Современная норвежская новелла

Старик сердито возразил:

— Я слышу и знаю, что это такое. Но незачем пугать ребенка.

Прошло некоторое время. Старик снова обратился к мальчику:

— Посмотри на небо. Какое оно красивое! Посмотри, как солнце выглядывает из-за тучек.

Мальчик посмотрел вверх. Но старику не удалось развлечь его. Мальчик сказал сквозь слезы:

— Я еще больше хочу есть и пить. И у меня болят ножки.

Старик вздохнул.

— Старайся ступать легко, — сказал он. — Мы скоро выйдем к мосту и отдохнем. Тогда я приведу в порядок твои башмаки. Там нам дадут поесть и попить.

Солнце передвинулось на запад. День близился к концу. И тучи на небе исчезли. Дорога теперь была сухой и пыльной. Облако пыли окутало колонну. У старика одежда до пояса стала серой. А ребенку, который был очень мал ростом, пыль запорошила все лицо. Он плакал на ходу, но не произносил больше ни слова, потому что пыль набивалась в нос и рот и от нее першило в горле. Потом он и плакать перестал. По лицу его все еще текли слезы, оставляя на щеках грязные полосы, но это были слезы от пыли, которая разъедала глаза. Старик посмотрел на мальчика, но не мог заглянуть ему в лицо, потому что мальчик шел, низко опустив голову.

Дорога все еще вела вдоль реки. Река стала уже и шумливее. Местами она катила свои воды через каменистые порожки. Они миновали еще одну деревню. Но мальчик не заметил этого. Пыль забила ему глаза и уши. Он ничего не говорил и не замечал людей у обочины дороги, которые молча глядели на колонну.

Они шли еще час, и после долгого молчания старик сказал:

— Я уже вижу мост, малыш. Скоро мы дойдем до него.

Мальчик не ответил, и тогда старик сказал чуть погромче:

— Скоро мы выйдем к мосту. Я уже вижу его. Осталось совсем немного. А по другую сторону моста — большой луг. Там мы отдохнем. Ты слышишь меня, мой мальчик?

Но ответа он не получил.

Если бы рука деда не поддерживала ребенка, он бы упал.

Они уже не шли в первых рядах колонны, и выстрелы позади них стали слышнее. Ноги мальчика преодолели последний пригорок у моста, дальше идти он не мог.

Старик снова попробовал ободрить внука. Но мальчик не слышал его. Тогда старик поднял ребенка на руки и понес его через мост.

Облако пыли теперь было далеко впереди. Окутывая колонну, оно продолжало двигаться вместе с ней по дороге, которая свернула к югу и все так же вела вдоль реки.

Старик нес мальчика на руках и шел усталыми, неверными шагами по зеленой траве. Он слышал позади себя топот солдатских сапог, но ни разу не обернулся.

Мальчик не слыхал выстрела и не почувствовал боли, когда горячие кусочки свинца впились в его тело.

В ту минуту, когда старик опускался на землю, пальцы мальчика разжались и что-то упало в траву. Это был маленький обломок красного кирпича.

КОРЕ ХОЛТ

Кот и кофейник Перевод К. Телятникова

Рассказывают, что много лет назад Енс предпринял далекое путешествие: в один из июньских дней он отправился в Тёнсберг. У Енса были больные ноги; он снял башмаки и шел босиком по обочине, но, когда кто-нибудь из проезжавших мимо останавливался и предлагал подвезти его, он благодарил и шел дальше. У него не было времени на пустую болтовню: в сущности говоря, он еще не решил, что ему делать в Тёнсберге. Он говорил с людьми, которые уже побывали в городе, и прекрасно знал, что ничего особенно интересного он там не увидит. Поэтому, направляясь в Тёнсберг, Енс с немалым удовольствием думал о том, что скоро вернется домой. Но когда он пришел в город, на глаза ему попался бездомный кот, который сидел на причальной тумбе и зевал, — робкое существо, и тем не менее он милостиво разрешил себя погладить другому робкому существу.

— Что ты здесь делаешь, киска? — спросил Енс.

— Он из Австралии, — ответил мальчуган, который сидел на краю причала, насаживая приманку на ржавый рыболовный крючок. — Он прибыл сюда морем и не захотел возвращаться на судно. Видно, рассердился на повара.

И вот, уходя из города — а ушел Енс в тот же самый вечер, — он взял с собой кота. Как оказалось, Енсу нечего было делать в Тёнсберге. Он боялся машин на улицах города, но, когда понял, что кот тоже их боится, это придало ему храбрости. Они шли весь вечер. И когда наступила ночь, они были еще только на полпути к дому. На севере виднелись синие горы, к подножию которых прижалась рыбачья хижина, где стояли кадка для засола рыбы, кровать, застланная старым одеялом, и ржавая печурка в углу, уже давно остывшая.

Енс стер себе ноги до крови. Многие, кто попадался ему навстречу, презрительно ухмылялись, глядя на пожилого человека, который нес кота, но первый раз в жизни Енс вдруг настолько осмелел, что свирепо советовал им не скалить зубы: после долгого путешествия кот не может больше идти. И насмешники тотчас же умолкали.

С наступлением темноты Енс решил отдохнуть. Сняв башмаки, он лег на траву и заснул. Кот тоже заснул, но скоро проснулся и начал лизать Енсу его израненные ноги. Потом они пошли дальше.

У летней ночи светло-голубое лицо. Своими мягкими руками она нежно гладит траву и медленно скользит вдоль речушек и ручейков, бесшумно ступая по земле в маленьких мягких туфлях. На севере над самым горизонтом протянулись два розовых облачка.

Человек и кот стали жить вдвоем в рыбачьей хижине у подножия горного хребта. Когда у них было особенно туго с деньгами, они зарабатывали себе на пропитание тем, что рубили лес, но в общем-то обоим, и Енсу и коту, было немного надо. Енс научил кота сидеть так же, как любил сидеть он сам. Он полагал, что кот видит все так же, как видит он: солнце над землей, отражение неба в ручье, облака, гонимые ветром. И был убежден, что кот слышит все то же, что слышит он, Енс: шум птичьих крыльев, шелест травы под ласковым дуновением ветерка и первый испуганный вздох огромного леса, когда приходит октябрь и скоро наступит зима.

Когда ударили холода, они спали в одной постели. И мило беседовали по праздникам, но только по праздникам: в будние дни Енс был неразговорчив. До самой субботы он молчал, как бы кот ни терся о его ноги, предлагая немного поболтать. Но в воскресенье с самого утра все было иначе. Енс зажигал трубку и заводил с котом беседу часа примерно на два, рассуждая о жизни вообще и своей жизни в частности. Он всегда твердо стоял на своем. И никому не давал сбить себя с толку. А кот из Австралии, объехавший чуть ли не полсвета, мудрый и добрый, сидел на краю стола, полузакрыв глаза, слушал, кивая головой в знак согласия, одобрительно мурлыкал в лицо своему хозяину и вежливо привставал, когда тот чесал его за ухом, а от пальца его исходил чудесный запах селедки.

Но кот умер. Возможно, он был уже старый, когда попал к Енсу. Он всегда был немного подслеповатым, а теперь спина его утратила гибкость, и в последние дни перед смертью шерсть его приобрела какой-то странный, седоватый оттенок. Кроме того, у него начался суставной ревматизм, и он уже больше не мог вспрыгивать на край стола, чтобы послушать Енса, когда воскресным утром тот произносил свои маленькие монологи. А однажды кот вернулся домой без усов с правой стороны. Возможно, их отъели какие-нибудь дерзкие мыши в отместку за гибель своих отцов и слезы матерей. И тогда Енс понял, что роковой час настал.