"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

И все-таки «Танцующая наяда», удачная или нет, как получилось, была в наличии на месте преступления и лежала на столе неподалеку от трупа.

Разберемся спокойно: Порцио утверждает, что Крешони был в доме бабушки вечером в день убийства, но этого не подтвердил никто из соседей. Крешони утверждает, что Порцио подарил старухе рисунок, но художник это отрицает. Алиби Порцио не подтверждено, потому что нет следов той женщины, которая, похоже, находилась в доме в тот вечер. Порцио наотрез отказывается помогать следствию. Что же до алиби Крешони…

Маркини медленно вел машину, и со стен домов на них глядело лицо Стефано Крешони.

– На предвыборных плакатах он что-то больно молодо выглядит. Он что, фотографировался в день первого причастия? – обронил Куррели.

Маркини ничего не ответил, но где-то внутри у него притаился смешок.

– Спрашивается: это что, наипервейшая задача кандидата – выглядеть молодым во что бы то ни стало? Если ты нехорош собой, значит, у тебя нет хороших идей и с честностью не все в порядке… Вот уж с чем не согласен: я знаю многих мерзавцев, у которых лица, как картинки…

Маркини вел, не прибавляя скорости, и ждал, когда шеф наконец спустит пары, потому что останавливать его было бесполезно.

– Ломброзо… [540] Мы вернулись к Ломброзо, только поначалу воображали, что можем по лицу распознать преступника, а теперь любой тип со смазливой физиономией считается честным по определению.

Маркини резко тормознул, чтобы не столкнуться с внезапно вывернувшим мопедом. Этого хватило – Куррели замолчал.

– Извините, – сказал Маркини, снова набирая скорость. – Как бы то ни было, а ситуация щекотливая, и этот парень, Порцио, не из тех, кто внушает доверие.

540

Чезаре Ломброзо (1836–1909) – итальянский психиатр, родоначальник антропологического направления в криминологии.

– Как? И ты туда же! Почему это Порцио не внушает доверия? Потому что он художник, потому что по неделям не бреется, а в июле ездил в Геную?

– Да нет, при чем тут это… Просто у него такой вид, словно ему есть что скрывать.

– Как и у большинства людей, с которыми я знаком. Приведу пример: что, если бы тебе сказали, что все полицейские взяточники, фашисты и все распускают руки?

– Я бы ответил, что есть комиссары полиции, которые уволились с работы, чтобы не прогибаться под тех, кто представляет собой реальную опасность внутри полицейских подразделений.

– Ну и?..

– Что «ну и»?

– Значит, надо различать…

– И что?

– А то, что в таком случае и Порцио не может быть виновным по определению.

– Но и Крешони не может.

– Ладно, и Крешони не может, а что мы о нем знаем? Только то, что он сам счел нужным нам сказать.

– Но он сразу приехал, и потом, скоро выборы, и он кандидат…

– Это я понимаю, ну и что?

– Что я могу на это сказать? Что мы приехали… Похоже, приехали? – неуверенно сказал он, паркуя машину возле виллы Крешони.

Де Пизис обливался потом, Прекосси смотрел так, будто вот-вот взорвется. Куррели, стоя перед ними, ожидал взрыва. Кто разрешил беспокоить доктора Крешони в его собственном доме? Как можно было предпринять этот демарш, ни с кем не проконсультировавшись? Доктор, по доброте своей, не стал протестовать, только позвонил в квестуру с просьбой подтвердить его алиби, и алиби тут же было подтверждено, и его обещали больше не беспокоить. Для этого его вызывали. Куррели выслушал спокойно и заявил, что ему надо было уточнить некоторые детали, например, как складывались отношения у Крешони и Елены Маркуччи. Ну и как они складывались? Послушать Крешони, так там была просто идиллия. И что дальше? А то, что не было там никакой идиллии. Об этом говорят все соседи. Ах вот как? И что же это означает? Это означает, что кто-то врет. Ну это уже, извините, смешно, и прекратите тратить время впустую! В общем, доктор Крешони получил извинения от квестуры и от прокуратуры. И стало ясно, что никакая самостоятельная инициатива Куррели больше так гладко не пройдет.

Комиссар вышел из кабинета Де Пизиса с видом человека, которому все нипочем. Маркини ждал его в офисе. Вопросов он задавать не стал, хотя было видно, что ему страсть как хочется узнать, чем кончилась беседа. Куррели держал рот на замке и усиленно делал вид, что изучает совершенно его не интересующие дела.

– Учти, я ничего не сказал, – проворчал он через какое-то время.

Маркини от удивления повернулся на сто восемьдесят градусов.

– Ага, – продолжил Куррели так, словно Маркини ему ответил. – Можешь удивляться, сколько хочешь, но я был паинькой и позволил вылить на себя целый ушат дерьма. Надо было видеть рожу Де Пизиса!

– Да я видел. Меня вызывали сегодня утром, еще перед тем, как вы пришли.

– Вот оно как? И что же тебе сказали? Держать меня на цепи?

– Что-то вроде.

– А ты?

– А что я?

– Что думаешь делать?

– С чем?

– С тем, что я останавливаться не собираюсь, даже если это будет мое последнее дело.

Разложим все по полочкам. Маркуччи была убита вечером. Задушена. В квартире все перевернуто, словно преступник что-то искал. Официально заподозрить Крешони нельзя. Под подозрением один Порцио. И потом, рисунок…

Обыкновением Куррели было опережать события. Он прибыл в научный отдел за полчаса до того, как Джинетти должен был закончить анализ рисунка, найденного в доме жертвы. Результатами интересовался Прекосси и хотел первым с ними ознакомиться. Куррели напомнил эксперту, что однажды покрыл его просчет, не спрашивая ничего взамен. Джинетти вышел, оставив отчет на столе…

– Мне не интересно, что у нас есть, мне интересно, чего нам не хватает. Где недостающая деталь?

Маркини искоса взглянул на шефа:

– Прекосси разозлится.

Куррели продолжал как ни в чем не бывало:

– Что на рисунке будут отпечатки пальцев Порцио, я не сомневался. Но там есть и еще чьи-то пальчики. Ты, кстати, сделал запрос?

– Жду результата.

– И потом, эта царапина на краске. Джинетти говорит, что она слишком ровная и не похоже, что ее оставил художник.

Маркини молча слушал:

– И чего не хватает?

– Не хватает отпечатков старухи, – ответил Куррели.

Маркини вытаращил глаза:

– Вы хотите сказать, что Маркуччи даже не видела рисунка?

– Или к нему не прикасалась. Но тут получается неувязка: если Крешони говорит правду и старуха приняла подарок, даже поцапавшись с Порцио, ее отпечатки должны там быть.

Маркини уже собрался возразить, что это вовсе не означает, что Порцио не мог положить рисунок на стол, когда старуха была уже мертва, но тут зазвонил телефон.

– Да?.. Ну-ка, ну-ка… Ты уверен?.. Подожди, сейчас запишу… Да, понял. – Маркини записал номер и положил трубку. – Вакки Серена, – объявил он. – Другой отпечаток принадлежит Серене Вакки, зарегистрированной в полиции.