Современный Румынский детектив

— Именно. В подобных случаях рекомендуется именно морфий. Но Кристиану Лукачу была введена слишком большая доза, действие которой трудно предусмотреть с достаточной точностью.

Я чувствую, как весь напрягся, словно перед прыжком в пропасть.

— Из чего именно вы заключаете, что эта доза была ему введена кем-то посторонним?

Доктор не медлит с ответом:

— Зная о том, что была найдена пустая ампула, я решил, прежде чем вскрывать труп, осмотреть внимательнейшим образом весь кожный покров, особенно те его зоны, куда обычно наркоманы сами делают себе уколы, зоны, которые им легко доступны. Хотел, уважаемые коллеги, установить, не страдал ли покойный этим пороком. Ну так вот, я обнаружил лишь один-единственный след от укола, свежий, на одной из ягодиц, а именно на правой, куда он сам никоим образом не мог бы дотянуться шприцем. Стало быть, морфий ему был введен другим лицом.

Наконец-то и прокурор вступает в разговор:

— Кроме ампул, есть еще таблетки, порошки… Патрике отводит аргумент Бериндея:

— Их ему достать было бы еще труднее. Мы, слава богу, не на Западе. Да если у него и была возможность их добыть, это стоило бы очень больших денег. И потом, судя по всему, он был юношей спокойным, активным, жизнерадостным…

— Ну, деньги-то у него были… на сберкнижке у него семнадцать тысяч пятьсот лей, — напоминает нам прокурор.

Несколько минут мы все молчим. Двусмысленность этого дела не вызывает уже никаких сомнений. Во всяком случае, так уже кажется и мне. Согласно экспертизе, несомненно одно: морфий был введен Лукачу не им самим. И причина: приступ каменной болезни. И смерть его наступила не сразу… Прерываю молчание, повторяя еще раз свой вопрос:

— Введенная доза морфия была достаточной, чтобы вызвать смерть?

Патрике отвечает утвердительно, но тут же добавляет:

— Двузначность и проистекает-то из того, что мы не в состоянии установить с математической точностью причину смерти.

Прокурор устал весь день стоять на ногах, присаживается на стул. Под тяжестью его тела стул возмущенно скрипит. Бериндей приглашает и нас присесть. Но ни я, ни доктор не замечаем его жеста.

— Доктор, двусмыслица, двузначность, двойственность — называйте, как хотите! — установленная экспертизой, дает три возможности, — не унимаюсь я, — и я прошу вас внимательно следить за тем, что я сейчас попытаюсь изложить…

Доктор улыбается во все лицо:

— Я всегда вас слушал внимательнейшим образом, капитан.

— Стало быть, у Кристиана Лукача был приступ, почечная колика. Он обращается к какому-то своему знакомому, прося его сделать ему укол. Этот знакомый соглашается, но ошибается в дозе, чем приводит Кристиана Лукача в состояние комы. Испугавшись того, что произошло, — кстати, очень может быть, что это же лицо и достало Лукачу морфий, — повторяю, охваченный страхом, этот некто инсценирует самоубийство… Вариант правдоподобен?

Доктор соглашается.

— Пойдем дальше. Предполагаемое лицо делает Лукачу укол и покидает мансарду, оставив его в наркотическом состоянии… Мысль о самоубийстве, живущая где-то в глубине подсознания Кристиана Лукача, выходит из-под контроля его воли, и Лукач совершает самоубийство… Вариант допустимый?

Прокурор прямо-таки ест меня глазами, словно я только что упал с неба.

Доктор Патрике щедр, он и этот вариант считает вполне возможным:

— Заманчивый вариант! Самоубийство не по собственной воле!

— И третий вариант: предумышленное преступление.

— И этот вариант неплох, — заключает Патрике. — Тем более что всеми этими вариантами должен заниматься не Институт судебной медицины, а угрозыск. — Его разбирает веселый смех. — Что до меня, то я вам сообщил все, что установил. А теперь уж вы сами… Что ни говори, а распутывать надо, никуда не денешься!..

Он берет со стола свой портфель, пожимает нам руки и исчезает, не скрывая того, что очепь рад с нами расстаться.

— Хорошо быть судебным экспертом! — вполне серьезно завидует ему прокурор. И, меняя резко тон, спрашивает меня: — Послушайте, капитан, в ваших вариантах черт ногу сломит. Вы действительно верите в третий вариант — в предумышленное убийство?

— Я допускаю в равной степени все три варианта.

— В таком случае перед нами дьявольски изощренное преступление!

— С таким же успехом можно допустить и первый вариант — несчастный случай. Или второй — невольное самоубийство.

Бериндей не спеша поднимается со стула. Стул скрипит еще жалобнее.

— Значит, все три варианта говорят за то, что это дело должно быть передано из прокуратуры в уголовный розыск! Вы возьмете его с собой, или же прислать его, как полагается, с курьером?

Я улыбаюсь ему насмешливо:

— Сперва надо совершить все формальности — протокол, показания Лукреции Будеску… Пока что я возьму только акт экспертизы. Привет! Жду новостей.

6

Хмурый, холодный, осенний день, а я опять в одном пиджаке.

Я почти бегу по улице. В голове гвоздем засела мысль: я должен зайти в магазин «Романс» повидать свою невесту! Если тут и есть чему удивляться, то только тому, что Лили до сих пор меня не бросила. Всякий раз, как подумаю о ее преданности, меня прямо-таки слеза прошибает от умиления. При всем при том я вовсе не уверен, что в один прекрасный день она меня не бросит. У нее для этого есть все основания.

Я пересек Университетскую площадь и, очутившись напротив Дома Армии, засомневался: а не изменить ли мне своему благородному намерению и тем самым избежать малоприятного объяснения с Ляли? Я нахожусь в двух шагах от полковника Донеа и в двух — от своей невесты, я па перекрестке собственной судьбы, можно сказать! Что там Гамлет! Заглянул бы сейчас Шекспир в мою душу!..

Все! Жребий брошен! Я поворачиваю направо, на Каля Викторией, к магазину «Романс». Входя в него, я как бы переношусь в мир чистой гармонии. Да, это совсем иной мир, нежели мир улицы за дверью. Этот мир встречает меня торжественными созвучиями какой-то симфонии. Лили заметила, как я вошел, но мое появление ничуть се не удивило. Мне даже показалось, что она меня ждала. Зато ее подруга, которая ведает народной и легкой музыкой, просто-таки на седьмом небе от счастья: увидев меня, она напрочь забыла о покупателе, который выбирает за ее прилавком пластинки.

Нет, не каменное сердце у моей любимой! Она выходит из-за прилавка мне навстречу, ведет меня в подсобку. Я знаю наперед, что за этим последует. Я готов ко всему.

— Так дальше продолжаться не может, дорогой мой. Мучаемся, мучаем друг друга… а мне хочется наконец семьи…

— …и детей, — подсказываю я ей со своей стороны.

— Да, и детей! С тобой совершенно неизвестно, будут ли они у меня вообще! У тебя никогда нет времени для меня. Сколько я тебя знаю, об одних преступлениях от тебя и слышу! И стоит только хоть чему-нибудь у нас с тобой начать налаживаться, как тут же что-нибудь случается и все летит кувырком!.. — Следуя чисто женской логике, она вдруг вспоминает и спрашивает с нетерпеливым любопытством: — Кстати, что там слышно о вчерашнем самоубийстве?