Современный чехословацкий детектив
Шрифт:
Я показал Карличеку на телефон.
— Садитесь и звоните надпоручику Скале. Он наверняка еще не лег спать. Зайдите к нему и расскажите обо всем. На очную ставку между этими двумя женщинами необходимо его разрешение. И не вздумайте излагать ему все это в такой же спортивной манере, как мне, не то он вам вообще запретит. Постойте. Надо бы еще сегодня же ночью допросить по возможности всех этих парней и девчат, в том числе Йозефа Ферулика. Работенка немалая, но этим займется свежая группа. Расследование не может замирать ни на час. Я должен как можно скорее составить себе мнение, касается ли вся эта история моего отдела или нет. Если всплывет что-нибудь особенное, я приму соответствующие меры. А вам пока советую отправиться домой тотчас после того, как вы договоритесь со Скалой.
Как и следовало ожидать, звонок Карличека застал Скалу еще на работе. Разговор был недолгим: Карличек сказал только, что у него важные новости, и Скала попросил его прийти поскорее.
Наш водитель терпеливо ждал в машине. Мы сели, и через несколько минут Карличек был на месте.
— Лучше всех подтвердить то или иное наше предположение мог бы, конечно, сам Арнольд Фидлер, — сказал он вместо прощанья. — Если разыщем его к утру, позволю себе разбудить вас.
— Да уж, сделайте одолжение.
Карличек скрылся в подъезде, а я эгоистически вспомнил о самом себе.
— Теперь в какую-нибудь ночную харчевню! И пожалуйста, поскорее! — попросил я водителя.
— Прошу более точных указаний!
— Да просто туда, где еще открыто и есть что перекусить — например, говяжья грудинка под хреном...
Свернув в узкий переулок, водитель остановил машину перед простеньким трактирчиком.
— Кухня здесь славится фирменным блюдом из грудинки, — заявил он, аппетитно причмокнув. — Здесь только это и подают. Во всей республике не сыщете вкуснее. Ручаюсь, останетесь довольны, товарищ капитан!
— Что ж, попробуем.
Я не разочаровался. За всеми столами ели грудинку, и каждая порция так и дышала поварским искусством. Я съел целых две. И потом поехал домой спать.
А Карличек — нет! Он ослушался меня и отдыхать не стал, хотя имел на то полное право. Он принял участие в ночном аврале.
Уголовный розыск с помощью моих сотрудников провернул за ночь изрядную работу. От Дворничка Алоиза Бедрны — его адрес дала Вера Климова — и от нескольких других ребят добыли сведения об остальных. К утру были опрошены все числившиеся в списке Карличека, да сверх того еще несколько девчат и парней. К двоим из них пришлось ехать за город. Йозеф Ферулик, после недолгого запирательства, подтвердил, как было дело с револьвером, Он оправдывался тем, что стрелял якобы в порядке самозащиты, поскольку-де Арнольд угрожал его жизни. Но показания других свидетелей совпали с рассказом Климовой. Девушка была права, считая, что все равно кто-нибудь из ребят выболтает. Первым сознался Алоиз Бедрна — он носил в себе эту тайну как тяжкое бремя и почувствовал даже облегчение, получив возможность избавиться от нее. Подобное же чувство испытывали и другие. Общее впечатление было таково, что Арнольд держал ребят железной рукой. Однако не похоже было, чтобы на даче или в другом месте они занимались чем-либо похуже пирушек. Видимо, Арнольд не привлекал своих приятелей к совершению противозаконных действий, а уж тем паче к актам государственной измены, и никому не поверял своих тайн. Был деспотичным, высокомерно-барственным, что ему, несомненно, очень нравилось.
Об оружии показали все. По словам Ферулика, это был немецкий автоматический пистолет, якобы подаренный ему умершим двоюродным братом, сражавшимся на баррикадах; потом он отказался от этого вранья и сознался, что «увел» пистолет из какой-то квартиры; это, естественно, грозило неприятностью владельцу квартиры, не заявившему о пропаже незаконно хранимого им оружия в числе украденных у него вещей.
Ночью же подняли на ноги работников мебельного магазина. По их словам, Арнольд Фидлер в сопровождении какой-то девушки приходил в прошлую пятницу и внес задаток за шкаф. В понедельник около восьми утра он позвонил в магазин и сказал, что за шкафом приедет экспедитор, которому он доверяет доплатить остаток. Экспедитор действительно приехал в четверть девятого, только не на грузовом такси, а просто на грузовике.
По-видимому, грузовик был «левый»: на такое расстояние такси обошлось бы довольно дорого.
Вероятно, Арнольд, ожидавший поступления какой-то суммы только в понедельник и бывший не при деньгах, договорился со знакомым шофером, что обошлось ему, конечно, дешевле. Следовательно, надежда установить личность экспедитора сильно пошатнулась. Вряд ли кто сознается в «левых» перевозках. А работникам мебельного магазина не было нужды специально разглядывать грузовик. В конце концов, это могла быть совершенно законная сделка, с разрешения руководства автохозяйства; Арнольд, может быть, даже и уплатил за пользование грузовиком. Номера никто не заметил, и никто не мог вспомнить, что было написано на дверцах грузовика — «Вторсырье», «Строймонтаж» или что-нибудь еще в этом роде. И кому нужно было замечать марку машины? Просто старый грузовик!Теперь предстояло наводить справки во всех автохозяйствах. А это задача немалая! И конечно же, пришлось отложить ее выполнение на будний день. Но что делал при всем том сам Арнольд Фидлер? Откуда он звонил в магазин? Из дому? Возможно. Зашел домой, когда отца уже не было. Старый Фидлер уходит из дому всегда около семи утра. Уборщица, кроме суббот и воскресений, является ежедневно, но не ранее одиннадцати, потому что Арнольд частенько спит допоздна. Случалось, ей и к полудню не удавалось попасть к нему в комнату, а в остальной квартире приходилось убирать тихонько — как бы не разбудить молодого пана.
Что поделывал молодой пан с вечера прошедшего воскресенья, знает один господь бог. Сам он за шкафом не приехал — значит, надо думать, был занят чем-то другим, что, возможно, было связано с деньгами, которые он рассчитывал получить в понедельник. А потом он на мотоцикле приехал на дачу...
Откуда мог он ждать денег?
Неужели кто-то забирал из тайника на девятнадцатом километре вознаграждение для Майера? Это было почти немыслимо, но ведь, с другой стороны, никто не вел точного счета тем деньгам. А что, если Арнольд приезжал к тайнику еще в ночь с воскресенья на понедельник? Но в эти дни в тайнике не должно было быть ничего, тем более иудиных сребреников. Стало быть, за деньгами Арнольд отправился куда-то в другое, место. С отцом он не встречался, ничего у него не просил. Может, у Мильнеровой?.. Если даже и так, она все равно не сознается.
В воскресенье утром Карличек заявился в наш отдел еще раньше меня. С первого взгляда я увидел, что он так и не ложился. Кто-то сжалился над ним, приготовил чай — еще более бледный, чем сам Карличек.
Скала уехал домой только что. Зато я отдохнул довольно хорошо. Расследование продолжали группы, сменившие первые. Один Карличек не желал смениться.
— Нехорошо, Карличек! — укорил я его. — Что скажет бабушка?
— Что-нибудь сочное, — парировал он. — Но смертельной угрозы пока нет. Фотоателье открыто. Заеду за Климовой и устрою ей свидание с Мильнеровой, И уж тогда домой. Надо же и о сыночке подумать.
— А вы предоставьте это мамаше.
— Ну нет! Да ей еще и бабушка мешает, — покачал он головой. — Кроме того, я сделал кучу ценных наблюдений и должен теперь воплотить их на практике. Возьмите хотя бы того же Ферулика: сбился с пути исключительно по причине недостаточного родительского надзора. Сразу-то и не сообразишь... Или остальные: во всех случаях прямо-таки преступная небрежность родителей. Как начнет весь этот материал громоздиться перед глазами...
Мне удалось остановить педагогические излияния Карличека. Тогда он, уже более деловым тоном, рассказал, что проделано за ночь. Потом я просмотрел донесения — пусто. Ничего я не проспал.
— Во всем виноваты родители, — снова завел Карличек. — Во всем! И в том, над чем мы теперь ломаем голову. Это мое кредо, мой девиз...
И я уже не сумел отбиться от доклада о воспитании.
Алоиз Бедрна — хороший паренек, и у него славные родители. Он с любовью ухаживает за дачей Арнольда, но дома не рассказывает, что там и стреляют, и пьянствуют, и его заставляют пить, и сажают ему на колени девчонок, чтоб он сравнялся испорченностью с остальными. Другими словами, мальчишка врет родителям, и это сводит на нет все его хорошие качества. Кто виноват? Родители! Слишком доверяют.