Современный румынский детектив
Шрифт:
— Как в кино! А ты?
— Бросил машину в условленном месте — и на дележ, как было договорено, — Он нахмурился, — Зугравы дожидались меня с перьями наготове…
— За что?
Вор взорвался обиженно:
— Каиафы! Паразиты!
— Хотели присвоить всю добычу?
— Еще бы! А ведь и так сняли бы сливки…
— М — да…
— Скажи, прав был старый разбойник Бырлиба!
Он с отвращением плюнул. Беглый наполнил стаканы.
— А как же нечистый? Не подал тебе знака?
— Нет. Видать, закайфовал
— Ты ж говорил, он тебя бодает, когда…
— Боднул меня Нику Зуграву. — Вор вздохнул: — Пером меж ребер. Сени узкие, двоим повернуться негде. Да они фазаны — пером впервой орудовали, взяться путем не умели. — Димок осклабился: — Прежде чем рухнуть, порешил обоих…
— А Тити?
— Выпрыгнул в окно, только его и видели.
Он замолчал. Беглый смотрел на него внимательно.
— А потом?
— Меня зашил знакомый лепила из больницы. Я держу его на всякий пожарный. В городе суматоха…
— Еще бы!
— Фараоны прочесывали весь уезд. Они со своей стороны, я— со своей искали Тити. — Глаза Димка заблестели: — Не дожить мне до завтра, дя Беглый, если я за казной гонял! Подмывало меня ткнуть ему острие в пупок и спросить: "Что же ты, братику, со мной сделал? Человек ты после этого, Тити?"И ррраз, повернуть перо в его кишках! Вот так вот! — Он вывернул руку, опрокинув бутылки на столе.
— Сиди, черт, спокойно! Люди смотрят! Вор скрипнул зубами:
— Знал бы ты, сколько яду я накопил! В конце концов все на меня и свалили. Констанца мне не поверила! — Сталь в его взгляде сломалась. Он прибавил тихо: —А ты-то веришь? Верит ли кто-нибудь? Оговорили меня по тюрьмам за шакала, так им и остался!
— У тебя глаза как у черта, Митря. Ни дать ни взять — нечистый, будь он неладен!
Вор пожал плечами:
— Теперь понимаешь, почему мне не хотелось рассказывать эту историю? От майора Дашку до последнего вора все готовы поклясться, что это я устроил Зугравам ловушку! Загнуться можно! Бей свои чада по рту трижды на дню — утром, в обед и вечером!
Беглый закурил и задумался,
— Так оно и бывает, малый! А Тити?
— Залег на дно, словно земля его поглотила. — Он закусил губу. — Но не уйти ему от меня! Дай только маленько встать на ноги! Пока не отведаю его кутьи, не будет мне покоя! Злостью изойду!
Беглый, насупившись, разглядывал дым сигареты. Вор посмотрел на него с улыбкой.
— Что, дорогой, опять сердишься?
— Не подумай обо мне плохо, Митря, но… — Но?
— Как тебе сказать, чтоб ты понял… Вор опечалился:
— Понял. Тебе не дают покоя слова майора!
— Глупости!
— Тогда что же?
Силе вертел стакан в явном затруднении:
— После побега я несколько раз мог накрыться, не будь тебя.
— Брось, брось…
— Факт, Митря! Я знаю, что без тебя далеко не уйду, нет у меня твоего нюха, и тот, который с рожками, не желает мне помогать, но тем не менее… —
Беглый положил ему руку на плечо. — Не готовить нам на одной плите!Побелев, Димок спросил, еле шевеля губами:
— Почему?
— В одном горшке не место двум варевам: компоту и щам. Одно из двух. Я попал к полосатым, но не хочу принять их веру. Дурному легко научиться. А я пытаюсь прожить честно, Димок. Так, чтобы не стыдиться себя. А у тебя другое на уме…
— Черт у меня там!
— Не тот ты человек, чтобы переродиться за ночь, не серчай.
— Не серчаю.
— Так что…
Глаза вора увлажнились.
— Хорошо, дя Беглый… Как скажешь.
— Плохо ли, хорошо ли, но так! Сегодня братец Бурда принесет мне деньги, разделим их пополам и…
— Да подавись ты своими деньгами! Не надо! — Он положил ключ на стол и поднялся. — Будь!
— Митря!
Вор ушел прочь, не оглядываясь.
Небо затянули тучи. Ленивый ветер выметал жару, накопленную пыль. Голопупые ребятишки играли в бабки, лаясь по примеру взрослых. Чертополох, наводнивший канавы, наполнял округу дурманом. Беглый остановился на ветру и глубоко втянул воздух в легкие.
— Василе Драгу, именем закона вы арестованы! Жесткий, повелительный голос за спиной. Беглый не пошевелился.
— Руки вверх!
Он почувствовал укол меж ребер и поднял руки, медленно поворачиваясь. За его спиной стоял вор… И смеялся до упаду:
— Чтоб мне сдохнуть, если ты в штаны не напустил со страху, а, дура?
Беглый почувствовал озноб. Руки его потянулись к глотке мозгляка.
— фу! Чтоб тебе, троглодиту, провалиться! Димок проворно отскочил в сторону.
— Смирил гордыню, петух?
— Как бы ты сам у меня не присмирел! Забываешься! У меня же сердце могло лопнуть, чокнутый!
— Гляди — кась, невеста!
Силе, ругаясь, пошел к обрыву. По другую его сторону начинались жилые корпуса — бетонные громадины с лесом антенн. Вор тащился следом.
— Чего ты увязался за мной?
— Для хохмы! Беглый рассердился:
— Ты мне проходу не даешь! Что я тебе плохого сделал?
На безопасном расстоянии вор дождался, пока пройдет гроза, и протянул пачку сигарет:
— На-ка, возьми гвоздь, потом скажу.
Они покурили на краю засыпанного мусором оврага. Димок присел на корточки, прикидывая расстояние до корпусов, и сказал со вздохом:
— Наступают хоромы! Теснят окраину, поминки ей справляют. Жаль!
— Смотри-ка, что у него болит!
— Болит, дя Беглый! Двенадцать лет я прожил в доме с глиняным полом. Поглядел бы ты, какая у нас на улице весна была, полынь что твой лес стояла! Марухи расцветали, черт сидел у них в глазах, не унять его было самой тяжелой работой. А теперь… — Он бросил окурок. — Вот какое дело, братец, ндравится тебе али нет, а я остаюсь при тебе!
Беглый крутнулся как ужаленный: