"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

Он направил бинокль на бутик.

Она все еще работает.

У нее новые серьги, раньше он их не видел.

На цепочке тоже что-то висит.

Сейчас она принимает деньги от клиента. Смеется.

Ее зовут Юханна.

Она сладкая, но глаза лживые, нехорошие.

Он не понравился ей. Так всегда бывает с женщинами. Он внушает им отвращение или страх, прежде чем успеет что-либо сделать.

Он хотел бы, чтобы Юханна переоделась после смены. В юбку.

Не так-то просто расстегнуть джинсы, особенно если женщина сопротивляется. С юбкой проще.

Только что он кричал в машине.

Боже мой, когда он кричал в последний раз?!

Давненько.

Тогда мать решила задать ему трепку и отправила за розгами. Он нарезал прутьев, все подготовил, убрал в столовой стол и насыпал на него гравий, включил граммофон.

Желтая пластинка. Ричард Клифф, «Living doll».

Эту песню он выучил наизусть.

Оставалось расстегнуть ремень и пуговицы, спустить штаны и кальсоны. Он обрадовался, когда не обнаружил на них грязи. В вопросах чистоты мать очень придирчива. Потому и разозлилась, когда Катя Пальм вываляла его в навозе.

Он снял рубашку, перегнулся через стол и позвал мать.

Она явилась не сразу. Когда мать пьяна, трудно понять, что у нее на уме.

Наказание длилось столько же, сколько звучала «Living doll»: две минуты и тридцать семь секунд, правда мать разнообразила удары как в плане силы, так и темпа. Когда он кричал, она сердилась и била с размахом.

Завидев ее в тот раз, он испугался по-настоящему. Мать была пьяна, ее шатало, и в углу рта дымилась вставленная в мундштук сигарета. Он сам не знал почему, но замер при виде ее, не в силах сдвинуться с места.

– Чего стоишь, – зарычала мать. – Чего ждешь? Ложись и дрочи, гаденыш.

Потом она рванула штаны, вытащила и погасила сигарету о головку его члена.

Тогда он закричал.

И с тех пор ни разу не делал этого, вплоть до сегодняшнего дня.

– И не надейся, что это тебе вместо порки, гаденыш.

«Got myself a cryin, talkin, walkin… living doll…» – пел Клифф Ричард.

Глаза застилала голубая дымка. Он засыпал, и ему снились карусель и сахарная вата и отец, который брал его на руки. Когда же боль вернула его к действительности, пришло время заняться раной. Он давно научился оказывать себе первую помощь.

Сейчас в бутике трое мужчин. Один возится с кофейным автоматом, второй рассматривает диски с фильмами, третий разговаривает с Юханной.

Она смеется.

Флиртует.

А он распустил хвост и сыплет остротами.

Погоди-ка…

Да это же журналист!

Что он здесь делает?

Неужели идет по пятам, выслеживает его? А может, это ловушка?

Сердце заколотилось, кровь бросилась в лицо. Нет, нет, конечно же, все не так! Журналист просто остановился заправиться. Это совпадение. Случаются и более удивительные вещи, разве не так?

Юханна Статойл [875] смотрит на часы, озабоченно качает головой. Да она хочет подсесть к журналисту, уйти от заслуженного наказания!

Журналист возвращается с сосиской и булкой, садится в машину, жадно ест, открыв дверь. Потом направляется к мусорному баку. Кажется, выбросил половину сосиски. Заводит мотор – и машина трогается с места.

Он не смотрит в его сторону.

На флагштоке развевается вымпел.

Даже если это чистое совпадение, его нельзя назвать счастливым.

875

Статойл (Statoil) – норвежская государственная нефтяная компания.

Потому что журналист беседовал с его будущей жертвой.

А что, если… что, если немного подсуетиться? В конце концов, можно подставить недоумка по-настоящему. Усыпить, напоить, чтобы наутро проснулся рядом с мертвой Юханной.

Хотя догонять поздно. Тем более что подоспел ее сменщик – невысокий мужчина с гребнем волос на макушке и огромной серьгой в правом ухе. Он видел его здесь и раньше.

Она удалилась, а когда вернулась, была в легком летнем платье и джинсовой куртке. И без чулок. Он облегченно вздохнул.

Крепыш с гребнем что-то сказал ей на прощание, она рассмеялась. Махнула ему рукой, вдела в уши наушники от плеера и направилась к автобусной остановке.

Он проехал мимо нее, остановился, вышел из машины и притворился, что рассматривает заднюю фару.

Юханна приблизилась.

– Вы не видели, фара горела, когда я притормозил? – спросил он.

– Что?

Больше он ничего не говорил. Быстро подошел, пару раз ударил в живот и – в солнечное сплетение. Через несколько минут Юханна лежала на полу в задней части машины и жадно глотала воздух.

Руки связаны за спиной.

Во рту теннисный мячик.

Юбка задрана.

Белые трусы.

В ухе серьга в виде скалящегося черепа.

Глава 30

Сольвикен, июль

Облачная громада почти рассеялась, когда я спускался к гавани в Сольвикене. Говорят, Сольвикен назван так потому, что здесь всегда солнечно. Разумеется, врут. Я сам пережил в этом городе несколько по-настоящему ненастных дней. И все же погода действительно балует здесь чаще, чем в других областях Сконе. Есть мнение, что гора Куллаберг раскалывает облачные массы, вдаваясь в небо, подобно гигантскому носу. Что ж, возможно. Я и сам не раз сидел по эту сторону залива Шельдервикен и любовался игрой скопившихся у горизонта туч. Где-то над Торековом и Бостадом громыхал гром и сверкали молнии, в то время как над моей головой светило солнце.

Не будь я так голоден, мог бы подождать с ужином. Съеденная на бензоколонке сосиска лежала в желудке напичканным стероидами неразлагаемым комом. В ресторане зал был полон, и все же Симон Пендер предложил мне жареного австралийского петуха и бокал красного вина. В качестве благодарности я выслушал его очередной анекдот:

– Знаешь, почему Гитлер так плохо играл в гольф? Потому что никогда не выбирался из бункера.

Когда я выходил из кухни, за спиной гремел его хохот. Когда же вернулся с подносом тарелок, собранных со столов на террасе, Симон шепнул, проходя мимо:

– Он ни разу не выходил из бункера…. Надо же… Очень смешно, согласись.

Я сел за столик у окна. На поверхности залива дрожали и расплывались огни маяков. Ветра почти не было. Пройдя в конец пирса, я увидел бы солнце, что садилось где-то между Куллабергом и Халландс-Ведерё. Но сейчас закаты над заливом интересовали меня меньше всего. Потому я отправился в свой дом, откуда сделал несколько звонков, расположившись на веранде со стаканом и бутылкой вина.

Арне Йонссону удалось разузнать имя девушки, фигурировавшей в старой газетной вырезке Вернера Локстрёма. Итак, на повестке дня Малин Юнгберг, больше двадцати лет назад разделившая судьбу Бодиль Нильссон.