Современный шведский детектив

В Лунде же решили, что он не слишком умен.

4

В среду к вечеру об этом знало почти все управление. И сотрудники искали повод, чтобы хоть одним глазком посмотреть на сие чудо природы.

Совещание началось после обеда.

НП, Улофссон и Хольмберг ознакомили Удина с ситуацией.

— Ясно, — сказал он, — вот, значит, как обстоит дело. Да-а, я и говорю. История запутанная, ничего не скажешь. Что ж, раз на то пошло, принимаю, как говорится, командование…

— Ну и отлично, — сказал НП.

— Да-а, — продолжал Удин. — Посмотрим, что тут можно сделать. Придется здорово покорпеть, дотошно изучить все возможности, без предубеждения, как говорится. У этого вашего Турена не было любовницы?

Вопрос хлестнул их, как пощечина.

НП залился краской и, помолчав, ответил:

— Я лично понятия не имею.

— Вот как? Что ж, охотно верю. Он ведь, небось, не трубил об этом на каждом углу.

— Простите, но мне сдается, что мы ни с того ни с сего бросаемся по весьма и весьма сомнительному следу, — заметил Улофссон.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего особенного. Просто мы располагаем несколькими очевидными фактами и рядом странных точек соприкосновения. Зачем же копаться в личной жизни Бенгта?

— Да, — вставил Хольмберг. — Именно.

— Но я не это хотел сказать.

— А что же, черт возьми?

— Я имел в виду, что насчет Бенгта… позволю себе называть его Бенгтом, для простоты, как говорится. Потолковать надо насчет Бенгта, вот что. Я подумал, если у него есть любовница, то можно бы выспросить ее, поговорить с ней. Ведь вы не представляете, женатые мужчины болтают с любовницами о таких вещах, о каких при жене и не заикаются. Вдруг он сказал ей что-то очень важное с точки зрения поимки преступника.

Все молчали.

Черт возьми, думал Хольмберг, малый-то прав.

— Разве я не прав?

— Да, прав, — согласился Хольмберг.

— Ну? Так как, была у него приятельница? Будем называть ее так, потому что слово «любовница» в нынешних обстоятельствах звучит, пожалуй, грубовато.

— Нет, — сказал Улофссон. — Ясудить не берусь.

— Я тоже, — сказал Хольмберг. — Не знаю. Но думаю, вряд ли. Староват он для этого.

— Нет, парень. Нет. Возраст, если хочешь знать, только добавляет пикантности.

5

Час спустя решительно все заподозрили в Эмиле Удине ясновидца.

Трубку снял Хольмберг.

— Добрый день, — услышал он женский голос. — Кто у телефона?

— Ассистент уголовной полиции Хольмберг.

— Добрый день. Мне ужасно неловко, но… Мое имя Сольвейг Флорён, и…

Голос смолк.

— Да? — сказал Хольмберг.

В трубке откашлялись и продолжали:

— Мне очень неловко вас беспокоить. Я знаю, у вас и без того забот хватает, но… Я знала Бенгта… Турена… комиссара. Вот и подумала, вдруг вы мне поможете.

Хольмберг вздохнул.

— А в чем дело?

— Я только что звонила в больницу, выясняла, как он там. Ведь в газете было написано, что состояние критическое и неопределенное… а мне хотелось знать точнее… Я спросила, нельзя ли его навестить, и они сказали, что он до сих пор без сознания и что к нему пускают только жену и сотрудников полиции. А я… мне бы так хотелось… повидать его… если можно.

— Гм… И по какой же причине, если не секрет?

— Почему секрет. Мы были знакомы… если можно так выразиться…

— Знакомы… И близко?

— Да. Пожалуй, что так.

— Очень близко?

— Да…

— Кажется, начинаю понимать…

Сольвейг Флорен молчала, а в памяти Хольмберга сверкнул вопрос Удина насчет того, была ли у Бенгта любовница.

— Но его жена наверняка в больнице, и вам, видимо, не очень удобно появляться там, — начал Хольмберг.

— Однако…

— …если вы понимаете, что я имею в виду.

— Разве нельзя устроить так, чтобы я зашла в ее отсутствие?

— Он для вас много значил… то есть, значит?

— Да.

— Оставьте мне свой телефон, я выясню, можно ли это устроить, и позвоню.

— Правда? Позвоните? Спасибо. Это ужасно любезно с вашей стороны.

Он записал номер.

— Вы себе не представляете, как это для меня важно… ваша помощь, — докончила она.

Он рассказал Удину о разговоре.

— Будь я проклят! Ну, что я говорил?!

— Гм… да. Что будем делать?

— Пусть она его навестит. Звякни в больницу и узнай, там ли его жена. Если нет, действуй. Кроме того, можно воспользоваться случаем и побеседовать с этой дамой. Как говорится, убьем сразу двух зайцев.

6

Хольмберг чувствовал себя едва ли не сводником, когда звонил в больницу и выяснял, там ли Соня Турен.

Ее не было.

В половине третьего он встретился с Сольвейг Флорен в центральном вестибюле большого больничного блока.

Он никогда прежде не видел ее, но узнал сразу, как только она появилась на пороге, — она очень хорошо себя описала.

Высокая блондинка, с виду усталая.

Все устали, подумал Хольмберг.

Держалась она очень прямо; пышный бюст, судя по всему, не сковывали никакие бюстгальтеры. Одета по молодежной моде: красные расклешенные брюки и черный жакет.

Лет тридцать пять, предположил Хольмберг и подумал: похоже, она из тех женщин, которых с годами все больше и больше охватывает страх, что молодость уходит.

— Сольвейг Флорен?

— Да. Это я.

— В таком случае поднимемся наверх?

— Да. И… спасибо, что все устроили… Он вежливо улыбнулся:

— Пойдемте.

Комиссар лежал в темной одноместной палате: покуда он в таком состоянии, необходимо постоянное наблюдение и тщательный уход. Как долго это будет тянуться, никто не знал.

Увидев Турена, она прямо задохнулась. В лице комиссара не было ни кровинки, грудь судорожно поднималась и опускалась. Из носу торчала резиновая трубка, присоединенная к пластиковому мешку, внутри которого что-то неприятно желтело. Голова скрыта под белой повязкой, а сбоку на койке висел еще один пластиковый мешок с резиновым шлангом, уходящим под одеяло. Турен лежал на боку.