Современная румынская пьеса
Шрифт:
Д е д. Может, и пять. Она поторопилась…
И р и н а. Не знаю, где шапка… и встать не могу.
Д е д. Ладно. Все равно пришлось бы держать в руке. И в ад и в рай, говорят, надо входить с непокрытой головой… В ад… потому что жарко, а в рай… не положено! Там одни святые… Иногда, как закрою глаза, голова легонько кружится, и я вижу их, стоят себе кучками… Не помнишь?
И р и н а. Что?
Д е д. Куда ее мать сунула?
И р и н а (думая о другом). Что?
Д е д. Шапку…
И р и н а. Погоди, отец… вот встану и поищу. Опять! Как меня
Д е д. Меня оплакиваешь?
И р и н а. Схватки у меня.
Д е д. Это хорошо.
И р и н а (кричит). Ужасно… ужасно… какое там хорошо!
Д е д. Хорошо, что придет другой вместо меня. Гляди, чтоб мальчик был…
И р и н а. Темно здесь, я ничего не вижу… может, ребенок окажется девочкой… у меня в глазах помутилось.
Д е д. Долго тебе еще? Поднажми, а то, если недолго, я дождусь.
И р и н а. Отец… как здорово, что ты со мной в этот час! Смешишь меня, отвлекаешь…
Д е д. Я б на помощь пришел… помню, как с тобой бедная твоя мать мучилась… да мне стыдно. Это раз. Потом, ноги отнялись и похолодели. Это два.
И р и н а. А я горю… В животе пламя.
Д е д. Не поменяться ли нам? (Смеется.)
И р и н а. Если б могла… (Громко кричит.) Умираю!
Д е д. Ну чего шумишь? Вовсе ты не помрешь… но тебе это дело дается трудней, потому что ты образованная. Придаешь делу важность. Бабка твоя несла еду людям в поле и возвращалась домой с чадом в корзинке. Несла его в корзинке на голове, среди горшков, ложек. Скидывала его в тени репейника, в тени зайца, где приходилось… Рожала срочно… по кустикам, как зверь лесной. Так четырнадцать раз родила. Я тринадцатый.
И р и н а. Чертова дюжина. (Стонет.)
Д е д. Я всегда был тринадцатым. Потому теперь пропадаю… (Стонет.) Потому мне каюк… (Стонет.) Долго тебе еще?
И р и н а. Ой! Ой! Мамочка!
Д е д. Вот так… давай, давай! (Стонет.)
И р и н а. Ради тебя стараюсь…
Д е д. Позвала бы лучше повитуху… то есть мне бы надо за ней… но как? Коса подошла под самое ребро…
Ирина кричит.
Вот тебе на! Зря тебя в школу отдал… рожала бы просто как дура. Твоя мать со своими четырьмя классами едва с тобой справилась… а ты с десятилеткой… ох и намаешься! Без повитухи не обойтись. Есть ли еще в селе повитуха?
И р и н а (стонет). При чем тут учение… и это?
Д е д. От учения слабеют… поджилки. Бабка, говорю, четырнадцать детей родила… а сосчитать их не умела… вечно путалась, расставляя миски по столу… приходилось каждому брать миску в руки. (Смеется.) Здоровые времена!
Ирина стонет.
Мда… Если бы куры с такой мукой несли яйца, весь двор бы ошалел…
И р и н а.
И они не от радости кудахчут. А может, от радости. Скорей бы и мне раскудахтаться.Д е д. Ну как? Какие новости?
И р и н а. Не смеши меня, не то скину… Нельзя до времени… (Стонет.) А как бывает, когда умираешь?
Д е д. Никак. Таешь, как свечка. А кстати, есть ли у нас еще свечи? Эта кончается… а я — никак…
И р и н а. Ты что, отец, сам себе свечу держишь?
Д е д. Раз уж у меня нет детей, которые… Так что зря стараешься народить внуков…
И р и н а. Так я ж…
Д е д. Я не скотина, чтоб помирать без свечи… К тому ж я и не исповедовался, знаешь?
И р и н а. Мог заранее позаботиться… когда заказывал этот ящик…
Д е д. А что попу скажешь? Ты ему — свое, а он думает про свое… про кутью… про свои дела. А теперь я бы исповедовался. Кого б за ним послать?
И р и н а (улыбаясь). Погоди еще немного, тогда пошлем малого…
Д е д. Так-то оно так, а мне невмоготу. Ты меня выслушаешь.
И р и н а. Я слушаю, но какой с меня поп?
Д е д. Неважно… ты моя дочь, ты чище священника… Слышь, дочь моя… (Молчит.) Не знаю, с чего начать.
И р и н а. Свечи лежат у тебя в изголовье. Можешь повернуться?
Д е д. Повернуться могу, а вот из могилы вернуться уже не смогу. Оттуда никто не возвращается… (Ищет свечи.) Где они? Ладно, я найду, ты только от своего дела не отвлекайся, заканчивай побыстрей, слышишь?
И р и н а. Слышу.
Д е д. Как я жил до моих лет?
И р и н а. Как?
Д е д. Словно святую водицу пил… это ни от жажды, ни от голода… и святым не станешь… (Тяжелый вздох.) Вот как я жил. Не бог весть что понял. Мы здесь просто-напросто жили. Не думая о жизни, до самого смертного часа.
И р и н а (пытаясь обернуть разговор в шутку). И тогда думаешь… всего четверть часа…
Д е д (серьезно). Заявляется та и делает знак… и косится на нас и подгоняет: «Живей! Живей! Шевелись, лежебока…» — и, как только произнесет «шевелись», так и замрешь! Эх! В деревне все по солнцу да по временам года… и всегда свои заботы. Знаешь что? Ежели помру, схороните меня в городе, там, в городе, можно и отдохнуть. Впрочем, нет. Там будильники и всякое такое. Слава богу, солнце не трезвонит, когда восходит.
Ирина смеется.
Эх, доченька… что было, то было. Недурно было. Да застигло меня теперь как-то не вовремя, потому жалко. Гроб-то я справил загодя, да видишь, мочи нет влезть в него, скрутило меня не вовремя… (Силится забраться в гроб.)
И р и н а. Да лежи ты спокойно… Куда лезешь? Чего вертишься? Словно у меня в животе тычешься.
Д е д. Того и гляди, окажется, что я еще не родился. Здорово ты сказала! Тогда еще есть надежда, правда? (С трудом смеется.) Господи, прости меня. Тебе больно?