Советсткие ученые. Очерки и воспоминания

Из журналистов, ожидавших в то утро разговора с Гагариным, мне запомнились Н. Денисов из «Правды», Г. Остроумов из «Известий». Позже, кажется, подъехали П. Барашев и В. Песков из «Комсомольской правды», но я их уже не увидел. Жесткое расписание дня заставило двигаться дальше.

И вот мы снова в воздухе. Летим на двух вертолетах Ми-4 к месту посадки «Востока» — на левом берегу Волги, у деревни Смеловки (подходящее название для конечного пункта космического полета!) Терновского района, километрах в двадцати юго–западнее Саратова.

Потом мы вернемся на этих же вертолетах на аэродром, где стоят наши «Илы–четырнадцатые», снова пересядем в них и двинемся в Москву.

…В Москву мы прилетели уже к вечеру. Подрулили в какой–то угол в стороне от Внуковского аэровокзала, так как площадка перед ним была занята: на ней сооружали трибуну, украшали фасад здания аэровокзала лозунгами, флагами, портретами, размечали на бетоне какие–то линии. Эти загоревшие (с курорта они прилетели, что ли?) усталые штатские в не очень отутюженных пиджаках всем только мешали. В самом деле: аэропорт готовился к встрече первого в мире космонавта, а тут вертятся под ногами всякие!..

«Всякие» попрощались друг с другом. Попрощались очень тепло: у них, у всех, говоря словами поэта М. Анчарова, остался «позади большой перегон». Те, кого встречали служебные машины, быстро разобрали «по экипажам» тех, кого машины не встретили. Меня позвал в свой ЗИЛ-110 Королев, подвез до дома, а когда я вылезал из машины, крепко пожал руку и, смотря прямо в глаза, сказал: «Спасибо!»

Меня нередко спрашивают, какие награды я получил за участие в подготовке первых полетов человека в космос, и я каждый раз вспоминаю прежде всего королевское «спасибо».

Но все это было уже вечером.

А пока мы летим на вертолетах к месту посадки «Востока»…

Берег Волги. Широкий заливной луг, от которого крутой стенкой поднимается тянущийся вдоль реки пригорок. На его вершине небольшая круглая ямка, выдавленная в грунте приземлившимся космическим кораблем.

В нескольких шагах–сам корабль, откатившийся после первого касания немного в сторону. Он обгорел с одного бока, того, который находился спереди при входе в плотные слои атмосферы. Вместо сброшенных перед посадкой крышек люков — круглые дыры. Здесь же рядом, на желтой прошлогодней траве, бесформенная куча материи — сделавший свое дело парашют.

В обгоревшем шаре «Востока» мне видится что–то боевое. Как в только что вышедшем из тяжелого сражения танке. Даже дыры от люков вызывают ассоциации с пробоинами.

А кругом зеленая, весенняя степь, видимая с этой высоты, наверное, на десятки километров.

Если специально искать место для сооружения монумента в честь первого полета человека в космос, вряд ли удалось бы найти более подходящее! Впоследствии так и было сделано: здесь действительно установили обелиск — точно там, где «Восток», приземляясь, выдавил в грунте маленькую лунку.

…Королев отошел немного в сторону и несколько минут простоял молча.

Смотрел на корабль, на волжские просторы вокруг…

Потом провел рукой по лбу, надел шляпу, круто повернулся к группе окруживших корабль людей и принялся кому–то выговаривать, кому–то что–то поручать, отменять, назначать сроки… Словом, вернулся в свое нормальное рабочее состояние.

До полета «Востока-2» оставалось неполных четыре месяца…

Ярослав ГОЛОВАНОВ Конструктор огня [24]

24

Комсомольская правда, 1978, 2 сентября.

В начале мая 1919 года химик Николай Иванович Тихомиров написал письмо управляющему делами Совета Народных Комиссаров В. Д. Бонч–Бруевичу. «Позволю себе побеспокоить Вас по делу огромной важности для республики», — говорилось в письме. Тихомиров просил рассказать товарищу Ленину об изобретенных им реактивных минах. Ответом на письмо было решение создать при военном ведомстве «Лабораторию для разработки изобретения Н. И. Тихомирова». За без малого десять лет своего существования лаборатория эта, перебазировавшаяся в Ленинград, вывеску свою переросла и была наречена более общо: «Газодинамической лабораторией» — ГДЛ.

Академик В. П. Глушко

Случилось это в июне 1928 года, домой к Тихомирову пришел молодой человек, только что окончивший Ленинградский университет. Старый химик читал его работу — проект нового космического корабля, гелиоракетоплана, использующего для своего полета солнечную энергию. Сама идея была не нова, но технически воплощалась весьма оригинально. Солнечные батареи, расположенные в виде диска, давали электрическую энергию кораблю, помещенному в центре. Вся конструкция напоминала внешне те самые «летающие тарелочки», о которых теперь столько спорят. Ток высокого напряжения шел в камеру двигателя космического корабля, куда подавалось твердое, в виде тонких проволочек алюминия, никеля, вольфрама, свинца, или жидкое, в виде ртути или электропроводящих растворов, топливо. Сильный электрический разряд приводил к тепловому взрыву. Такой тепловой взрыв исследовали зарубежные ученые: Шустер, Гельмзалех, Андерсон, Смит, но никто из них не додумался применить этот эффект для ракетного двигателя. А между тем расчеты показывали, что истечение продуктов этого взрыва может происходить со скоростями, во много раз большими, чем при самых эффективных химических реакциях. Речь шла о новом типе ракетного двигателя — электрическом ракетном двигателе, ЭРД.

Увлечение межпланетными полетами старый химик отнес за счет молодости автора проекта, но идея двигателя была настолько свежа и оригинальна, что Тихомиров пригласил изобретателя ЭРД на работу в Газодинамическую лабораторию. Мог ли Николай Иванович думать тогда, что электрические ракетные двигатели через тридцать пять лет будут стоять на космическом автомате «Зонд-2», а их молоденький изобретатель — Валентин Петрович Глушко — станет академиком? Вряд ли. Тогда он положил молодому специалисту скромный оклад и сказал:

— Начнете работать с 15 мая…

Везет Одессе: и в ракетных делах сумела–таки она прославиться! В замечательном этом городе, который у нас как–то по–особенному любят и выделяют среди других замечательных городов, прошла юность Королева, здесь родился Глушко; Сергей Королев жил на Платоновском молу в порту, Валентин Глушко — на Ольшевской улице. Вряд ли они встречались где–нибудь, во всяком случае, ни тот, ни другой не помнят такой встречи, а тут еще разница в возрасте — Валентин был на целых два года моложе — в детстве это огромная величина! Да и устремления у двух этих одесских мальчишек были разные: Сергей увлекался авиацией, Валентин — астрономией. Сейчас это покажется странным, но в те годы идея космического полета была более близка астрономам, чем авиаторам. Космонавтика скорее рисовалась как будущее астрономии, чем авиации. Может быть, поэтому юному Королеву не пришло в голову написать Циолковскому письмо, а Глушко написал.

«Глубокоуважаемый К. Э. Циолковский! — писал 15-летний Валентин. — К Вам я обращаюсь с просьбой и буду очень благодарен, если Вы ее исполните. Эта просьба касается проекта межпланетного и межзвездного путешествия. Последняя меня интересует уже больше двух лет. Поэтому я перечитал много на эту тему литературы.

Более правильное направление получил я, прочтя прекрасную книгу Перельмана «Межпланетные путешествия». Но я почувствовал требование уже и в вычислениях. Без всяких пособий, совершенно самостоятельно я начал вычислять. Но вдруг мне удалось достать Вашу статью в журнале «Научное обозрение» (май 1903 г.) «Исследование мировых пространств реактивными приборами». Но эта статья оказалась очень краткой. Я знаю, что есть статья под таким же названием, выпущенная отдельно и более подробная, — вот что я искал и в чем заключается моя просьба к Вам.