Современная норвежская новелла
Шрифт:
— Ну ладно. О’кей. Пошли. Бутылку-то не забудь.
— А она — вот, при мне.
— Слушай, а может, лучше возьмем такси, чем пешком твою горушку искать?
— Не надо. На такси мы и сами не заметим, как в городе окажемся.
— Ну и упорный же ты!
— А разве плохо пешком прогуляться? Вот плотник, тот, например, на берегу — только пешком.
— Сказал тоже — плотник! Он же импотент.
Пошли. Старший матрос нехотя, младший весело, опережая товарища на несколько шагов. Однако скоро он остановился и подождал своего спутника, испугавшись, как бы того не
Наконец набрели на пригорок у самой дороги, поросший до того зеленой травой, какой нигде, кроме Англии, не увидишь. Взобрались наверх. Младший сбросил плащ, расстелил его на траве, достал из-за пазухи бутылку виски и протянул старшему.
— Ну, будь здоров, приятель! Поздравляю.
— Это с чем же?
— Так выпивка-то у нас в честь твоего рождения.
— А! Тогда спасибо. Ну и ты будь здоров. Спасибо стюарду за угощение.
— А он всегда даст, если его вежливо попросишь и пообещаешь, что будешь осторожненько.
— Не очень-то удобно отмечать рождение в рейсе — то тебе вахта, то еще что…
— Да уж. Наотмечаешься так, что потом, пожалуй, и сам не обрадуешься.
— А так-то лучше — сидишь себе, не спеша из бутылки потягиваешь, никуда не торопишься.
— Ага. Наверно.
Вокруг не росло деревьев, ни одного не было сколько видит глаз. Только за проволочной сеткой на много миль тянулись метровой толщины трубы нефтепровода. А дальше со всех сторон — большие круглые блестящие башни нефтехранилищ, и железнодорожные пути с цистернами, и несколько заводских труб, из которых вверх, в безоблачную пустоту, факелами вырывались языки бездымного пламени.
— Денег, поди, тут уйма вложена.
— Должно быть.
— Это надо же выдумать — из труб так и пышет, а людям внизу и сигаретки закурить нельзя.
— Так это же вон как высоко. И потом, лучше все-таки сжигать газ, чем людям дышать этой отравой.
— Если бы не вон эти две башни, нам все было бы видно внизу, даже наш танкер.
— Ага. Наверно.
Две автоцистерны с рокотом проехали на второй скорости, оставив позади растекающийся черный хвост выхлопных газов.
— Фу ты черт, пакость какая! Навоняли-то как.
Нетерпеливый двухместный автомобильчик загудел, обгоняя их. За ним проехало от причалов такси.
— Вот уж если ребята нас заметят, подумают, что мы совсем свихнулись.
— Не заметят. Когда в такси едешь, ничего не замечаешь. Плотник вот тоже всегда говорит…
— Да ну его, твоего плотника, он же…
— Ну ладно, ладно… Выпьем давай!
— Давай.
Оба отхлебнули из горлышка. Старший матрос икнул.
— Хорошее у тебя виски.
— Правда же — так пить гораздо лучше, как мы сейчас? Остальные наши ребята платят в пивной за каждую рюмку по два шиллинга, а там и всего-то капля на донышке. А мы вот спокойненько пьем, и настроение для танцев подходящее будет, а все задаром.
— Ага. Наверное.
Отпили еще по глотку. Младший матрос поперхнулся, закашлялся
и икнул. Глотнул еще. Поглядел на старшего и передал ему бутылку.— Ты давно плаваешь?
— Пятый год пошел.
— И все на танкерах?
— Ага.
— И сколько же ты их переменил?
— Четыре. А может, пять.
— Тебе нравится?
— Что — нравится?
— Да на танкере. Ведь лучше на танкере, чем на сухогрузе, правда?
— Не знаю. Ни разу на сухогрузе не плавал.
— А я в прошлый раз — на сухогрузе. В первый раз тогда плавал. В порту дольше стояли. Так вроде бы и шансов больше.
— Зато небось и вкалывать больше приходилось.
— Ну еще бы.
— На танкере лучше.
Опять отхлебнули по глотку, уже без тостов, оба вынули из кармана по непочатой пачке «Честерфилда» и закурили. Старший помалкивал, зато младшего тянуло на разговоры.
— А ведь нам тут неплохо.
— Ага. Конечно.
— Интересно, можно ли тут вообще курить?
— Можно, наверно. За загородкой нельзя, а тут снаружи можно.
Помолчали. Младший подыскивал, о чем бы поговорить, и вдруг вспомнил где-то вычитанное:
— Как по-твоему, мы многим жертвуем ради моря?
— Как — жертвуем?
— Ну так. В смысле — семья там, друзья и прочее.
— А я холостой.
— Ну пускай. А остальное? Ведь вот вернемся мы домой, и все будет точно чужое. Если бы мы не уезжали, так ведь этого бы не было — друзья бы у нас были и вообще…
— Друзей с меня и на танкере довольно.
— Ну а если ты рассчитаешься и поступишь на другой, так встретишь там уже других людей, и, может быть, не найдется ни одного, с кем бы тебе…
— Подумаешь. Не все ли равно. Главное — знай делай свою работу.
— Ну а если бы у тебя была семья или хоть один близкий человек на берегу…
— Ну чего ты ко мне привязался! Если ты затем меня сюда тащил, так мне это ни к чему. Ерунда все это. Я-то знаю, раз проплавал уже чуть не…
— Да что ты, что ты! Давай поговорим лучше, о чем тебе самому хочется.
Солнце скрылось за одним из нефтехранилищ, на которых большими красными буквами написано было «Шелл», а под буквами — гигантская раковина.
— Мы на «Шелл» работаем?
— Ага. Конечно.
И снова молчание. Наконец младший матрос напал на новую тему:
— А ведь здорово, как подумаешь, что это мы нефть возим.
— Как это — мы?
— А кто же ее привозит сюда и в другие места? Мы.
— Мы с тобой никакой нефти не возим, а разве что грязь, которая под ногтями застрянет. А нефть другие возят, кто поважнее, — судовладелец.
— Так ведь без нас как же ему возить!
— Что с нами, что без нас — прекрасно бы обошелся. Нашел бы кого другого.
— Но другие-то ведь все равно что мы, а мы все равно что те, другие. Мы — это все мы вместе.
— Ну знаешь, больно ты что-то мудреное загнул!
— Я говорю, что мы это, значит, все вместе делаем.
— Чего мы там еще вместе делаем! У меня есть работа, у тебя есть работа. Вот и все. Ты драишь и моешь — и я тоже. Делаем, что нам укажут, и все тут. А отработали свое время — ведро и швабру в сторону. И какое нам дело, что там в трюме. Ты бы точно так же мыл бы, и драил бы, и вкалывал бы, если бы там была ворвань или хоть моча — не все ли тебе равно, что там под палубой.