Советско-Вьетнамский роман
Шрифт:
– Не помню, – признался Кашечкин, – я тогда маленький был.
– Немцы в войну первым делом столицу с воздуха громили. Всю авиацию в бой бросали и устраивали показательную бомбежку. Мадрид бомбили, Лондон бомбили. А вот Москву не смогли. А знаешь, почему немцы не бомбили Москву в войну?
– Применение средств ПВО! – отрапортовал Кашечкин.
– Правильно, – заметил Шульц. – Твой друг Рузаев не дал. Георгий Семенович был против, вот они и не бомбили. Кстати, снова поступаешь под его командование. Доволен?
– Доволен. Товарищ полковник – замечательный командир.
– Добро. Вот его вьетнамские
Шульц повернулся к столу и взял с него зеленую папку.
«Командование народно-освободительной армии выражает благодарность лейтенанту Василию Семеновичу Кашечкину…» – начал читать Шульц, – Нет, это не то. Это они орден тебе требуют. Такой же, как у Рузаева. Впрочем, я отвлекся.
– Орден? – Кашечкин оторопело посмотрел на Шульца.
– Ну да. Я поддержал. Но не задирай нос, приказа еще не было.
– Мне, орден?
– Тебе. По просьбе вьетнамских товарищей и по моему личному ходатайству. Кстати, Рузаеву вчера орден Красной Звезды вручили. Не знал? Вчера его все поздравляли, но и сегодня тоже поздравить можно. Так вот, товарищи награжденные и представленные, дело в том, что битва за небо еще далеко не закончена. Ожидается воздушный штурм столицы социалистического Вьетнама по тому самому плану и методу, которые предназначались для Москвы. Знаешь ли ты, любезный друг, что американцими уже разработан план атомной бомбардиторки Москвы, и на полном серьезе решают, удастся им этот план или нет. Атака силами стратегической авиации. Думаю, ты с этими силами познакомился?
– Так точно, – ответил Кашечкин. – Позавчера имел контакт.
– Слышал, – кивнул Шульц. – Ну и как результат?
– Один-один, – вспомнил Кашечкин шутку Горы.
– То есть? – не понял Шульц.
– Слегка мы их, слегка они нас.
– Да. Там вы были один на один. А здесь будет столкновение армий, стратегической авиации США и Советских ракетных войск. Знаешь, что мы на линии Ханой-Хайфон организуем эшелонированную оборону, как вокруг Москвы? Это тайна. И сюрприз.
– Думаете, будет большое сражение?
– Будет, – кивнул Шульц. – Американцы, пока не проиграют, за стол переговоров не сядут. Знаешь, кто должен должен окончательно сбить с них спесь?
Кашечкин промолчал.
– Ты. Вы с Рузаевым. И еще два десятка советских специалистов. Поэтому приказываю…
И тут дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял Рузаев.
– Здравия желаю, товарищ полковник! – твердо отрапортовал он.
– Здравствуйте! Вот, возвращаю вам подчиненного.
Рузаев подошел к Кашечкину, молча и крепко обнял его. С минуту они стояли молча, обнявшись. Грудь Кашечкина уколол новый орден.
– С наградой вас! – Кашечкин отстранился и посмотрел на рубиновую звезду.
– А, это! Да, я теперь при ордене.
– Заслуженно, заслуженно! – кивнул Шульц, – снова отличились! Теперь пленного взяли!
– Кстати, его допросили? – поинтересовался Рузаев.
–Ага, допросили! – Шульц усмехнулся, – потрясающая личность. Говорит только свое имя и табельный номер.
– Им так положено. В плену называть только свое имя. И ничего больше.
– Нет, – Шульц помотал головой, – этот бы и еще что-нибудь сказал,
если бы знал!– Почему вы так думаете?
– Да вот товарищ Тхи Лан его все же разговорил. Он и номер части назвал, и перемещения ее описал. А дальше ничего сказать не может. Где бой был, спрашиваем, у какой реки? Молчит.
– Скрывает?
– Нет! Не знает! Вообще географии не знает! Представьте себе, воюет во Вьетнаме, а в каком полушарии этот самый Вьетнам находится – не знает. Карту читать не умеет. Считать до ста и писать, конечно, может. А вот попросил я его 120 на 4 разделить, так это он уже затрудняется. Говорит, колледж не кончал.
– Может, притворяется? – удивился Рузаев, – может, с ним пожестче надо?
– Ну да, – снова усмехнулся Шульц, – конечно! Он тут, знаете, на что жалобу подал? На то, что его, американца, содержат так же, как местного жителя. Что паек у него не как у американского солдата, а как у солдата вьетнамского. А голодом морить пленных, мол, негуманно. Издевательства над пленными запрещены.
– А он дествительно голодает?
– Как мы с тобой. Получает нормальный паек риса и хлеба, и орет, что сдохнет без гамбургеров и колы. Вьетнамцам надоело его допрашивать, так они его и послали на восстановительные работы. Как мы немцев после войны. Пусть восстановит то, что разрушил. Знаешь ведь, что их пленные о зверствах вьетнамцев все уши прожужжали. Мол, работать их заставляют, как вьетнамских крестьян, и кормят, как сами вьетнамцы питаются. Жестокость чудовищная.
– Это называется трудовым воспитанием, – заметил Кашечкин.
– Теперь полковник Рузаев не только герой, но и воспитатель.
– Хотел я тут вам, Георгий Семенович, боевую задачу поставить, да, наверное, сейчас не время, – усмехнулся Шульц, – Этот юноша собирался вас поздравить.
– Добро, – кивнул Рузаев, – пошли ко мне. У меня немного жидкости осталось. Герман Генрихович, идемте с нами.
– Не могу, – развел руками Шульц, – меня полковник Тхи Лан дожидается. И опять об увеличении поставок говорить будет.
– Знаете что, – усмехнулся Рузаев, – у меня есть идея отвлекающего маневра. Тхи Лан не устоит…
***
Ровно через час в гостиничном номере Рузаева собрались четыре офицера, три советских и один вьетнамский. Они выпили. Сначала за орден Рузаева. Затем за то, чтобы орден получил Кашечкин. Затем закусили. Затем выпили за мир во всем мире. Затем еще раз закусили и снова налили.
– Ну, товарищи, давайте выпьем за то, чтобы все остались живы, – предложил Шульц.
– Да вы что, разве это тост? – удивился Рузаев.
– А как надо, по-вашему?
– За победу. За нашу победу! За победу нашей великой Родины!
– Ну да, это все патетика! – усмехнулся Шульц. – До Союза тысячи километров. Позади все же Ханой, а не Москва.
– Ошибаетесь, – Рузаев отставил стакан с водкой в сторону. – Ошибаетесь. Мы сейчас и Москву защищаем, и Ленинград, и Киев, и всю Россию. Если мы сейчас не покажем им силу нашего оружия, после Ханоя будет Москва. Поднять воздушную армаду с атомными бомбами, и вперед. Они сейчас на примере Ханоя проверяют нас и попробуют план уничтожения Москвы. А а мы покажем, что ни один их самолет до Москвы не долетит. Ни один. Как этот!