Современные болгарские повести

Тогда Хоросанов понял, что ему придется вступить в открытую борьбу с гардеробом. Иного выхода не существовало — менять профессию было поздно, ничего другого он делать не умел.

Борьба оказалась неравной, чудовище нельзя было сдвинуть с места, не то что вынести на улицу. Чтобы его вынести, потребовалось бы разрушить полдома. Нельзя было его и поджечь, оно не горело, а если бы и загорелось, то спалило бы весь квартал. Несколько раз Хоросанов набрасывался на него с топором, но топор отскакивал от твердого дерева. К тому же инвентарный номер, поставленный на резных дверцах, удерживал старика от подобных решительных действий.

Долгими ночами Хоросанов смотрел на гардероб с ненавистью, а руки у него сводило от бессилия. И тогда старик предпринял смелый шаг — он начал разводить в гардеробе кроликов. Кроликов он продавал институту, так как спрос на певчих птиц по неизвестным причинам упал, а сам перебрался жить в зимний сад, который до этого пустовал.

Там он и жил, как цветок, окруженный пиявками, певчими птицами и экзотическими рыбками. Его прозвала «цветочек Хоросанов».

Такова была история Хоросанова, которую Сашко вкратце рассказал Тане, пока вел ее по мрачному коридору. Кроличьих прыжков уже не было слышно, отдалилась и мелодия граммофона, как вдруг прямо перед ними прозвенел звонок велосипеда. Они отпрянули к стене, и в полутьме важно проехал на новом «Балкане» шести-семилетний мальчуган, грызущий печенье.

— Ты почему не включишь фару? — сказал Сашко ему вслед.

— Цецо спер, — ответил тот и скрылся из виду.

Была середина дня, дом казался тихим, почти все его обитатели были на работе, они возвращались только к вечеру. Вдалеке, где-то у лестницы, чуть слышно прозвенел звонок велосипеда и смолк. Видно, мальчуган укатил на улицу.

Сашко обнял Таню и в темноте погладил ее по волосам. Она повернулась к нему — в ее полузакрытых глазах мелькали слабые огоньки, губы вздрагивали. Сашко наклонился к ним.

Пока он ее целовал, она почувствовала, что кто-то в коридоре наблюдает за ними, и легонько оттолкнула Сашко.

— Что с тобой? — Он посмотрел на нее.

Он проследил за ее взглядом, увидел у окна молодую женщину и расстроился.

— Придется заказывать ключ, — вздохнул он. — Без ключа не обойтись. Надо же — как раз…

Таня ничего не понимала.

— Простите меня, пожалуйста, — подошла молодая женщина, — так неудобно получилось… но я не знала что делать…

— Что уж теперь… — сказал Сашко. — Дело привычное. Что у вас?

— Ты же знаешь, что у нас… — виновато улыбнулась женщина. — Мне действительно неудобно, я вижу, что ты занят… но, кроме тебя, никого нет, все на работе, боюсь, как бы он не рассердился…

— Иду, — сказал Сашко. — Сию минуту.

— И девушка может заказать, — произнесла женщина. — Так будет даже лучше. Конечно, если она захочет. Чтоб тебе не оставлять ее здесь одну…

Сашко взглянул на Таню.

— Пойдем закажем себе по ключу, — сказал он. — Это займет две минуты, не больше.

Таня пожала плечами.

На лице женщины снова появилась виноватая улыбка, она засуетилась и повела их к себе.

У дяди Климента, отца молодой женщины, когда-то была маленькая мастерская по ремонту ключей. Она находилась на тихой улочке, на окраине города, ее давно снесли, экскаватор поглотил ее вместе с соседними домами. С тех пор прошли годы, утекло много воды, и дядя Климент ничего не помнил, все забыл. Забыл своих сыновей, жену, только Жанну, дочь, помнил, только ее узнавал. Каждый раз, когда он видел жену, спрашивал, не счетчик ли она пришла проверять и много ли им платить.

В его усталом мозгу воспоминания постепенно исчезали, смываемые волнами времени, исчезали дома и лица, исчезло детство, исчезла война и горящие от бомб дома, исчезли друзья и мать, дети и долгая его жизнь — осталась одна только Жанна.

И ключи.

Каждое утро он вставал в шесть часов, тихо одевался и направлялся к двери — шел в мастерскую, которой вот уже двадцать пять лет не существовало.

— Ты куда собрался? — спрашивала Жанна. — Ты что, забыл, что сегодня воскресенье? Кто же работает в воскресенье?

— Эх! — говорил дядя Климент. — Я начал уже забывать. Чуть было не пошел в мастерскую.

И оставался дома.

Лишь время от времени в нем что-то пробуждалось, он становился беспокойным и говорил: «Послушайте, ведь воскресенье было вчера?»

Тогда его отводили в чулан, где на столике были тиски, напильники и латунные ключи. И кто-нибудь из соседей приходил заказать себе ключ.

Жанна ввела их в маленький чуланчик: у стола, заваленного ключами и напильниками, сидел дядя Климент в поношенном халате из грубой зеленой ткани. Очки сползали ему на нос, лоб прорезали глубокие морщины, он сосредоточенно выпиливал ключ, осторожно сдувая золотую пыльцу.

Жанна сунула ему в руки два ключа.

— Папа! Клиенты!..

Дядя Климент поднял голову и посмотрел на них поверх очков в проволочной оправе. Взгляд у него был удивительно ясный, как у ребенка.

— Одну минуту, — сказал он. — Вот только закончу этот, а то за ним должны прийти — мне его вчера заказали.

Он допилил зубцы ключа, сравнил его с образцом и, довольный, отложил в сторону.

— Этот? — Он ласково улыбнулся Сашко. — А ну, давай посмотрим, герой.

Сашко протянул ключ.

— Если можно, два, — попросил он. — А то я их часто теряю.

— Можно, — улыбнулся старик. — У дяди Климента все можно.

Он порылся на столе, нашел подходящую болванку, зажал ее в тиски и принялся пилить.

— Это что, твоя жена? — кивнул он на Таню.

— Жена, — подтвердил Сашко. — Мы получили квартиру, вот и заказываем ключи.

— Дай вам бог здоровья и счастья, — пожелал старик, — это самое главное. А если у вас, молодых, есть уже и свой дом, вам ничего не страшно. Красивая у тебя жена, красивая, молодец.

Таня стояла, закусив губу.

Старик, улыбаясь, пилил ключи. Послеполуденное солнце светило ему в глаза, в воздухе дрожали золотые пылинки…

— Вот тебе ключ, жена. — Сашко поцеловал Таню. — С новосельем.

Комнату заливал свет, на потолке играли тени; в углу, у кафельной печки с выцветшими плитками, стояла кровать, застеленная ярким клетчатым одеялом; у окна стояла другая, с железными спинками вишневого цвета и совсем стершимися лебедями на них. Книги были навалены на швейной машинке «Зингер» и на буфете, в котором поблескивали простые дешевые рюмки; книги выстроились и на трех полках, сколоченных из досок и выкрашенных в коричневый цвет. Старый гардероб с облупившейся фанеровкой и выпяченными дверцами стоял напротив окна, на нем валялись два пыльных чемодана; коврик на стене светился мягкими тонами…