Современный детектив ГДР

— Здесь есть тучи, и в них прячутся молнии, Тучи еще не разрядились. Почему — не знаю. Но знаю, что это так, чувствую. Вы скажете, наверно: молодой нахал, довольно неопытный, что он мелет! Пусть. Вы стали на точку зрения комиссара. Я — нет, господин Метцендорфер, я — нет!

Он повернулся и, слегка изогнув спину, прислонился к оконному стеклу так плотно, что адвокат испугался было, что Грисбюль его раздавит. Тот все еще держал руки в карманах брюк.

Он резко сказал:

— И пусть рапорт хоть десять раз отправлен к следователю, потому что он написан, я все равно начну это дело сначала!

Он оттолкнулся от подоконника, быстро и энергично пересек комнату и сел за стол.

Шляпа комиссара раздраженно качнулась.

3

Метцендорфер чувствовал, что молодой человек оказывает на него какое-то давление. Какое — адвокат сам не понимал.

Грисбюль подергал запертый ящик, в ярости ринулся в другую комнату, откуда через открытую дверь донеслась дробь машинки, вернулся со стопкой бумаги и несколькими карандашами, уселся, взглянул на адвоката из-под высоко поднятых бровей и сказал:

— Выкладывайте!

Тот недоумевал.

— Ну, — сказал Грисбюль нетерпеливо, — рассказывайте, что вы выяснили!

— Выяснил? — растягивая слоги, спросил Метцендорфер. Он подумал. — Да ничего, собственно, не выяснил!

— К черту! — возмущенно воскликнул Грисбюль. — Не придирайтесь к словам. Хотя бы сейчас. Не выяснили, так ощутили! Вы же вели розыски по делу Марана!

— Так вот, — начал Метцендорфер и принялся было описывать свою встречу с горничной, с маленькой Трициус во франкфуртской гостинице «Майнау».

Но ассистент нетерпеливо отверг это.

— Нет, так не пойдет. Ваши впечатления, господин Метцендорфер. — И вдруг голос его стал таким терпеливым, словно он говорил с ребенком. — Ваши впечатления начинаются гораздо раньше, начинаются с момента, когда в ту ночь Маран или его жена сообщили вам по телефону, что произошло убийство.

— Это известно, — уперся Метцендорфер.

— Да, известно, — терпеливо повторил Грисбюль, — вам точно известно, мне менее точно, другим вообще неизвестно. Но даже будь это известно до малейшей подробности, и притом всем, все равно важно, чтобы вы рассказали об этом: тогда у вас в памяти оживут частности, тогда и вы увидите, как та или иная мелочь сказалась на вашем отношении к случившемуся, тогда мы постепенно получим более или менее объективную картину. Это имеет решающее значение. — Он коротко бросил: — Прошу поточнее!

Метцендорфер покорился своей участи. А Грисбюль пожелал даже узнать, спал ли уже Метцендорфер или еще читал, когда позвонили по телефону, сразу ли он пошел в гараж или, может быть, все-таки помедлил, прежде чем ввязываться в это неприятное дело.

Постепенно Метцендорфер привык к тому, что поначалу назвал про себя «дурацким выспрашиванием», и убедился, что давно забыл частности, которые выплывали лишь благодаря метким, направленным в самую точку вопросам.

Так рассказал он о поездке домой в машине Брумеруса, о своем возвращении в Бернек, о том, как возникло у него подозрение, что на даче находился еще кто-то, о своей поездке во Франкфурт и попытках выведать что-либо у маленькой Трициус и великого Себастиана, наконец, о своем путешествии в Пассау и разговоре с Венцелем Марией Даллингером.

Он не упускал ни одной мелочи, и на его глазах листок за листком покрывался стремительным почерком Грисбюля, который порой, склонив голову набок, строчил как одержимый, а порой переставал писать и терпеливо слушал.

— И вот вы здесь! — сказал в заключение ассистент.

— И вот я здесь, — ответил адвокат, почувствовав усталость и опустошенность.

Грисбюль резко, со стуком, положил карандаш на доску стола, поднялся, подошел к окну, успевшему, к удивлению Метцендорфера, потемнеть, развел руки в стороны, расправил грудь, глубоко вздохнул и, наконец, сказал:

— Ну вот, дело сделано! — Затем, пройдясь по комнате, он застыл, как перед памятником, перед стоячей вешалкой, на которой висела шляпа Гроля, неожиданно хлопнул ладонью по засаленному сомбреро, отчего оно чуть не слетело с крючка, и невозмутимо сказал: — Ну, ты еще удивишься! — И, повернувшись к озадаченному адвокату, добавил: — Боюсь, что вам придется еще потрудиться из-за этого дела, господин Метцендорфер. Фильм не кончился, только порвалась лента, по-моему. — Он вернулся к столу и сказал: — Попытаемся склеить ее. У меня тут есть одна идея. Надо будет еще подумать!

4

Катя на машине домой, Метцендорфер перебирал события последних дней, мелькавшие в его мозгу, и правда, как фильм, но фильм — Грисбюль был прав — обрывающийся. В голове адвоката независимо от его воли стрекотал аппарат, лента бежала, в глазах мелькали пестрые и серые картины, и вдруг появлялся разительно белый прямоугольник — пустота. Все. Конец. И рвался целлулоид все на одном и том же месте — там, на даче, где стояли или сидели двое, и один из них громко говорил, и тут раздался выстрел, а потом этот проклятый, слепящий прямоугольник!

Это отвлекало адвоката. Это раздражало его настолько, что он почти не смотрел на дорогу и иногда испуганно ерзал на сиденье, обнаружив, что совершенно машинально повернул, затормозил, прибавил газу. На него неслись, мимо него пролетали светящиеся мячи фар, а перед его машиной мерцала ненадежная полоска бетона. Его жизнь зависела от того, будет ли все так же бежать навстречу и бросаться ему под колеса эта словно бы движущаяся полоска, а он мечтал, пугался, мечтал опять, видел этот пронзительно белый прямоугольник.

В небе за ним тащилась луна — четкое, маленькое, белое пятно, как бы вычерченное фарой в кромешном мраке.

Метцендорфер не знал, в каком направлении ищет Грисбюль. После беседы, которую Метцендорфер был склонен теперь называть «допросом», они пошли поужинать в какую-то приятно теплую пивную. Разговор не клеился. Адвокат удивленно смотрел, какое невероятное количество мяса, клецок и кислой капусты не то что съедал, а прямо-таки поглощал Грисбюль. При этом он, казалось, размышлял об услышанном. Поев, он прихлебнул пива и вытер пену с верхней губы. Но адвокат ошибался, если думал, что сейчас начнется дружеский и доверительный обмен мыслями.

Грисбюль глядел мимо него на электрический футбол, в который увлеченно играли два молодых человека. В аппарате загорались зеленые, красные, желтые лампочки, вспыхивали цифры, металлические шарики звонко постукивали о перегородки. Метцендорфер забеспокоился: не собирается ли помощник сидеть здесь до поздней ночи без всякого толку? Он решил подняться и поехать домой. В этот момент Грисбюль повернулся к нему и спросил:

— Почему вы не просмотрели в Пассау список фирм? Я забыл задать вам этот вопрос.