Современная нидерландская новелла

— Проголодался. — Это вырвалось у него совершенно непреднамеренно, просто ему очень хотелось есть.

— Свежий воздух способствует аппетиту. Вы, видать, без привычки?

Он промолчал. Какое этому типу дело? Привык он или не привык. В конце концов, это его забота — привыкать или не привыкать. Краешком глаза он заметил, что почтальон снял свою накидку с капюшоном. Под ней оказалась большая почтовая сумка, в которой тот и начал рыться.

— Смотрите сюда!

Он посмотрел. Почтальон показывал пакет из белой бумаги.

— Уж не собираетесь ли вы здесь разносить ваши письма? — спросил он фальшиво.

— Бутерброды! — прокричал почтальон. — С сыром. И салом. Будешь?

— Сколько вы за них хотите? — Его подозрительность разрослась до необъятных размеров.

— Ничего. Только давай меняться.

— Чем?

— Я поеду в твоей лодке, а ты на моем велосипеде.

— И не подумаю. Мне и здесь хорошо.

— Было бы предложено. — Почтальон рассмеялся своим жутковатым смехом. — Хотел бы я на тебя посмотреть. Особенно на руки. Мозоли, не так ли?

Этот тип не сумасшедший. Все насквозь видит. Где же твоя хваленая осторожность, торговец фарфором?

— Ну так как?

— Не знаю, — сказал он. А сам тем временем лихорадочно соображал. Вне всякого сомнения, на велосипеде он будет ехать гораздо быстрее. И скорее доберется домой. — Хорошо! Но только при одном условии.

— А именно?

— Я причалю и возьму одно весло. Ты оставишь свой велосипед, отойдешь в сторону и будешь ждать, пока я на него не сяду. Потом ты пойдешь в лодку, и я брошу тебе весло.

— Прекрасно. — Почтальон сразу соскочил на землю.

— Ты серьезно?

— Да, конечно. Вон, глянь-ка, там у тебя перед носом дырочка. В корме, я имею в виду. Если ты не бросишь мне весло, я просуну в нее другое и буду грести с кормы. Знаешь ли ты, что таким образом можно развить приличную скорость?

Он этого не знал, но поверил на слово. Вообще-то в Венеции тоже так делают. Жаль, конечно, что почтальон разгадал его план, но ему уже безумно хотелось выбраться на берег. На дне лодки образовалась большая лужа, в которой плавали всякие предметы. Лужа плескалась в унисон с водой за бортом.

Почтальон положил свой велосипед в траву, отошел на некоторое расстояние и, подбоченясь, смотрел, как он неумело причаливает к берегу, вынимает весло из уключины и вылезает на берег, держа весло, как копье. Пристально глядя друг другу в глаза, они сошлись, словно два рыцаря, и обогнули друг друга. Почтальон пятился спиной до тех пор, пока наконец не нащупал ногой лодку и не ступил в нее.

— Весло!

— За половину твоего ленча.

— Моего чего?

— Твоего хлеба!

— Поделим поровну.

Он протянул почтальону лопасть весла, тот схватил ее и зажал под мышкой. Затем разорвал пакет на две части и половину бросил ему. Он поймал сверток обеими руками и выпустил весло.

— Хе-хе, — донеслось из лодки. — Здесь-то оно получше будет. Этим седлом всю задницу отшибешь. Велосипед-то служебный. Он рассчитан на силу. А не на удобство.

Он не ответил и откусил кусок. Идя к велосипеду, лежащему на боку в высокой траве, он наслаждался вкусом свежего домашнего сыра. Повернувшись спиной к каналу, он смаковал каждый кусочек и, уже почти забыв о насквозь мокром пальто, о дожде, размачивающем хлеб в его руке, обозревал эти бескрайние поля, которые сливались с затученным небом. Кто бы мог подумать, что существует еще столь бездонная пустота? Бесконечная спутанность волнующихся зеленых трав.

К своему немалому удивлению, он почувствовал себя вполне довольным жизнью, бросил замасленную бумагу в воду и посмотрел на почтальона. Тот сидел на скамейке, завернувшись в свою широкую накидку и подперев голову рукой. Просто сидел и ждал, что он будет делать! Сейчас узнаешь! Он поднял тяжелый велосипед, взял его за раму и багажник и рывком развернул в направлении к мосту. Он перенес ногу через раму, помахал почтальону, который по-прежнему недвижно сидел в лодке, сносимый течением к противоположному берегу, и нажал на педали. Он проехал пять, десять метров по вязкой глине узкой тропинки и остановился. Да, это не по нем. Казалось, к велосипеду прицепили коляску, груженную мокрой землей. Он склонился к рулю и чуть не заплакал: передняя шина была спущена. Он повернулся. Задняя idem dito^[26].

— Жулик! — заорал он почтальону, который, все еще не двигаясь, наблюдал за ним. Лодка уткнулась носом в камыши на противоположном берегу, и ее покачивало течением.

— Что, не едется? — прозвучало над серой водой. — Теперь ты можешь себе представить, сколько мне пришлось вытерпеть…

— И это из-за какого-то ножика! — прорыдал он.

— Извини, это еще и человеческая память. Реликвия, так сказать.

Он начал искать подпорку.

— Сзади. Под багажником, — подсказал почтальон.

Он вытащил подпорку из-под багажника, и чуть позже фонгеровский служебный велосипед стоял кверху колесами, поблескивая облупленной эмблемой «ПТТ»^[27], прикрепленной под седлом. Он медленно покрутил колесо, но ничего не обнаружил.

— Ты что, проколол шины?

— Ты с ума сошел! Это я в спешке проехал через свалку возле моста. Я слышал, как они лопнули.

— И ты всю дорогу…

— Да, — просто ответил почтальон и взялся за весла.

— У тебя, должно быть, сильные ноги.

— Поработай с мое. — Почтальон снова развернул лодку по течению. — Ну, что будем делать дальше?

— Сколько сейчас времени?

Почтальон распахнул накидку и достал карманные часы на цепочке.

— Тоже антикварные? — спросил он с ненавистью.

— Да нет, почему? Почти половина пятого.

— Сколько?

Какой кошмар! Магазин целый день закрыт. Все в панике. Да еще к ужину придет Йосиночка.

— Мне ж еще мясо…

— Что ты говоришь? — Почтальон приложил ладонь к уху.

— Да так, ничего.

Медленно он начал стаскивать насквозь мокрое пальто. Слава богу, было не холодно.

— Да, не больно она надежная. Эта ваша магазинная одежка.

— Почему?

Почтальон показал на свою накидку.

— Вот это вещь. На любую погоду. Износу ей нет. В такой накидке ночевать можно. Под любым ливнем. Она разве что потяжелеет от сырости, но вода не успевает впитаться в материю, а испаряется.

Не обращая внимания на разглагольствования почтальона, он повесил пальто на руль велосипеда и достал из внутреннего кармана табак и бумагу. Впервые в жизни он не видел выхода. Идти назад пешком? Он пожалел свои бедные ноги, к тому же сегодня утром он, по несчастью, надел остроносые черные ботинки, в которых наверняка собьет ступни в кровь. Нет, возвращаться надо в лодке. И пока он доберется до дому, наступит глубокая ночь. Может, заночевать здесь, в… Он содрогнулся и провел языком по уже совершенно мокрой бумажке.