"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

– Чем занимаешься целыми днями? Не слишком закис?

– Вяжу шарфики для благотворительных фондов.

– Говорят, ты втихаря ведешь какое-то расследование. Это правда?

– А что ты хочешь, чтобы я еще делал! В вязании я не силен.

В конце концов майор снова берет руку Лаваля в свою.

– Думаешь, он придет в себя? – спрашивает, помолчав, Вийяр.

– Не знаю. Если бы я мог отдать жизнь, чтобы он вернул свою, я бы это сделал.

Капитан качает головой.

– Ты всегда любил высокие слова, да, Алекс?

– Но это правда. Он в таком состоянии по моей вине. И клянусь, что я хотел бы поменяться с ним местами. Не только чтобы он не терпел то, что вынужден терпеть, но и потому, что меня бы вполне устроило оказаться в коме.

Вийяру вдруг становится очень не по себе.

– Алекс, мы бы помогли тебе, когда твоя жена ушла…

– Можешь сказать «умерла», – жестко прерывает его Гомес.

– Когда твоя жена умерла, – поправляется Вийяр. – Но ты не захотел помощи. Ты окружил себя пустотой.

– Нет. Пустота втянула меня. Это не одно и то же.

– Я знаю, что ты этого не хотел. Мы все знаем, что ты этого не хотел. Что ты не хотел рисковать Лавалем. Мы не забыли, кто ты.

Гомес чувствует, как к глазам снова подступают слезы. Поэтому он натягивает куртку и наклоняется поцеловать Лаваля в лоб.

– Я вернусь завтра, малыш. Веди себя хорошо, не доставай медсестер.

Потом пожимает руку своему заместителю.

– Спасибо, старина, – говорит он.

– За что? – удивляется Вийяр.

– Спасибо, и все.

Он закрывает за собой дверь, ускоряет шаг, чтобы побыстрее покинуть проклятые коридоры, беззвучно источающие болезнь и смерть. Хоть от этого Софи была избавлена. Свои последние годы она провела в их квартире, рядом с ним.

Едва оказавшись на улице, Гомес прикуривает сигарету и втягивает в себя большой глоток кислорода, ароматизированного никотином. Наслаждение…

Закрывшись у себя в квартире, Гомес растягивается на диване и проглатывает обед, способный привести в ужас любого диетолога.

Вечером он увидится с Хлоей. Все ради обеспечения ее безопасности. Очень личная охрана…

Ему ни в коем случае не следовало спать с ней, и он это прекрасно понимает. Но ему не удается искренне об этом пожалеть. Ему даже не терпится повторить, хотя сама мысль вызывает у него дурноту. Он отвратителен сам себе.

Мобильник завибрировал, он протягивает руку, чтобы взять его с журнального столика.

– Да?

– Здравствуй, Александр, это Валентина.

– Валентина… – повторяет Александр с улыбкой. – Как у тебя дела?

– Это у тебя надо спросить, – отвечает молодая женщина.

– Лучше не надо.

Небольшая пауза, но Валентина не сдается.

– Я подумала, не увидеться ли нам сегодня вечером. Я не на дежурстве и задолжала тебе приглашение в ресторан.

– Ты мне ничего не должна, – поправляет ее майор. – А сегодня вечером я уже занят.

Он почувствовал разочарование на том конце трубки, на секунду заколебался. Наслаждение и отчаяние иногда так хорошо сочетаются…

– Но мы можем увидеться после полудня, если хочешь.

– Не лучшее время для ресторана! – смеется Валентина.

– Тогда угости меня кофе.

– Идет. Хочешь приехать ко мне?

Александр представляет себе пылкий послеполуденный перекус и предпочитает уклониться. Пока что.

– Мы могли бы встретиться в городе, – говорит он. – Знаешь паб на улице Расина?

– Нет, но я найду, – заверяет молодая женщина.

– В пять часов там, хорошо?

– Хорошо, – соглашается Валентина. – До скорого.

– Целую, – говорит Гомес перед тем, как дать отбой.

Он бросает телефон по другой конец софы, вздыхает. Берет со стола рамку с фотографией, кладет себе на колени. Грустно улыбается Софи.

– Знаю, я слетел с катушек… Но я еще здесь, я держу слово, ты же видишь. Во всяком случае, на данный момент. Между прочим, я ничего не обещал, помнишь?.. Как ты теперь можешь помнить? Помню только я… И это больно до смерти.

* * *

Больно до смерти.

Хлоя закрылась у себя в кабинете. Стоит у окна, упершись лбом в стекло, челюсти намертво стиснуты.

Как Пардье посмел так с ней поступить?

Как эта сволочь могла быть столь циничной, столь жестокой?

Натали один раз стучит в дверь и тут же заходит:

– Хлоя? Я хотела узнать…

– Выйдите, – приказывает начальница глухим голосом.

– Но…

– Выйдите! – повторяет Хлоя, не оборачиваясь.

Наконец дверь у нее за спиной закрывается. Ее губы начинают дрожать, горло сжимается.

Не плакать, потерпеть до дома.

Дверь открывается снова, Хлоя закрывает глаза.

– Я велела вам выйти!

– Я хотел поговорить с вами, – заявляет мужской голос.

Голос, который она отныне ненавидит. Она поворачивается, чтобы оказаться лицом к лицу с Пардье.

– Я понимаю ваше разочарование. Но ваша реакция, вот только что… так убежать!.. Я предпочел бы чуть больше сдержанности. Чуть больше профессионализма.

– О, я искренне сожалею, что моя реакция вам не понравилась, господин президент!

Она обратилась к нему своеобразным тоном. Оскорбительным с примесью ярости.

– Понимаю, что вы меня ненавидите, малышка, – вздыхает Пардье. – Но…

– Прекратите называть меня малышка. У меня есть имя. Меня зовут Хлоя Бошан.

Президент улыбается, довольно вызывающе. Как если бы все это было игрой.

– Вижу, что вы не в том состоянии, чтобы меня выслушать. Поговорим в другой раз.

– Как вам будет угодно, господин президент, – отзывается Хлоя.

Пардье наконец удаляется, осторожно прикрыв за собой дверь.

Ее взгляд испепеляет кучу папок, наваленных на рабочем столе. Они выглядят как издевательство.