Современный чехословацкий детектив
Шрифт:
Он стал бить себя кулаком в грудь.
Гадраба, Бочек, Мильнерова — все были в растерянности, но Карличек оставался совершенно спокойным. Я тоже. Теория о героизме трусов подтверждалась. Сильное душевное движение, единственно руководившее Фидлером, чудесным образом укрепило его слабую волю и физические силы, которых было так мало в тщедушном теле. Только под влиянием подобного переживания мог Фидлер когда-то решиться ночевать под мостом, бежать в Англию, стать фронтовым корреспондентом. И вот теперь такое же трудно определимое чувство помогало ему держаться на слабых, дрожащих ногах прочно, как на каменной опоре.
— Ну ладно, — сказал я. Фидлер
Правда, таковым признал его только Карличек; бог весть что это было на самом деле, и бог весть почему его там больше нет. Ни Гадраба, ни Бочек ничего не могли сказать мне на сей счет. В шкаф они не заглядывали месяцами, им там ничего не было нужно. Содержимое нижней части шкафа они называли «частным музеем Фидлера». Мильнерову, судя по всему, вообще не занимали оптика и химия фотоискусства. Но все трое были единодушны во мнении, что заведующий отдавался этому искусству без остатка. Гадраба и Бочек заявили, что многому научились у своего патрона и что их ателье признано одним из лучших. Естественно, за их высококачественной работой совершенно терялось лодырничанье Арнольда.
Мы столпились у шкафа. Скала, постукивая по нижним дверцам, сказал:
— А тут у вас кое-что пропало, пан Фидлер.
Тот, после эмоционального взрыва, был словно в прострации. И на слова Скалы отозвался своим глухим и все еще взволнованным голосом здоровяк Бочек:
— Мы же сказали, там просто старый хлам.
Скала открыл дверцы.
— Что здесь было? Слышите? Пан Фидлер!
Фидлер очнулся. Пережитое потрясение оставило в нем сильную рассеянность.
— Здесь? Здесь было, кажется... — Он наклонился к шкафу. — Ну да, здесь был старый микроаппарат, проекционный. Только без конденсатора. Он был мне нужен... Постойте, зачем же он был мне нужен?..
— А вообще для чего предназначен такой микроаппарат?
— Для чего? Для просмотра микрофильмов, в сильном увеличении. Где-то он должен быть... А почему вы спрашиваете?
— Сегодня его унес ваш сын,
Фидлер перевел взгляд со Скалы на меня — прямо недоумевающий, робкий ребенок. У него, видно, вертелся на языке вопрос или какое-то замечание, но он проглотил его и неуверенно, удивленно произнес:
— А что ему с ним делать? Аппарат ведь был негоден... Очень старая модель, ею пользовались американские разведчики во время войны. Катушка с пленкой помещалась под крышкой наручных часов... Чаще всего часы служили их личным знаком, но сегодня и такие размеры уже слишком велики, тогда не было такой пленки...
— Вижу, вы хорошо в этом разбираетесь, — заметил я.
— Стараюсь не отставать. — Фидлер опять занервничал. — Да и работать с этим приходилось. Аппарат мне подарил один разведчик, он работал на нем здесь, в Праге, всю войну. Я ведь...
Опустившись на колени, он стал шарить в шкафу, скрывшись в нем чуть ли не по пояс. Шкаф был разделен полками и набит фотоаппаратами всех систем, нагроможденными в беспорядке. Звуки, сопровождавшие поиски Фидлера, напоминали грохот посуды. Но вот он выпрямился и озадаченно посмотрел на меня, бледный, вспотевший.
— Нет... Видно, действительно Арнольд унес — аппарат и на рынке можно спустить. Такие нынче не редкость, такие есть почти во всех научно-исследовательских институтах и напрокат можно взять...
Он нагнулся, чтобы навести порядок на полках, и неосторожным движением задел какую-то плоскую черную коробочку; она упала на пол.
— Ничего! — Фидлер
поспешно поднял ее. — Это обычная старая камера девять на двенадцать. Раз в год я снимаю ею один и тот же предмет, всякий раз в совершенно одинаковых условиях. У меня уже девять таких снимков, если вы посмотрите, тоже увидите, как в некоторых местах размывается фокус, старое стекло буквально течет, да, течет, оптика слабеет, это можно измерить — такие опыты очень важны для производства и хранения аппаратов. Но для точности камера должна весь год находиться в одном и том же положении.Нажав на кнопку, он открыл крышку, бегло осмотрел объектив и затвор, снова защелкнул крышку и положил камеру на место.
— Как-нибудь наведу тут порядок... — пробормотал он.
— Это будет нелишне, — отозвался на его слова Скала, — а сейчас давайте-ка вернемся к исчезновению проекционного аппарата.
Озабоченность разом вернулась к Фидлеру.
— Понять не могу, — промямлил он с несчастным видом. — Был здесь...
— Когда вы видели его в последний раз?
— В последний раз? Бог его знает... Не могу сказать. Сам-то я и не заметил бы пропажи, здесь редко что бывает нужно... а в игрушки играть мне недосуг.
Я попросил нашего эксперта осмотреть сокровища в шкафу. Чем далее, тем яснее становилось, что здесь и впрямь склад приборов, вышедших из употребления. Поэтому можно было заключить, что и аппарат, замеченный Карличеком, тоже был старой рухлядью. Да только установить это было невозможно, и Фидлер мог утверждать что угодно, хотя Карличек старался выказать как можно больше недоверия.
Все-таки, видимо, аппарат этот для чего-то понадобился Арнольду — или он просто решил убрать его как вещь подозрительную. Впрочем, у нас не было уверенности, что сделал это именно он. Возможно, изъятие аппарата было превентивной защитной мерой, но благодаря наблюдательности Карличека мера эта привела к обратному — возбудила серьезное подозрение. Что же касается приборов, хранившихся в этом шкафу, то они являли собой как бы картину развития фотографической техники. Из всего этого обилия нас заинтересовала только коробочка, похожая на табакерку, из каких наши предки предлагали друзьям понюшку табаку.
— Устарелая модель камеры для шпионажа, — определил наш эксперт.
— Совершенно верно, — подтвердил Фидлер; теперь он отвечал почему-то куда охотнее. — У меня была еще одна, японская, ее объектив монтировали в бутоньерке на лацкане, но, к сожалению, потерял. В свое время ее конфисковали в штате Вайоминг, когда после Пёрл-Харбора интернировали японцев. Нынче такие камеры монтируют в крошечные дамские сумочки, причем зеркальце — на самом деле видоискатель, и...
— Да, вы человек знающий, — похвалил я его. — Системы микроточек вы тоже знаете?
— Да, я слыхал о них. — Он беспомощно взглянул на меня.
Стоило ему отвлечься от своего «музея», как у него сразу снова становился такой вид, словно сын его не в трамвай прыгнул, а в бездонную пропасть.
— Можете закрыть шкаф, — сказал я.
Задерживаться здесь долее не имело смысла. Я дал команду уезжать. Бедржиха Фидлера поставили в известность, что сын его может явиться за мотоциклом к нам. Далее ему было сказано, что его заявление об исчезновении сына, естественно, теряет силу, но что мы все равно должны разыскать и допросить Арнольда, а посему Фидлер обязан немедленно сообщать нам все, что о нем узнает. Ключи, которые он нам доверил, он получит обратно, как только осмотрит квартиру и ателье и убедится, что мы оставили все в порядке.