Современный болгарский детектив

Он остановился, поморгал, поднял брови.

— Не припомню. А что?

— Несколько дней назад квартиру этого певца обокрали. Унесли драгоценности.

— Думаешь, это Тоди?

— Пока ничего не думаю. Попробуй вспомнить, говорили вы об этом певце или нет.

— Как-то раз зашел разговор, но мы тогда говорили о многих певцах, художниках, писателях... О многих, — повторил Тони.

— А о дне рождения Младенчевой заходила речь?

— В четверг Тоди спросил меня, буду ли я в пятницу в обеденное время в «Балкане». Я ответил, что приглашен на день рождения, на дачу, но не сказал, к кому.

— И полагаешь, что он не догадался, на чей день рождения ты приглашен?

— Да какое значение имеют наши разговоры!

— Самое непосредственное: Тоди узнал, где и когда можно совершить кражу. Ты его навел.

— Ого! Ты полегче со своими выводами.

— Подумай — и сам придешь к таким же.

— В пятницу вечером я был у Тоди. У него дома!

— В какое время?

— Около семи или в семь с чем-то.

— У него ты был после восьми. Так показали и Тоди, и Патлака.

— Я не смотрел на часы. Но, по-моему, я пришел раньше.

— А почему так настаивал, что к Тоди ты пошел около семи?

— Потому, что мне так показалось.

— Кража произошла перед твоим приходом. И то после того, как Михнев уверился, что в квартире Младенчевых нет ни души. Жора говорит, ты там упал в обморок.

— Мне плохо стало. Недосыпаю, питаюсь нерегулярно.

Я перебил его, сказав как бы между прочим:

— Ты был болен.

Как бы он ни владел собой, Тони не смог скрыть смущения.

— Что? Болен?.. Не было ничего такого. Выпил три рюмки, и плохо стало.

Мы молча шли дальше. Потом Тони остановился и спросил:

— Минутку... Ты сейчас куда?

— Я просто гуляю.

Мы были в парке. Совсем близко от зарослей кустарника, где была найдена Дашка. Тони шел, словно наслаждаясь прекрасной весенней погодой, свежим ветерком да птичьим пением. А день был облачным, холодным и едва ли мог вызвать такое настроение.

Я спросил:

— Хочешь посмотреть, где нашли Дашку?

Он остановился, глянул на меня.

— Вот в этих кустах, — показал я.

Тони с выражением ужаса на лице уставился в заросли. Обернувшись к нему, я попытался поймать его взгляд, но мне это не удавалось.

— Тони, — сказал я, — ты ведь хороший грибник, верно? А мне не говорил об этом никогда.

— Просто разговор не заходил.

— Когда мы поехали в тот раз за грибами, ты заявил, что ничего не понимаешь в этом.

— Не помню.

— Жора и Тоди помнят.

— Послушай, ты для того и ездил к моему отцу — чтобы поговорить о грибах?

— Еще один вопрос, Тони. Ты хотел жениться на Краси?

— Ты что, забыл — она просила тебя быть посаженым отцом!

Я не стал оспаривать его ответы, которые звучали чересчур категорично: надо было поскорее прижать его и расспросить, пока он не опомнился и не убежал.

— Ты плохо пришил пуговицу, — сказал я.

Обе пуговицы на его пиджаке были пришиты хорошо, но Тони ухватил первую и дернул ее — показать мне, что она хорошо пришита. Потом ответил, злясь и недоумевая:

— Чего это ты?

— Мне показалось, она плохо пришита.

— Ну и что?

Пока он ждал ответа, я сделал маневр:

— Скажи, отчего у тебя ладони такие крепкие? Каратэ?

Тони сжал кулаки и спрятал их за спину, но вовремя овладел собой.

— А это еще что за намек? — спросил он и, почти непринужденно сунув руки в карманы, засмеялся.

— Когда Краси уговаривала меня стать посаженым, ты уже принимал у себя дома Розу Младенчеву. Твоя хозяйка рассказала.

— Значит, и с хозяйкой успел побеседовать?

— Я говорил со всеми, кто мог рассказать что-нибудь о тебе. В том числе — с твоими приятельницами, которые пока еще живы.

— Послушай, товарищ Хантов, это что — допрос?

— Обычная беседа. Нечто вроде выяснения отношений между людьми, которые не слишком знакомы — так, были раза два в одной компании.

Он стоял передо мной опустив голову и смотрел исподлобья — совсем как на своих детских фотографиях.

— Если это обычная беседа, я не обязан выслушивать твои идиотские намеки. Привет.

Он круто повернулся и пошел от меня в сторону, не разбирая дороги. Сухая листва шуршала под его шагами.

10

Вечером я зашел в редакцию к Грише Вранчеву. Как обычно, он сидел за своим столом, на котором все было в таком беспорядке, что я каждый раз удивлялся, как там вообще можно что-нибудь найти. Гриша читал газету. Не подняв головы, не взглянув, кто вошел, он кивком указал мне на кресло. И, только дочитав что-то (не знаю, статью или только абзац какой-то), проговорил:

— Ах, это ты. А я было подумал, кто-то из коллег.

— Вот, проходил мимо, решил зайти.

Может, он и заметил, что в последнее время наши встречи участились, но ничего по этому поводу не сказал. Верно, был под впечатлением только что прочитанного. Постучав согнутым указательным пальцем по газете, Гриша сообщил:

— Очерк Тони Харланова. Вчера написал. За какой-то час. С утра мне сегодня — звонки. Человек десять. Один важнее другого. Все — по этой проблеме.

— И что за проблема?

— Страх.

Я недоуменно ждал разъяснений.

— Неужто вправду не сечешь?

— Не секу.

— Психологическая проблема, — вздохнул Гриша. — Не будучи специалистом, он поставил такие вопросики, что некоторые знатоки прямо-таки за головы схватились. Короче: в каждом из нас живет страх. Страх за себя. И страх за других. Страх, который парализует личность. И страх, вызывающий ее энергию! Страх за вчера. Страх перед завтрашним днем. Аспекты, аспекты — тут целое море аспектов!

Он прочел бы мне целую лекцию, если бы я его не прервал.

— Я в вашей работе, может, и не секу... — начал я.