Совок и веник (сборник)
Шрифт:
То есть он спросил, конечно, не буквально как поэт Некрасов, сказано было по-английски, но перевод именно такой.
– Как это кому? Богатым. А у вас разве не так?
– Ты не понял, mate! Как ваши богатые называются? Вы их как называете?
И я задумался, не знал, что ответить. Ведь должно же быть название у правящего класса. Сказать «демократы» – выйдет не вполне точно. Они, может, и демократы, но не в этом их основная особенность. «Номенклатура» – тоже неточно. Это все-таки не номенклатура, хотя и похоже.
Не так давно этот же вопрос я обсуждал с другом детства, богачом и воротилой Серегой Востриковым. Мы сидели с ним в Москве, в ресторанчике «Буратино»,
– Ты чем занимаешься?
– Я дилмейкер, – сказал Серега, – дела всякие устраиваю.
И действительно, Серега заседает в трех комиссиях и рулит четырьмя фондами. У него кортеж из двух джипов с охраной, а его особняк я уже как-то описывал. Здание поменьше Большого академического театра, но незначительно.
– Вот ты и определи, кто мы такие! – сказал мне Серега. – Очень это востребованный вопрос. Для социальной политики необходимо обозначить передовой класс. Ну скажи – кто мы?
– Кто это – мы?
– Ну, все мы! – и жест рукой в сторону соседнего столика.
А из-за соседнего столика поднялся грузный мужчина, приблизился.
– Слушай, Серж, – сказал грузный, – закон мы протолкнули, но на меня Миша Казанский наехал.
Мне показалось, что слово «казанский» не фамилия.
– Несерьезно, – сказал Серега, – мне десять лет назад уже грозились, что Миша меня заказал, а видишь, обошлось. Мишаня – адекватный человек.
– Знаю, фуфло гонят. Просто у нас с Мишей дома по Рублевке конкретно рядом. Неудобно получается.
И я представил себе, как идет грузный человек по своему дачному участку, направляется, допустим, в баню. Мирный летний денек, белки скачут по рублевским соснам, а за забором хищный сосед вострит топор. Ну и жизнь у них, подумал я. И кстати, у кого это – у них?
Когда Мэлвин задал некрасовский вопрос, я вернулся к разговору с Серегой Востриковым, и мне захотелось ответить. Это ведь важно – дать явлению имя.
Может, наши сегодняшние вельможи – современные бояре? Был даже термин такой «семибанкирщина» – наподобие «семибоярщины». Однако, класс бояр – это родо-племенная знать, потомственные феодалы. Наши богатеи – явно не бояре, хотя крепостное право в нашей стране присутствует. Соблазнительно сказать, что возникла новая аристократия, новые дворяне. Дворяне произошли из опричников и офицерства – это жалованный статус. Дворяне и дворня – понятия однокоренные, это царская челядь. Многие из дворян помнили армейское происхождение и отстаивали дворянскую (офицерскую, солдатскую) честь. Нет, и на дворян современный правящий класс не похож: какая у них честь? Может, купечество? Торговый люд? Тоже нет. Они ведь редко что производят, другим заняты. Капиталисты? Однако ни Серега, ни его грузный приятель, ни многие иные сильные мира сего – не буквально капиталисты. Они не с капиталами имеют дело, но с людьми, коими управляют. Чиновники? Но не этим одним объясняется их достаток; если они и чиновники, то не о государстве в первую очередь радеют. Нэпманы? «Новая экономическая политика» была введена на время, подчинялась замыслу политиков, и срок ее был ограничен. Нет, не на час пришли править наши современные властители – и нет над ними власти.
Затем пришел термин «процентщики». Они ведь все менеджеры, живут на проценты с договорного дела. Но нет, и это неточно. Хотя кредиты и играют роль в экономике, а «старуха-процентщица» просится в родню, все же термин «процентщики» – мелковат. При чем тут ломбард? Ведь процент со всей страны – дело серьезное.
Тогда уж – наместники, местоблюстители. Их поставили взымать дань с населения. Или так: сборщики дани. Это словосочетание
напомнило о татарском оброке. Может, баскаки? И это слово неточное. Не описывает характер класса, его пристрастия, его особенности. Чем эти люди характерны, что любят больше всего? Что является для них целью жизни?Для коммунистов целью является, очевидно, коммунизм; для фашистов – фашизм; для республиканцев – республика. А для нового правящего класса России что в подлунном мире главное? Каков их идеал?
И ответ прост. Самое главное для них – это дача. Дача воплощает мечты, служит итогом усилий, являет миру лицо хозяина. Роскошный коттедж. Вольготная жизнь в огромной усадьбе. Заслуженный покой на свежем воздухе. Это и есть то, к чему все стремятся.
И самый точный термин для обозначения современного правящего класса – дачники. Именно дачники правят сегодня Россией. И кстати, происхождение данного класса (из мещан, из тех, кто описан в горьковских «Дачниках», в чеховских рассказах) – совершенно подтверждает название. Помимо прочего, дача в России – это очевидный анти-собор, программная анти-община. После большевистской коллективизации истории должна была последовать приватизация истории, вот она и произошла, воплотилась в подмосковной даче.
И если задаться вопросом: а что было построено за двадцать пять лет реформ и кардинальных перемен? Возвели больницы? Школы? Университеты? Построили приюты? В чем воплотилась страсть к свободе? В новых книгах, симфониях, картинах? В чем сказался дерзновенный гений преобразователей? В новых заводах и фабриках? В небывалых изобретениях, выпестованных учеными? В научных открытиях?
Да нет же. Ничего этого не случилось. Зато дачи построили. И какие!
Некогда спартанский царь Агесилай, которого спросили об укреплениях Спарты, указал на своих сограждан и произнес: «Вот стены города». Современный правитель России может указать на коттеджи по Рублевскому шоссе и воскликнуть: «Вот люди города!», – именно в дачах и воплотились гражданский дух, перемены и идеалы нового общества.
Дачники! Страной правят дачники! И как же удивительно сегодня звучит рекомендация Просвещения: «Возделывать свой сад!». Вот они и возделывают сад. Именно это ставит дачникам в упрек варварское население России: дескать, «пятилетних планов» для всей страны не имеют, а садовую делянку окучивают. Они и страну-то делят как садовый участок.
Я сказал свое определение Мэлвину.
– Дачники? – Он был поражен. – Они просто дачники? Summer residents?
– Ну да, – сказал я, – дачники.
– И живут всегда на дачах?
– Стараются, – сказал я. – И у вас, в Англии, тоже дачи строят.
– На Бишоп-авеню в Хемстеде строят, – подтвердил злопамятный Колин.
– Bloody hell! Живут на дачах! Это же опасно! I tell you! – Мэлвин возбудился. – В коттеджах чего только не творится! Вот недавно у нас в Гримсби один сосед другого пополам распилил. Ручной пилой.
– Прямо пополам? – заинтересовался Колин. Он, видимо, не забыл своих намерений касательно Саатчи.
– Just like that! На две половины! На дачах люди с ума сходят. Убивают друг друга из-за пустяка. You got me?
И я подумал, что пятилетний план России не нужен.
Парадокс Зенона
То ли дело Лондон! Жизнь кипит, на бирже играют, современное искусство продают, показы мод устраивают, коктейли выпивают, зубами щелкают – а там что? Ровным счетом ничего. Стоит тихий городок, университет имеется. Ну да, старый университет. И что дальше? Тоска смертная. А гонору-то, гонору!