Совпадение
Шрифт:
Общежитие, как бы отель, возле остановки. С виду обычный, трехэтажный дом. Обычный, потому что кругом такие же здания. На пороге ссорились пьяные мужики. Догадался: рабочие. В повести записал, будто «его преследовали злобными взглядами». Но я, биограф, сомневаюсь. Вероятно, это почудилось ошибочно. Мой доверитель всего лишь устал. Такое самочувствие – едва ли привидеться кругом хорошее. В дневнике сразу записал: «Ну и ладно. Сюда на день другой. Проездом». Оплатил ночь. Комендантша дала постельное белье. Ожидание в коридоре. Затем попал в темную комнату. Свет не включал. Слышался храп. Двухъярусные койки напоминали студенческое общежитие. В тюрьме еще не был. Поэтому сравнивал со студенческой комнатой. До тюрьмы остается чуть-чуть, считанные страницы этой книги. Витя заметил свободное и верхнее
– Не шуми. Нам вставать рано.
Во сне, оказывается, крикнул. Вскоре уснул. И снова, странное дело, тот же сон. Я, дневниковед, не переписываю, что именно видел. Пусть хранится в забытой и печатной версии.
Проснулся в девять. Коснулся карманов с тревогой. Все на месте. Люди ушли. Вероятно, работа. Пахло жареной картошкой. Рядом, значит, кухня. Он голоден. Зеркало на стене – выглядел усталым, бледным и худым. Под глазами круги. Хотя проснулся только что. Казалось бы, отдых. Грустно видеть, в кого превратился. И это за последнее время. Молодой человек не знал: случается хуже. Я, хранитель, нашел в сундуке запись: «Радуйся, что у тебя не хуже. Благодарный человек ни в чем не нуждается. Всегда и при любых обстоятельствах есть за что сказать жизни спасибо».
В комнату пришли двое ребят в черных кожаных куртках. Впрочем, насколько то была кожа дневники не уточняют. Возможен, дермантин. Ибо Витя не проверял зажигалкой.
– Привет! Имеешь телефон? Дай позвонить!
Доверчивый Витя дал мобильник. Примитивная, чуть ли не ретро, модель. На таком разве что в тетрис играть. Ребята удивленно вертели технику в руках и вопросительно переглядывались меж собой.
«Тетрис» их явно не интересовал. Юный Витя, как и пост-юный, игнорировал прогресс. Новейшую аппаратуру не покупал. И это в данном случае его спасло.
– А ты спортом занимался?
– Ага. – Кивнул Витя. – Боксом.
И чуть ли не добавил важно: «Ты, наверное, меня встречал на афишах, что расклеены по улицам без фонарей!»
– Оно и видно… Опухший нос.
Я, душеприказчик, нашел в сундуке спортивную грамоту: второе место до пятидесяти четырех кг, турнир Центрального района в городе Воронеж. Так уж совпало – в его весе участвовало только двое. Вот как стал «серебряным» призером на районе и поднял свой авторитет в школе. А также есть грамота, где третье место в городе. Я, душеприказчик, наводил физкультурные справки и опрашивал свидетелей. Невероятный, оказывается, случай в тот, спортивный день. Много страшных бойцов его веса, до шестидесяти кг, не доехали на соревнование. Проблема с транспортом. Хм… Неужели Витя добрался пешком? В итоге мог сразиться в финале за первое место с мастерами перчаток. Но и тут – и случай невероятный. У моего доверителя произошло расстройство желудка. Поэтому всего лишь третье место. Школа того не узнала. Витя проявил молчание. И эти гости тоже не узнали. Дневник не читали. И зачем, когда изобретен телевизор? Ребята грустно вздохнули, вернули мобильник и ушли с глаз долой. И не потому, что Витя официально представился боксером. Слишком дешевый мобильник, чтобы грабить.
Комендантша огорчила: все места заняты, оплачены. Впрочем, денег мало. Смутно представлялись ближайшее будущее. И это не дальше вокзала. Дождь брызгал косыми струями. Под ногами хлюпало. Желтые листья срывались с деревьев. Ему ошибочно казалось: никому не нужен. Я, биограф, нашел запись на полях черновика: «Успокойся. Богу нужен. Возьми себя в руки. Бывает и хуже». Он бесцельно бродил по лабиринтам спальных районов. Над ним тяжесть свинцовых туч. Смотрел вверх и прошептал, но с болью, что вышло громче, нежели крик:
– Боже, почему ты забыл обо мне?
Господь,
как ему ошибочно представлялось, молчал.Ночью холоднее. Порывистый ветер. Свет в окнах. Запись черновика: «У кого-то есть дом. Кто не подозревает о счастье. Доступно обыкновенное: телевизор, книги, объятъя с женщиной». Вскоре перед глазами воображалась лишь кровать. В зал ожидания на вокзале не впустили. Туда по билетам. Не его случай. Жаль. Там согреешься и уснешь на стуле.
5
Я, очевидец, пропускаю историю о том, как Витя очутился в тюрьме. Я умалчиваю, почему с ним оказались легкие наркотики? В печатной версии повести «Носитель» не целая правда. Черновик утверждает: глупая история, того жди, побеспокоит одного человека. Отчего есть инструкция: запись о том сжечь! Странно, что сам не сделал. Ну да ладно. Спичек не жалко. Я, наследник, подверг листы языку пламени – и дело с концом. Секрет уничтожен. Пепел, конечно, развеял. А тому человеку я дозвонился и передал извинения моего доверителя.
Его тюремная экскурсия начинается в метро. Там постовой спросил его документы. Витя дал паспорт и студенческий билет.
– Наркотиков нет? – Спросил милиционер. Тогда еще не переименовали в полицию.
– Было бы угостил. – Витя сразу пожалел за глупую шутку.
– И все-таки пройдем, чтобы удостовериться!
В ходе обыска постовой нашел пакет с травой.
– Это что?
Витя, согласно печатной версии, ляпнул очередную глупость. Я, корректор, это скрываю. Бумага не все стерпит. Витя догадался, что влип. Сверкнуло желание: «Беги!» И это невозможно. Постовой закрыл собой выход. И это безумие. Ведь не угрожал серьезный срок. Бежать – незачем. Вскоре прибыло два оперативных работника милиции. Сокращенно такого сотрудника называют «oper».
– Чем занимаешься?
Витя рассказал о себе коротко. С хорошей, разумеется, стороны. Как честный гражданин учится на отлично в Литинституте. Из печатной версии: «Почему бы не обмануть, если студенческий билет при себе?» Витя даже чуть было не соврал, что замешан с Букеровской премией. Но промолчал. Вряд ли «oper» о подобном слышал. С таким же успехом рассказывай о планете Альфа-Центавра. Чужая, словом, публика. Пыль в глаза не получится. Значит, остается лишь стишок «Тишина».
– В Литературном говоришь? А «косяк» зачем? Чтобы лучше писалось? – «Oper» захихикал. Казалось, сам под травой.
Витя и тут мог высказаться! Дескать, классики, в том числе поэт Александр Блок, вовсе писали под кокаином! И снова молчание. Не то жди дополнительный обыск. И будут, конечно, искать не стишки Александра Александровича!
– Короче! – Начал другой «oper». – Мы предлагаем тебе пару вариантов… Первый… Мы с тобой сейчас едем в отдел. И второй… Предлагаешь нам свои варианты.
Речь зашла о деньгах. Витя не уточнял, почем, цитирую дневник, «ныне свобода для народа?» Все равно, это не в его счет.
Они предложили еще вариант:
– Кто торгует? Знаешь? Или через кого взять? Покажешь и отпустим.
Стишок «Тишина»… На его руке защелкнули кольцо наручников. Другой «oper» пристегнул к своей. Они вышли в метро. Час-пик. Люди – повсюду. Спешка. И не боятся, и не сторонятся двоих в наручниках.
– Внимательней смотри на девочек. Ты видишь их в последний раз. – Пугал «oper». Этакий черный юмор.
– Почему «последний»? Мне дадут пожизненный срок, что ли?
– Нет, если одумаешься и найдешь «штучку», то мы, конечно, отпустим.
Витя на этот счет записал в дневнике: «Дядя Степа, кажется, не был столь наглым в сказках».
Очевидно, речь шла о тысяче долларов. Они раньше были в моде. Российский чиновник сразу, без обмена, переводил на родной, западный, банковский счет.
– Отпусти на час! Я принесу деньги. В залог есть мои документы. Особенную ценность представляет собой студенческий билет… Куда я денусь?
– Думаешь, самый умный? Знаешь, сколько вас таких уходило в лес?
А ведь угадал. Мой доверитель с детства тщательно увлекался географией. По дороге в машине он витал в облаках. Будто узнают про СПИД и сразу отпустят. И вот рассказал о болезни. Краски, разумеется, сгущал. И важно, голос хриплый, добавил, что срочно требуются лекарства. Без них – каюк. Он так и сказал: