Совок 11

— Почему комсомольский? — чтобы собраться с мыслями, вильнул я хвостом в сторону, меняя тему.

— Потому что начинал он с должности освобожденного комсомольского секретаря на железной дороге, — пренебрежительно ухмыльнулся товарищ Матыцын, — Давно было, но я хорошо помню, что он еще только от остановки шел, а у нас в райкоме девки из машбюро уже носы зажимали, — явно сгущая краски, презрительно упомянул Второй секретарь наташкиного отца.

— Почему зажимали? — примериваясь к уже четвёртому икряному излишеству, равнодушно спросил я, — Сергей Степанович настолько сильно потел? А когда потел, то вонял?

— Не знаю, как он потел, но, что вонял, это истинная правда! Креозотом от него за версту несло! Он освобождённым секретарём на шпалозаводе тогда работал. А ты, Корнеев, прекращай мудить, ты мне зубы не заговаривай! Давай, рассказывай, кто тебя на меня подтравливал? На дурака ты вроде бы не похож и раз дело против меня слепил, значит, понимание имеешь, откуда там ноги растут!

С сожалением отведя глаза от номенклатурных закусок, я принялся вводить партию коммунистов в лице товарища Матыцына, в заблуждение.

— Напоминаю вам, что мне не проверочным материалом это дело передали, а уже возбужденным! — без какого-либо лукавства начал я оправдываться и переводить стрелки от себя.

— И твари эти бессовестные, которые на меня клеветнические показания дали, тоже сами к тебе пришли? Без приглашения?! — со злой ухмылкой и вполне резонным вопросом отреагировал на мою правду партийный вождь.

— Нет, Валентин Павлович, сами они ко мне не приходили, — не повёлся я на ехидную провокацию, — Там всё еще хуже было! Каждый раз после моего допроса все те фигуранты, что дали на вас изобличающие показания, потом еще и покаянные письма мне передавали! После чего все эти люди почему-то бесследно исчезали! У меня такое впечатление сложилось, что кто-то очень сильно не хотел и по сей день не хочет, чтобы между ними и вами очные ставки проводились! А один фигурант, который самый главный, так тот и вовсе в камере повесился! — спокойно и несуетно ответил я. — По максимуму вас загрузил и сразу же повесился!

— Это ты про технолога с ликёро-водочного? — проявил осведомлённость товарищ Матыцын.

— Точно так, это я про главного технолога Николая Тихоновича Шалаева! — подтвердил я его безошибочное предположение. — Очень уж он старался вас закопать своими показаниями, Валентин Павлович! А потом, когда он разоблачил вас, то сразу же и самоубился. Только сделал он это как-то очень уж странно! Против всех правил судебной криминалистики и даже законов всемирного тяготения!

— Как это? — незамедлительно оживился хозяин кабинета, — Ты, Корнеев, что этим сказать хочешь?

— Я, Валентин Павлович, хочу сказать, что слишком уж неправильно он повесился! — начал я охотно объяснять все несоответствия оболганному партийцу, — Когда человек без посторонней помощи вздёргивается, у него совсем по-другому след от петли отпечатывается на шее. Странгуляционная полоса должна быть расположена от подбородка к затылку. Конечно же, если этот человек, как все нормальные самоубийцы, вешается.

Заметив, что Матыцин слушает меня очень внимательно и очередным попрёком перебивать меня не намерен, я тут же воспользовался его заинтересованностью. И взял с тарелки следующую порцию начальственных изысков.

— Ты бы погодил пока жрать, Корнеев! — всё-таки разочаровал меня своей бестактностью охочий до подробностей партиец, — Давай, о деле сначала поговорим! Что не так с этим висельником?

— А всё не так! — пришлось положить черно-зернистое излишество назад на тарелку, — Ну или почти всё. След от петли у него был расположен не характерно для самоповешивания. Это раз! Да и вообще, сами подумайте, зачем ему было вешаться? Тем более, сразу после того, как он вас загрузил своими показаниями? И еще вдогонку покаянное письмо мне написал, в котором изобличил вас, как организатора, и главного бенефициара всей воровской схемы? Или вы считаете, что у него совесть внезапно проснулась? Там, кстати, в этом письме, много, чего о вас понаписано. Целая поэма!

Внимательно ловивший каждое моё слово Матыцын, отвечать мне не торопился. Он мял свой округлый подбородок и ждал продолжения моих экспертных рассуждений. А мне вдаваться в излишние подробности, наоборот, не шибко хотелось. На их детали, сложенные в совокупности, запросто можно было проколоться. Что ни говори, а кроме показаний покойников и бегуна на длинную дистанцию, в деле не было ничего существенного. Я вполне обоснованно опасался, что любой камень выпавший из фундамента обвинений Матыцына может повлечь обрушение всей конструкции.

— Ты мне вот, что скажи! Тебе кто-нибудь давал указания по этому делу? — не дождавшись новых откровений, спросил Валентин Павлович, — Я хочу знать про любые поступившие тебе указания в отношение лично меня!

— Нет, — помотал я головой после недолгих раздумий, — Никто мне насчет вас указаний или рекомендаций не давал! Но одно могу сказать со всей определённостью! Главного технолога Шалаева удавили, если не по прямому указанию начальника городской милиции и горпрокурора, то, как минимум, с их ведома. Это точно!

— Это как? — встрепенулся Второй секретарь, — С чего ты это взял? Хочешь сказать, что Дубянский с Красавиным меня подставили? Но зачем?!

— Откуда мне знать, — равнодушно пожал я плечами, — Однако они почему-то сильно забеспокоились, когда я заметил некоторые несоответствия и проявил желание осмотреть труп Шалаева более тщательно.

— Осмотрел? — подался ко мне через стол Матыцын.

— Никак нет! — огорчил я его, — Начальник ИВС, как увидел, что я к трупу интерес проявляю, сразу же, как резаный орать на меня начал. Он мне заявил, что, если я дело по ЛВЗ в прокуратуру передал, то не моя эта забота труп Шалаева осматривать!

— И ты его послушался? — недоверчиво всмотрелся мне в глаза партийный секретарь, — Что-то не верится мне в это, Корнеев! Слишком уж не похож ты на покладистого служаку!

— Похож, не похож, но труп я осмотреть успел. Наспех, но всё же успел! И еще мне удалось на эту тему со следователем прокуратуры и с судмедэкспертом пообщаться. Насчет необычного следа от петли и ориентировочного времени, когда смерть наступила. Если вам интересно, Валентин Павлович, вы сами можете с ними пообщаться. Только сначала привет им от меня передайте, тогда, быть может, они вам врать не посмеют!

Стопроцентной уверенности, что удалось загрузить Матыцына качественными подозрениями в отношении горпрокурора и начальника городской милиции, у меня не было. Но с другой стороны, на безрыбье и сам раком засвистишь. В любом случае, когда я покидал кабинет Второго секретаря, он находился в глубокой задумчивости. Это раз. И, что самое главное, диким зверем, как в начале нашего разговора, на меня он уже не смотрел. Это два.

Выйдя из здания обкома партии, я прямиком зашагал в сторону трамвайной остановки. Для этого пришлось пересечь площадь и пройти еще квартал.