Современный кубинский детектив

Осорио победно улыбнулся: на огромной ладони Херардо лежал разбитый шприц и игла для уколов.

Пятница, вечером.

Коптящий светильник был заменен электрической лампой, которая едва освещала помещение, отбрасывая желтоватые блики на вещи, стоявшие прямо под ней, в углах же сгустились тени.

У троих людей, находящихся в этой полутемной комнате, цвет лица был как у смертельно больных, которым объявили о том, что их болезнь неизлечима.

— Они заявились сюда, — от ярости сузив глаза, проговорила Хулия, — и спрашивали, наносил ли мне визит иностранец. Не предупреждала ли я тебя, что твоя рубашка слишком кричащая?

— Согласен, моя вина. Я ее больше не ношу.

— А на этих, из Комитета, вы обратили внимание? Так и снуют, думают, я не понимаю, в чем дело.

— Как бы они ни следили за нами, они не могут видеть всякий раз, как мы сюда входим — ведь мы пользуемся боковой дверью.

— Сейчас не до этих мелочей, — сказал доктор, протирая очки, — пора переходить к главному. Мы не можем терять время.

— Доктор прав, Фрэнк, по-моему тоже пора ставить точки над «i».

— Но сначала, — доктор посмотрел стекла на свет, — следует внести ясность в самый важный вопрос. — Он надел очки. — Я имею в виду выезд из страны.

— Выезд из страны? — переспросил Фрэнк.

— А почему вы так удивляетесь, друг мой! Да, выезд из страны. Как вы догадываетесь, после всего, что было: кража гномов и убийство Сабаса, — я не собираюсь оставаться на Кубе. По-моему, гораздо разумнее мне уехать с вами.

— Это не входило в наши планы, — с явной тревогой воскликнул Фрэнк.

— Не входило, так войдет.

— Но...

— Фрэнк, — перебила его Хулия тоном, в котором слышались нотки превосходства, — ты ведешь себя глупо. Доктор прав, и мне кажется вполне справедливым, если он уедет с нами.

— А жена? Судя по всему, он и ее возьмет с собой.

— Очень сожалею, но должен огорчить вас, как огорчу и ее. Нильса была мне очень полезна до сих пор, но для своей будущей жизни я рассчитываю на что-то лучшее, нежели старуха, у которой к тому же кончились деньги. Бедняжка, мне очень жаль ее, но на этот раз она со мной не поедет. Обезьян я, разумеется, оставлю ей.

— Это меняет дело. Хорошо, договорились.

— Когда мы едем?

— В воскресенье рано утром.

— Прекрасно.

— Ключ у вас?

— Вот он.

Доктор вытащил из кармана бумажник, открыл его, достал оттуда серебряный ключ и положил на середину стола. Хулия и Фрэнк смотрели на ключ с деланным равнодушием, но каждый из них знал, какую роль ему предстоит сыграть в дальнейших событиях.

Затем Хулия достала из своей сумки нейлоновый мешочек, вынула из него семь металлических пластинок и положила их рядом с ключом. На каждой из пластинок были обозначены цифры и еще номер, который указывал, в каком порядке их следует расположить.

— Семь номеров, составляющих шифр сейфа.

Фрэнк извлек из кармана рубашки сложенный вдвое конверт и бросил его на стол. Упав, конверт распрямился, и все увидели на нем несколько штемпелей и какую-то надпись чернилами.

— Вскрыв конверт, мы узнаем место, где спрятаны деньги. Будь добра, Хулия, прочти вслух, чтоб и доктор тоже услышал, где это.

Казалось, Хулия только и ждала этих слов, чтоб броситься к конверту, однако доктор опередил ее с ловкостью, неожиданной при его полноте. Загадочно улыбаясь, он изучил адреса на конверте, дату отправки, штемпеля, имена и фамилии отправителя и получателя и только тогда протянул конверт Хулии.

Хулия едва ли не с благоговением вскрыла его, нашла на карте, которая была внутри, красный кружок, бросила на обоих мужчин настороженный взгляд, откашлялась.

— Белоснежка ждет у угла повернутой к морю восточной стены, в доме, стоящем у входа в Агуадорес.

— Агуадорес. — Глаза доктора за стеклами очков совсем закрылись.

— Да, — ответил Фрэнк, — в Агуадорес, в заброшенном домишке, в котором иногда ночуют рыбаки.

— Прелестное местечко, и к тому же неблизко.

— Поедем на вашей машине, — предложил Фрэнк.

— Она стоит тут неподалеку. — Врач поднялся, аккуратно спрятал серебряный ключ. — Чего мы ждем?

Фрэнк тоже спрятал письмо.

— Раз ты не едешь с нами, мы возьмем шифр с собой, — обратился он к Хулии и снова положил пластинки в нейлоновый мешочек.

— Желаю удачи, — откликнулась она дрогнувшим голосом.

— Да, кстати, а где?.. — Доктор не кончил фразы и обвел взглядом запертые двери комнаты.

Фрэнк чуть улыбнулся.

— Он в Агуадоресе. Ждет нас.

— Я отдал в лабораторию шприцы с иглами, чтоб там определили их идентичность.

— Правильно сделал, Рубен. А вот и ответ на наш запрос. — Осорио протянул бумагу Рубену, и тот быстро пробежал ее глазами.

— Итак, Франсиско Трухильо не въезжал в страну легально. Тем больше оснований предполагать, что он на Кубе. И раз прячется, значит, въехал тайно. Разумеется, этот иностранец совсем не обязательно сын Хосе Мануэля Трухильо.

— А из Комитета нет новостей?

— Нет, пока не звонили.

Рубен сел за стол и нервно забарабанил пальцами по его крышке.

— И еще мне не дает покоя смерть попугая. Кто мог его отравить?

— Здесь весьма любопытной оказывается фигура доктора Мирамара. Его алиби как раз и строилось на этом — ведь он утверждает, что пошел в зоопарк именно потому, что узнал о смерти попугая. Однако попугай был жив, когда доктор пришел в зоопарк, и умер лишь в полдень. Лжет ли доктор или кто-то лгал ему?

— Все это справедливо. Но вдруг попугая отравил не доктор Мирамар, а кто-то другой? И зачем он это сделал именно в двенадцать часов?

— Возможно, затем, чтобы алиби врача оказалось сомнительным, когда будет обнаружен яд и установлено время смерти попугая.

— Иначе говоря, кто-то хотел, чтобы виновным был выставлен доктор. В таком случае этот кто-то и есть убийца. А если это так, доктор не убивал Сабаса... Если признать его виновным в смерти попугая, из которого он хотел сделать чучело, значит, он невиновен в смерти Сабаса.