Современный шведский детектив
Шрифт:
— Три-четыре раза! Интересно получается…
— Ну, может, еще разок-другой.
— Разок-другой? Сколько раз ты в апреле возвращался на такси? А? Сколько? Посчитай, как следует, тогда поглядим, что у тебя выйдет.
Он скривился и умолк: разговор принял совсем не тот оборот, какого ему хотелось.
— Не отвечаешь, — выдержав паузу, заметила Буэль. — Тогда я тебе скажу. У меня все записано. Потому-то я и считаю, что в последнее время ты многовато катаешься на такси. Сейчас принесу блокнот, сам убедишься.
— Не заводись.
— Не заводись! Сперва начинает
— Ладно, ладно… Уймись.
Она принесла из кухни желтый блокнот.
— Вот, можешь полюбоваться. Прочти, что здесь написано! Хороши поездочки! Семнадцать раз за месяц! Скажешь, так и надо? Семнадцать раз!
Буэль швырнула блокнот ему на колени. Он раскрыл его и заглянул внутрь.
— Как по-твоему, во что это обходится? Об этом ты думал?
Севед и Буэль Улофссон жили под Лундом, на полпути к Дальбю. Поскольку машина у них была одна, иной раз возникали транспортные сложности. Оба работали в Лунде и начинали приблизительно в одно время, поэтому в город ездили вместе. Но Севед далеко не всегда мог освободиться к тому времени, когда Буэль заканчивала работу в страховой конторе. А ей не всегда хотелось ждать.
Вот он и ездил домой на такси; правда, иной раз, если повезет, кто-нибудь из коллег подбрасывал его до дому. Турен или патрульная машина.
В апреле ему не везло.
— Триста пятьдесят крон, — сказала Буэль. — Триста пятьдесят. Или около того. Хорошенькое дело! И после этого у тебя хватает наглости рассуждать о том, чтобы выбрасывать деньги на бассейн…
— Выбрасывать деньги на ветер, ты это имеешь в виду?
— Весьма неудачная шутка.
— Согласен. Расход и правда получился большой. Я понимаю, но в прошлом месяце мне не везло. Обычно так не бывает. Ты же знаешь.
Зазвонил телефон.
— Я подойду, — сказал Севед. Телефон стоял в холле.
— Тебя! — крикнул он.
— Кто это? — спросила она, беря трубку.
— Улла Бритт, — тихо ответил он.
Потом спустился в подвал к своим моделям. Что ни говори, он чувствовал себя слегка пристыженным.
— Три сотни на такси за один месяц, — бормотал он себе под нос.
Погашение ссуды на покупку дома, отпуск, новая стиральная машина, посудомоечная машина… На кой черт она нам, живем вдвоем… вот это, я понимаю, излишество… и брать ребенка на воспитание тоже… Черт побери! Почему все стоит бешеных денег?
Даже любимое занятие не отвлекло его мыслей от бюджета.
Весна обошлась им дорого. В самом деле. Чересчур дорого. Две недели в Тунисе. И вдобавок почти ни одного солнечного дня, все время пасмурно… Два дня солнышка за две недели. Два паршивых дня…
— Черт бы побрал эти излишества! — буркнул он, взглянув на часы.
Без двадцати одиннадцать.
Не мешало бы съесть бутербродик на сон грядущий. Смоченной в бензине тряпкой он вытер руки. И в довершение всего — это проклятое убийство. Пластмассовой пулей!
У Фрома-то деньжонок было предостаточно. Ему, черт побери, средств хватало. На все. Буэль еще тараторила по телефону. Уже целых сорок пять минут. Ну и пустомели. Хорошо хоть, за разговор платить не
ей. Улла Бритт жила в Евлё. Средств у нее, надо полагать, достаточно. Он отрезал кусок черствого хлеба. Без пяти одиннадцать сестры наконец распрощались.— Хорошо хоть, не нам платить, — заметил он.
— Да, разговор затянулся.
— Разве твоей сестре не дешевле приехать сюда и зайти к нам? — Опять зазвонил телефон. — Ну, что там еще?
— Я отвечу, — сказала Буэль, поднимая трубку. Теплая, подумала она. — Улофссон. Да. Это тебя.
— Кто?
— Из полиции.
— Из полиции? — От удивления Севед выронил бутерброд, который, разумеется, упал паштетом вниз. — Что там стряслось? — пробормотал он.
Наверно, Линдваль звонит: он нынче дежурит.
— Слушаю. В чем дело? Разговор был коротким.
Когда он положил трубку, рука его дрожала, казалось, он едва держится на ногах. Лицо побелело — он заметил по отражению в зеркале.
— Что случилось? — спросила Буэль, тоже глядя в зеркало на его изменившееся лицо.
— Бенгт, — тихо сказал он.
— Что — Бенгт?
— Это был Бенгт.
— Понятно. А что ему нужно?
— Ему? Ничего. — Севед обернулся и посмотрел на нее. — Звонил не он. Объявлена тревога. В Бенгта стреляли.
По его щеке скатилась слезинка.
Ему снилось, будто он едет в поезде через туннель. Но сигнал паровоза пищал тонко, как свистулька.
Или это будильник?
Он был где-то на грани между сном и явью.
Потом звук стих, и сон вернулся.
Теперь это был самолет.
Вверх-вниз. Вверх-вниз.
А теперь из стороны в сторону — воздушные ямы бросали его туда-сюда, туда-сюда.
Кто-то крепко схватил его за руку.
Надо прыгать!
Мы падаем! Парашют!
— Проснись! — кричала она.
Он сел в постели и тотчас сообразил, где находится.
— Что случилось?
— Телефон, — объяснила Черстин.
— Который час?
— У вас тревога.
— Что-нибудь произошло?
— Не знаю… Просят позвать тебя.
— Алло? Да, я. — Он взглянул на часы: 22.46.— Что? Что ты сказал? Когда?!
Он тряхнул головой: может, это еще сон?
Нет. Вонзил ногти в ладони — больно.
Это был сон наяву, леденящий, жуткий кошмар.
Глава пятая
Мертв — вот первое, о чем он подумал, увидев его.
— Ну, как? Он жив?
Полицейский взглянул на него и кивнул.
— Да. Кажется, жив. Во всяком случае, пульс есть и рана слегка кровоточит.
— Куда его ранило?
— В затылок… Примерно вот сюда, — показал полицейский, приставив палец к затылку Хольмберга.
— По идее, он должен был сразу умереть, — тихо проговорил Хольмберг.
Бенгт Турен лежал на мостовой.
Вокруг стояли четверо полицейских, Севед Улофссон, несколько соседей и истерически рыдающая Соня Турен, которую Буэль тщетно пыталась увести.