Современная африканская новелла

Околи Эде вытащил из кармана пачку банкнот. Тридцать фунтов. Все, что осталось от капитала, который он копил целых пять лет! Инстинкт самосохранения удержал его, он не пустил в игру все целиком, вспомнив, что богатство придет не сразу, какое-то время надо еще будет подождать… Перед глазами всплыли полные благоговейного ужаса лица в толпе у почты, когда он заявил, что покупает на семьдесят фунтов… Два дня подряд он приносил дань этому божеству…

Утреннее солнце затопило светом комнатку Околи Эде, обнажив все ее жалкое убожество, но вместе с солнцем влился и свежий, бодрящий воздух — словно обещание другой, полной захватывающих событий жизни.

Убогое, бесцветное существование! Околи Эде вдруг устыдился своего быта. Грязная комнатушка. Вот когда он получит деньги… теперь у него уже не было ни малейшего сомнения, что он их получит. А, ерунда! Покрасить стены, повесить новые занавески, постелить красивый ковер — и все будет прекрасно… Околи Эде отправился на работу в приподнятом настроении. А после работы он зашел в роскошный магазин и экипировал себя для той роли, которую ему предстояло начать играть через несколько дней. Вернувшись домой, он принялся наводить порядок, что-то напевая и пританцовывая. «Неплохо!» — сказал он наконец, отступив к двери и созерцая итог своих стараний: на стенах, там, где были пятна и потеки, висели календари, занавески выглядели великолепно. С приятным чувством исполнившегося желания — чувством, которое за все тридцать лет своей жизни ему еще не довелось испытать, он открыл лакированную коробку, стоявшую на ярком новом ковре, и с благоговением исследовал ее содержимое: костюм, модный галстук, черные ботинки, рубашка.

— А что, если я надену все это сейчас? Рановато, конечно, но…

Околи Оде застенчиво улыбнулся. В конце концов он облачился в обновки и стал разглядывать себя в маленькое зеркало. Многого еще недоставало, но не все сразу, можно и подождать… На следующий день он отправился на работу во всем новом, элегантный, подтянутый и важный.

Любители пошутить обступили его.

— Эге, видать, наш Торопыга собрался жениться!

— Не может быть!

— Как ее зовут?

— Что ж ты все скрыл? Мы бы подготовились к такому событию.

— А я и не знал, что у него зазноба!

— Правду говорят: в тихом омуте черти водятся. Девицы по таким прямо обмирают.

— Обмирают, это уж точно!

Начальник бросил строгий взгляд, и клерки заторопились на свои места. От этой их покорности начальник важничал еще больше. Он был высокий, тощий, с красными глазами пьяницы за стеклами допотопных очков. Он подозрительно уставился на Околи Эде и, конечно, заметил его костюм. Незаметно скользнув взглядом по своей собственной прожженной в нескольких местах рубашке, купленной на распродаже, начальник нахмурился. Он сумеет осадить каждого, кто задумал возвыситься над ним. Тут не салон мод, а учреждение.

Жажда новой, интересной жизни, неведомых ощущений и приятная беззаботность овладели Околи Эде. Правда, осторожность еще не совсем заглохла, ее прививали ему с детства, и разок-другой она что-то глухо пробормотала ему, но Околи Эде отмахнулся от нее. В конце концов, каждому хочется вкусить от жизни, а он до сих пор питался одними надеждами, и богатство еще только идет к нему. Он зашел в бар и в первый раз за всю жизнь стал, не таясь, разглядывать проституток, выпил кружку пива, слушал шикарную музыку. Ему хотелось последовать примеру других, выйти на середину зала, извиваться и притоптывать в клубке тел, забыв обо всем на свете, но робость удержала его. Он выпил еще пива, глаза у него заблестели, в голове все поплыло. Потом поднялся уходить. Какая-то девица, видно, приметив его костюм, состроила ему глазки, но, когда он подошел поближе, холодно отвернулась. «Погоди, скоро ты за мной побежишь», — утешил себя Околи Эде.

Соседи заметили перемену: был раньше тихий, скромный парень, и вдруг такое безрассудство. Пошли разговоры. Но Околи Эде не обращал внимания на их удивленно поднятые брови и перешептывания. Он несся в новую жизнь на гребне мечты и надежды.

Результаты футбольных матчей объявили в воскресенье. Околи Эде забыл купить газеты — тело его расплачивалось за непомерные удовольствия: у него разболелся живот, рот словно оплело паутиной, глаза резало, ноги налились свинцом.

Выигрыши стали известны через несколько дней, самый крупный — пятьдесят тысяч фунтов. Околи Эде так разволновался, что вынужден был выйти и прогуляться по улице, чтобы немного поостыть. Не то чтобы он испугался, но сердце било в груди, как барабан.

Жажда удовольствий еще больше обуревала его, но денег уже не было. Однажды он привел домой девку. Наутро он проснулся поздно и начал поспешно одеваться. Девица тоже проснулась, он хотел с ней расплатиться, но не хватило шиллинга. Она не уступала.

— Зайди завтра, — грубо оборвал ее Околи Эде.

— Еще чего не хватало! Плати сейчас.

Вид у нее был голодный и злобный, видно, привыкла драться за каждый пенни. Околи Эде испугался. Да и что скажут соседи…

— Не заплатишь — не пущу ни на какую работу, — вцепилась она в него. — А то, пожалуй, заберу вот это! — Она кинулась к его новому пиджаку.

— Нет, нет! Только не пиджак! Вот тебе, возьми, пожалуйста… — Он протянул ей коробку пудры.

С презрением швырнув ему и пиджак и пудру, она налетела на него с кулаками.

Околи Эде опоздал на работу. Начальник отдела, торжествуя, наблюдал, как он входит в комнату. Утро у него самого выдалось неудачное. После ссоры с женой он был как проколотый футбольный мяч. Подчиненные, почуяв его желание на ком-нибудь отыграться, обходили его стороной.

— Соизволил-таки пожаловать, — метнув зловещий взгляд на Околи Эде, сказал начальник.

— Как видите, — буркнул тот и сел за свой стол.

— Я к кому обращаюсь?! — взревел начальник. — Ты что, не слышишь? Ну так мы тебя уволим… Да, да, уволим… Приходит, видишь ли, когда ему хочется! Может, ты думаешь, что ты уже директор? Думаешь, у тебя у одного есть костюм?..

Шуточка имела бурный эффект: клерки захохотали, зашлепали себя ладошками по ляжкам, восторженно заорали.

Их одобрение еще больше подхлестнуло начальника. Он совсем распоясался:

— Нет, вы только поглядите на него! — сказал он. Сослуживцы уставились на Околи Эде, который хмуро стоял за своим столом. — Да костюм-то на нем как на вешалке висит… Был бы ты директор…

Досказать он не успел. Подчиненные ахнули и затаили дыхание: лицо их шефа превратилось в дрожащую черно-синюю массу, по которой стекали чернильные струйки.

Околи Эде еще какое-то мгновение смотрел на него взглядом убийцы, затем, удостоверившись, что пузырек с чернилами оставил свой след, вышел из комнаты.

— Пусть увольняют! — кричал он по дороге домой. — Они не знают, кто я!.. Скоро узнают!

Дома он тяжело рухнул на стул и обхватил голову руками. Так он просидел весь день. Наконец наступил вечер. Он поднялся, все еще дрожа от возбуждения. И как раз в эту минуту в щелку под дверью просунулся синий конверт.

— Кто там? — испуганно крикнул Околи Эде.

— Я.

— Кто я?

Никакого ответа. Околи Эде поднял конверт — иностранная марка. Руки у него дрожали. Он два раза ронял письмо и каждый раз поспешно поднимал с пола. Он не мог решиться открыть его: откроешь — и тайна станет явью. Сжав письмо в руке, он лег на койку и закрыл глаза. Потом вдруг вскочил, судорожно разорвал конверт и развернул вложенный туда листок бумаги. Рассудок его словно ослабел — он никак не мог ясно ухватить смысл, но где-то нутром он уже понял, и сердце глухо заколотилось в груди.