно охмелел. Кашечкин и Фан Ки Ну отхлебывали по чуть-чуть, и их обоих одинаково передергивало.

– Ничего, привыкай, – Рузаев хлопнул Кашечкин по плечу, – на фронте это называлось «наркомовские сто грамм». Наркомовские, понял?

– Не надо привыкать, – заметил Шульц.

– Почему? – удивился Рузаев.

– Здесь водки нормальной нет. Табак есть, чай есть, а водки нет. Не умеют делать.