Современный болгарский детектив

— И все же... — начал Данчев.

— И все же, — перебил я, — скажу вам, что я думаю об этом «следе». За час (или два, или три) до убийства профессора по лестнице прошел человек, который нес в пустой авоське либо убитого гуся, либо убитую индейку. В момент, когда он поднялся на лестничную площадку, свет погас. Он перебросил авоську из правой руки в левую, чтобы нажать кнопку выключателя. Во время этого перемещения убитая птица в авоське была встряхнута, и с нее упали две-три капли крови. После этого прошло какое-то время. Когда убийца (или убийцы) профессора сделали свое дело, под дверь просочилась тонкая струйка крови, несколько капель. Площадка мокрая, эти капли растекаются по лестничной площадке, и, таким образом, эти размытые капли крови смешиваются с уже размытыми каплями крови убитой птицы. Вот и все. Что здесь загадочного? И какие более серьезные выводы можно сделать в связи со случаем, который собрал здесь всех нас? Запомните мои слова: след, который не может иметь прямого отношения к расследуемому событию, не является никаким следом!

Кто знает, стал бы я столько болтать, если бы внешность этого мрачного красавца не действовала мне на нервы.

— Не знаю! — Данчев вновь пожал плечами. — В отношении этих капель птичьей крови вы, может, и правы. Но все остальное кажется мне нереальным.

— Нереальным? — Я чуть не вскочил со своего места. — Но труп профессора со вчерашнего вечера находится в морге, — сказал я. — Это вполне реальный факт. Реален и медицинский протокол, согласно которому сердце профессора пронзено ножом со спины. Какие, товарищ Данчев, «нереальности» имеете вы в виду?

— Затрудняюсь ответить четко, товарищ майор, — ответил Данчев задумчиво. — Но мне кажется, мы построили свои поиски не на самой убедительной основе... И причины убийства — другие. И, наконец, убийцы — другие...

Я замолчал, будто я очутился вдруг перед стеной из железобетона десятиметровой толщины. Этот человек не принимал моих мотивировок, называл их «нереальными». Жажда имущества, жажда славы казались ему «нереальными» вещами!..

— Мне хочется верить, — продолжал Данчев, — что в основе преступления лежит некая ревность, или любовь, или кто знает что другое, но нечто из области эмоций. Удар ножом В СПИНУ — деяние дикое, и совершается оно невежественным человеком или же человеком, озверевшим от жажды мести... или в состоянии опьянения. То есть человеком, в помутненном сознании которого бушуют примитивные страсти. Не знаю, понимаете ли вы меня, но...

— Хе-хе! — с искренним удовольствием рассмеялся Манчев. — Хе-хе-хе!..

— Тихо, Манчев! — Я постучал по столу. — Продолжайте, товарищ Данчев! Время дорого, конечно, но погода такая романтичная — снег идет точно в сказке, так почему бы и не послушать какую-нибудь фантастическую гипотезу?

— Но мы ведь не в кино, — подал реплику Манчев.

— Почему это деяние не совершил человек, до безрассудства влюбленный в Дору? — продолжал Данчев спокойно и все так же задумчиво. — Речь идет не о докторе Беровском, а о человеке, БЕДНОМ ДУХОВНО. Нищие духом способны ненавидеть до безумия...

— Тогда этот влюбленный идиот должен был заколоть Беровского, а не профессора! — взорвался Манчев. — Истинным любовником Доры является Беровский. А профессор — дело прошлое, больной, старый человек. Зачем его-то ревновать и убивать?

— Профессор? — улыбнулся насмешливо Данчев. — Разумеется, не он любовник. Любовник — доктор Беровский, и именно от него хотел избавиться, как вы выразились, влюбленный идиот.

— Так почему он убил не Беровского, а Астарджиева?

— По ошибке, — сказал Данчев.

— Хорошенькое дело! — простонал Манчев. — Где ж тогда следы этого идиота? Не сидел же он в гостиной в шапке-невидимке?

— Не знаю, — ответил Данчев. — Но я бы спросил тебя, товарищ: если бы СЛУЧАЙНО не позвонил телефон, осуществил бы Кодов (или Кодов — Беровский) свой заговор? Извините, — обратился он ко мне, — вы, товарищ майор, создаете с моим коллегой Манчевым сложный механизм, многочисленные колесики которого приводятся в движение, к сожалению, ТОЛЬКО чистой случайностью: телефонным звонком! Если бы телефон не зазвонил, профессор НЕ ВЫШЕЛ БЫ в прихожую, и в этом случае Кодов НЕ ВОНЗИЛ БЫ НОЖ. Я бы сказал, эта гипотеза ни в коей мере не серьезнее, чем с моим идиотом. И я не вижу прокурора, который бы построил сценарий убийства только на гипотетической вероятности. Мне не верится, что найдется такой прокурор!

Данчев сел. Мне стало жарко, несмотря на то что паровое отопление в гостиной не было включено на полную мощность.

— Много на себя берешь, дорогой коллега, — отозвался Манчев после непродолжительного молчания. — Представь себе, что о телефонном звонке заранее договорились и его подготовили. Почему невозможно заранее договориться, например, о том, что некто позвонит по телефону во столько-то? При условии, что этот «некто» — доверенное лицо. А? Что здесь невозможного? А твой идиот — это, извини, просто насмешка!

— Твой заранее условленный вызов по телефону — вероятность, равная нулю! — зло проворчал Данчев. — Потому что ни Кодов, ни Беровский не являются такими безумцами, чтобы довериться третьему лицу! Когда кто-нибудь замышляет убийство, он боится даже самого себя, сомневается в самом себе, не доверяет никому. Только в мире профессиональных преступников возможна такая договоренность: там за предательство платят пулей. Но не профессиональные же преступники Кодов и Беровский!

Манчев сказал с прежней уверенностью:

— Я думаю, ты доводишь некоторые вещи до крайности, дорогой! Есть ведь такие друзья, которые готовы умереть за друга, но не выдать его!

— Довольно, прошу тебя! — оборвал его Данчев грубо. — Если ты обнаружишь телефон, по которому «близкий» друг Кодова или Беровского якобы звонил профессору, и обнаружишь самого этого «друга», если ты внушишь ему, что он должен признать свою вину, — только в этом случае прокурор даст ход делу, опираясь на вашу гипотезу. Если ты добьешься всего этого, ты станешь Шерлоком Холмсом двадцатого века, не иначе.

— Хе-хе! — сказал Манчев, не засмеявшись.

И он рассказал историю ни к селу ни к городу, какой-то фильм: как какой-то известный гангстер позвонил дежурному инспектору полиции и сообщил ему название улицы и номер дома, где он только что совершил убийство, и что он ждет полицию, чтобы сдаться, так как ему это дело уже опротивело. Инспектор прибыл по указанному адресу, нашел труп убитого, а возле него — снятую телефонную трубку и рядом магнитофон, который непрерывно крутил слова «раскаявшегося» убийцы.

— Хе-хе-хе! — Манчев рассмеялся над своей выдумкой. — Может быть, в данном случае, — сказал он, — Кодов или Беровский подстроили такой же номер профессору? А почему бы и нет? Это не так уж трудно, верно, товарищ майор?

Мне не хотелось разговаривать. Я рассеянно смотрел, как за стеклами окон медленно сыплется снег.

В этот, я бы сказал, критический момент в гостиную стремительно вбежали сержанты Рашко и Наум. Рашко, более сильный, молодцеватый, нес, прижав к себе, серую шкатулку из толстой жести величиной с двухнедельного поросенка. Наум шел следом с физиономией средневекового алхимика, открывшего вдруг волшебную формулу превращения железа в золото.