Современные болгарские повести
Шрифт:
— Вот скажите: что важнее — акт или какое-то там честное слово? — спрашивал Свояк немногих оставшихся возле него слушателей. — Честному слову суд поверит или документу?.. Я уплатил деньги и требую, чтобы меня ввели в права владения, а до всяких там честных слов, докторов и Первазовых мне дела нет!
Он отхлебнул из стакана, вино перехватило ему горло, он часто задышал, и из глаз покатились неожиданно крупные, обильные слезы, облегчая накопившееся в душе напряжение. Он всхлипнул и припечатал Первазова крепким словцом.
— Не надо, брат! — принялся успокаивать его Дилов. — Все уладится, вот и начальство то
— Правильно, — сказал Дочо Булгуров. — Для нас сейчас самое главное — здоровье, потому что возраст подошел уже инфарктный. Вскипишь из-за чего-нибудь, инфаркт полоснет и… передача окончена!
— Да, но с этим Первазовым он здорово влип, — озабоченно произнес Знакомый Пенчевых. — Тот, если упрется, может так никогда и не освободить участок. Что ты с ним сделаешь?
— А документ? — с надеждой спросил Свояк.
— Не имеет значения. Листок бумаги! Важнее, чтоб тот не уперся… У нас на «Петре Златарове» был такой случай: один из гальванопластики купил этаж — две комнаты, кухня, прихожая, туалет да еще удобная часть чердака и подвала. Идут к нотариусу оформить бумагу, но этот, из гальванопластики, забыл дома паспорт, а к нотариусу без паспорта не пускают. Пока он гонял за паспортом, является другой покупатель, отсчитывает денежки, составляет новый договор, наш, с «Петра Златарова», прибегает — да поздно, дело сделано. Целый этаж — две комнаты, кухня, прихожая плюс удобная часть чердака и подвала… Хорошо, хоть деньги назад отдали…
— Тут случай другой, — сказал Дочо Булгуров. — Деньги уже уплачены, и документ на руках. Все дело в том, чтоб тот освободил участок…
— И освободит! — Шофер неожиданно громыхнул кулаком по столу, да так, что подскочили стаканы.
— Конечно, освободит, брат, как это не освободит!
— Ты его припугни маленько, он мигом освободит.
— Чего мне его пугать, суд припугнет.
— Ну да, суд… Ты что — нынешнему суду веришь?
— Пускай он хоть на тыщу честных слов ссылается, суд знает, кому верить, а кому нет… Суд потому и суд, что верит не честному слову, а документам!.. Там разные «фигли-мигли» не проходят! Этак каждый может сказать: он мне честное слово дал… Нет, брат, так дела не делаются…
— Это в прежнее время под честное слово работали… И когда деньги давали взаймы, прятались, чтоб не увидал кто…
— Ты про прежнее время забудь… Сейчас вон — в глаза тебе смотрят и врут… «Прежнее время»!..
— А с участка он все равно уберется, никуда не денется!
— Всыпать ему как следует, так мигом уберется, — сказал Дочо Булгуров. — А то хитрый больно…
— И всыплю! — сказал Свояк.
— Проследи, когда его там нету, — посоветовал Знакомый Пенчевых, — войди в дом и вышвырни его манатки. Что он тебе сделать может? Ты хозяин, у тебя документ, право на твоей стороне. Ничего он тебе не может сделать.
— Ничего он мне не может сделать! Уберется как миленький!
— Обязательно, брат, подкарауль, когда его нету, и выкинь его барахло. Все до последней тряпки! Что он себе думает?
— И выкину!.. Прямо на дорогу выкину! А потом пригоню свой самосвал, покидаю в кузов, и — бух! — в реку!
— Правильно! Пригоняй самосвал, и — бух! — в реку!
— Сколько там барахла-то для самосвала… Да я на
свой самосвал всю его халупу могу погрузить!— Ты с твоим самосвалом…
— Я со своим самосвалом… — Свояк запнулся: была затронута еще одна его чувствительная струна, она трепетала, но вместо звуков опять полились слезы. — Я со своим самосвалом… Все говорят: ты со своим самосвалом двухэтажную дачу отгрохать можешь, с гаражом и паровым отоплением… Я бы и отгрохал, кабы не этот Первазов, ни дна ему ни покрышки!
— Подкарауль, брат, заходи в дом и — раз-раз! — раскроши все вдребезги…
Дило Дилов разгорячился, стал размахивать руками, рубаха на нем расстегнулась по пояс, сдернутый с шеи галстук высунулся из кармана пиджака и качался из стороны в сторону.
— Раз-раз! — он взмахивал над головой воображаемой саблей. — Подкарауль момент, заходи на участок и топором — раз-раз! — выруби у него виноградник до последней лозы… А потом деревья, малину, смородину… Что он тебе сделает? Не он хозяин, твое это, имеешь полное право вырубить, когда захочешь…
— Да как же это, Дилов? — удивился Первомай, который из-за язвы не пил и, будучи трезвым, не мог одобрить идею о том, чтобы все вырубить. — Как же это рубить… Молодые лозы, деревца в самом соку… Да ведь завтра, когда он выиграет дело, все это будет его собственное…
— Оно и сейчас мое! — взревел Свояк. — У меня документ есть, он обязан выкатиться!
— И выкатится! — уверенно заявил Булгуров. — Обязан подчиниться документу.
— Налей-ка нам по стаканчику! Обязательно выкатится!
— Выкатится в момент!
— А что — не выкатится? Кто сказал, что не выкатится?
— Надо быстренько, раз-раз, тогда увидишь, как он выкатится!
— Прямо завтра же — раз-раз, и готово.
— Почему завтра?
— Почему завтра? Почему завтра? Если он пронюхает, он тоже может раз-раз…
— Никаких завтра, прямо сейчас — раз-раз… Вино допили?..
Первомай понял, что распалившиеся собутыльники ничего откладывать на завтра не будут, сделал вид, что идет в уборную, зашел за орешник, а потом, согнувшись, мимо дачки Лазарова выбрался на улицу и заспешил домой. Только добравшись до своих ворот, он остановился и прислушался.
Была полночь, дачная зона спала под люминесцентным светом высокой осенней луны. Где-то вдали, на еще не убранном винограднике, лениво лаяла лиса.
Распалившиеся собутыльники шли на участок Ивана Первазова. Шли торопливо, толкаясь и обгоняя друг друга, иногда кто-нибудь из них спотыкался и остальным приходилось его подымать. Их воодушевляла мысль вышвырнуть на дорогу пожитки захватчика — мысль, которая неожиданно сплотила их и побуждала что-то, наконец, предпринять.
— Приходим, вышвыриваем его барахло — и назад! — говорил Свояк, который замыкал процессию, точно хозяин, нанявший работников для какого-то дела. — Как увидит их завтра посреди дороги, у него глаза на лоб полезут.
— И пусть лезут!
— Не хочет по-хорошему, закон нам позволяет действовать… И самого его тоже вышвырнем вместе с барахлишком.
— А он разве там? — спросил Знакомый Пенчевых. — Ты же говорил, уехал…
— Я говорю, если он вдруг там…
Перспектива застать Ивана Первазова дома заставила их замедлить шаг, пришлось Свояку опять заверить их, что тот уехал.