Советско-Вьетнамский роман

– Эй, парень, – прохрипел Мюррей, – не надо. Будем жить мирно. Я жить хочу, и ты хочешь.

Вьетнамец что-то быстро залопотал, а потом махнул рукой вниз. Мюррей посмотрел туда и увидел, что по склону к ним бежит целая рота вьетконговцев. Но вид этой толпы нисколько не напугал его. Наоборот.

– Эй, желтый, думаешь, твои ребята вытащат нас?

Вьетнамец не понял, проследил за взглядом и быстро-быстро закивал. Однако солдаты резко остановились, вскинули оружие, начали стрелять в воздух. И опять на них навалился чудовищный рев самолетов.

– Нет, не надо! – закричал Мюррей. Но самолеты его не слышали. Сигара напалмовой бомбы сорвалась и полетела прямо на поляну.

Мюррей и сам не понял, как остался жив. Вокруг горела земля. Горели люди. Горело все, даже вода в лужах. И хотя на него не попало ни капли напалма, Мюррей чувствовал, как страшный жар стягивает кожу, как дымится комбинезон. Рядом кричал и кричал раненый вьетнамец. А самолеты все летели и летели. Мюррей остро осознал, что они не могут сесть, и в их задачу вовсе не входит его спасение. Они прилетели убивать. Они не предназначены для спасения. Они предназначены для уничтожения.

Вокруг все умерло. Только выжженная земля. И стоны вьетнамца, который все не мог умереть. А потом самолеты улетели. Вьетнамец затих. Напалм догорел. Мюррей остался один.

– Ублюдки! – прошептал он. – Будьте вы прокляты!

А потом прилетели мухи. Мюррей рад был бы потерять сознание, но не мог. А мухи жужжали и кусали.

И Мюррей запомнил выжженную землю, вьетнамца, самолеты и мух. Запомнил руки вьетнамцев, которые несли его в деревню, положив на подстилку из рисовой соломы.

***

А потом пришел вьетнамский врач. Он снял с Мюррея комбинезон. Промыл и приложил мазь к ожогам.

– Sava bien²⁶! – доктор накрыл рану марлевым тампоном.

– Parle vous francais²⁷? – Мюррей удивленно поднял брови. – Вы говорите по-французски?

– Немного говорю, – доктор кивнул.

– Ноги. – Мюррей повел глазами вниз.

– Да. Сейчас будет больно.

Доктор взялся мягкими пальцами за ноги лейтенанта и начал прилаживать к ним лубки. Дикая боль пронзила Мюррея.

– О Боже! – вскрикнул он на полузабытом языке матери, и, чтобы не слышать боли, начал быстро-быстро говорить.

– Я сам из Калифорнии. А мать меня языку учила, хотела, чтобы я говорил. Думала, пригодится. Пригодилось. Сейчас. Ой, больно! – Мюррей громко вскрикнул.

– На, выпей! – доктор поднес к его губам чашку с пахучим травяным настоем.

Мюррей выпил. Голова у него закружилась, но болеть стало меньше.

– Доктор, а откуда ты язык знаешь?

– Мы со всеми воевали. Всегда воевали. Здесь французы были. Я у них учился, – с этими словами доктор начал привязывать лубки.

– О Боже! Матерь божья! Да что же ты там делаешь! Оставь мои ноги, не вправляй, в больницу вези. Не могу я больше, ты мне кости неправильно сложишь. Поехали в госпиталь.

– Госпиталь? – удивился доктор. – Это и есть госпиталь.

– Это дыра! – вскрикнул Мюррей. – Нужен европейский госпиталь, нужны лекарства.

– Лекарства были, – кивнул доктор, – были. А потом прилетели ваши и все разрушили. Лекарств нет, травы есть.

– Ну, поехали к вашим. В плен поехали!

– Не на чем. Все разбомбили.

– Я же тут сдохну!

– Сдохнешь, – кивнул доктор, – если захочешь. Раны не смертельные, но если захочешь, можешь сдохнуть.

– Дерьмо! Что же делать?

– Война, – покачал головой доктор, – это война. На войне как на войне. Люди друг друга убивают. Вот и тебя убили.

– Сволочи, я не хочу! – Мюррей застонал. Ногу дернуло жуткой болью.

– Это война. – Доктор прикрыл его ноги простыней.

– Будь проклята эта война. – Мюррей скрипнул зубами.

– Да. Наш народ устал от войны, – одобрительно кивнул доктор.

– И я. И я не хочу воевать. Не хочу. Надоело.

– И мне надоело. Я уже десять лет воюю. – Доктор налил в чашку еще какого-то снадобья и философски продолжил:

– Раньше солдаты ходили, стреляли. Теперь вот летают. А все равно убивают.

– И нас убивают. Мака убили.

– Это бывает, – доктор меланхолично помешал снадобье в чашке. – У меня тоже жену убили и сына убили.

– Воевал?

– Нет. Лечил. Там, на складах. Склады сожгли. Деревню сожгли. Сына сожгли. Огонь вылили с неба.

– Напалм, – уточнил Мюррей, вспомнив, что сам следил, как на подвеску цепляли огромные сигары-баки.

– Да, – доктор кивнул. – И тебя этим же напалмом жгли. Тоже мог сгореть.

– Мог, – подтвердил Мюррей.

– Будешь воевать, можешь сгореть.

– Я не буду воевать. Не хочу. А знаешь, старик, есть на свете страны, которые никогда не воевали? Есть такая страна – Австралия.

Мюррей закрыл глаза, вспоминая рассказ Джойса.

– Зеленая страна. Я туда поеду.

– Зачем? – удивился врач, – можешь и у нас остаться.

– У вас? – не понял Мюррей, – воевать? Я овец хочу пасти, молоко пить по утрам. А у вас война.

– Эх, парень, – врач покачал головой, – да если бы ты сюда приехал овец пасти, а не бомбы возить, тебя бы совсем иначе встретили. Знаешь, какая у нас красивая страна, когда нет войны? Знаешь, как у нас хорошо? Мы бы и тебя в гости пригласили, и ты бы хорошо пожил. У нас – пляжи, океан и солнце.

Мюррей до боли зажмурился, и перед глазами у него встала стена пламени.

– В гости хочу. На пляж под пальму. К овцам. Я больше не буду воевать!

– Уверен? – усмехнулся доктор. – Значит, почти выздоровел.

– Дерьмо! – выругался Мюррей. – У тебя же лекарств нет.

– Нет, – согласился доктор, – но есть трава.

– Да что твоя трава может!

– Тогда возвращайся к своим. Воевать будешь.

– Не издевайся!

– Завтра сюда колонна придет из Вая. Могут забрать тебя. Если не сожгут ее.

– А если сожгут?

– Здесь сдохнешь, – философски заметил доктор. – Ты ведь хотел.

– Не хочу я сдохнуть! – Мюррей откинулся на подушку из соломы. – Я жить хочу!