"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
– Не думала, что все настолько серьезно, – нервно произнесла женщина.
– Не волнуйтесь, госпожа Пачифичи, это обыкновенная проверка, – солгала Коломба.
– Но вы приехали специально, чтобы со мной поговорить… Скажите правду, кто мне звонил?
Данте неуклюже попытался уклониться от вопроса.
– Так называемый сталкер, – сказал он. – Он притворяется врачом, чтобы заманить женщин на встречу, и пристает к ним.
– Боже… Но что, если он снова объявится? Вдруг он захочет мне навредить…
Коломба схватила плечо Данте, чтобы он замолчал.
– Вы не так поняли, госпожа Пачифичи, –
– Эксгибиционист, – закончил за нее Данте.
– Он что, показывает всем свою штуковину? – спросила женщина.
– Вот именно, показывает свою штуковину.
– Какая гадость, – слегка расслабившись, сказала женщина. – К счастью, мне он ее не показывал.
– Но показывал многим другим женщинам, и мы его разыскиваем, – объяснила Коломба. – Он больной, а не преступник.
– Чем я могу вам помочь?
– Вы сказали, что, возможно, видели его.
– Не уверена, что это был он. Он стоял неподалеку от меня. Если бы я сама кого-то ждала, я бы встала именно там, если вы понимаете, о чем я. Но… может быть, он просто… смотрел на меня. Одним словом, у меня ведь не слишком отталкивающая внешность.
Данте не понимал намека, пока Коломба не пнула его по лодыжке. Тогда он расплылся в самой фальшивой улыбке, которую она когда-либо видела.
– Что вы, госпожа Пачифичи, совсем наоборот.
– Но на случай, если это был он, нам бы очень помогло, если бы вы его описали, – сказала Коломба.
– Я не слишком хорошо его запомнила.
– Тем не менее он произвел на вас впечатление, – настойчиво произнес Данте, начиная терять терпение. – Иначе вы бы мне о нем не рассказали. – Здоровой рукой он достал из кармана записную книжку и карандаш с серебряным зажимом. – Если вы его опишете, я попробую его нарисовать.
– Что-то типа фоторобота?
– Точно. Портреты подозреваемых – некоторым образом моя специальность. Но чтобы его нарисовать, мне придется это снять, – сказал он, подняв больную руку в черной перчатке. – Со мной произошел несчастный случай, так что зрелище не из приятных.
– Не волнуйтесь, меня нелегко напугать, – сказала женщина, но, когда Данте обнажил руку, изменилась в лице. – Бедняга. Болит?
– Только когда играю на фортепиано… Попробуем? Начнем с телосложения.
– Здоровый такой.
– Здоровый?
– Не очень высокий, но сложен как дальнобойщик.
– Широкоплечий? – спросила Коломба.
– И с небольшим животиком.
– Возраст? – спросил Данте.
– Я бы сказала, лет шестьдесят. Может, чуть старше. На нем был пиджак и галстук, а в руке чемоданчик. Портфель.
– Глаза?
– Голубые. Очень светлые.
Здоровая рука Данте дернулась так сильно, что он выронил карандаш. Он замер, глядя в пустоту.
Незаметно для женщины Коломба сжала его ногу под столом.
– Мы такие неотесанные, Данте. Даже не предложили госпоже Пачифичи выпить. Почему бы нам не взять ей что-нибудь освежающее?
– Не отказалась бы от колы, – сказала та.
– Мы мигом, – отозвалась Коломба, еще сильнее сжав бедро Данте.
Он очнулся и поднялся вместе с Коломбой, которая, напустив на себя любезный вид, поддерживала его под руку.
– Внутрь не
пойдем, – еле слышно проговорила она, когда они отошли на пару шагов. – Слишком много народу.Она потащила его за угол. Данте забила нервная дрожь. Он прислонился к стене. Коломба взяла его за здоровую руку:
– Все хорошо. Данте…
Голос Коломбы доносился из бесконечной дали, ее лицо исчезло, и между ними выросла серая стена. Стена силосной башни. Трещина. Отец, глядящий на него с лужайки с ножом в руке.
– Это он, КоКа, – сказал Данте так тихо, что сам не слышал собственного голоса.
Коломба бережно взяла его за подбородок, вынуждая посмотреть на нее:
– Будь со мной, Данте.
Он все еще дрожал. Лоб взмок от пота.
– Ты можешь, Данте. Оставайся со мной, – повторила Коломба.
Данте на миг прикрыл веки, потом снова открыл глаза и вернулся в реальность.
– Я здесь, – с пересохшим горлом произнес он.
– Молодец. Хочешь, я разгоню всех посетителей кафе, чтобы ты мог зайти и умыться?
– Ты это умеешь, – слабо улыбнулся он.
– Я еще не то могу.
Данте согнулся, держась за живот и медленно дыша:
– Спасибо. Лучше возвращайся к ней, я сейчас успокоюсь и поищу официанта, о’кей?
– Могу я на тебя положиться?
– Иди спокойно.
Коломба вернулась за столик, а Данте продолжил размеренно дышать, чувствуя себя все лучше. Отец больше не абстрактная сущность, не призрак, незримо парящий вокруг него. Он простой смертный из плоти и крови, который дышит, говорит по телефону, носит галстук. Он человек.
Он может ошибаться.
Данте встал, нашел официанта и заказал напитки, а затем вернулся за столик и в следующие полчаса рисовал, следуя указаниям женщины. Коломба поражалась выверенности его движений – так рисовали преступников полицейские портретисты до появления графических программ. И его умению отстраняться от процесса: Данте не добавлял деталей, не приукрашивал, не добавлял ничего от себя. Когда рисунок был готов, человек, смотревший на нее с листа бумаги, обрел конкретность реальности: мужчина за шестьдесят с мощной шеей, брылями, впалыми щеками, носом с горбинкой и жестким выражением лица. Коротко стриженные седые волосы поредели на лбу, который пересекали три глубокие, как шрамы, морщины. Данте нарисовал даже руки, которые женщина хорошо запомнила: сильные, с выступающими на тыльной стороне ладони венами и длинными большими пальцами с квадратными ногтями. Руки крестьянина, рабочего – уж точно не утонченного интеллектуала, каким его считал Данте. Руки человека, способного отрубить голову или перерезать глотку.
Когда Данте закончил, Коломба поблагодарила женщину и попрощалась, пообещав держать ее в курсе событий. Она настоятельно попросила никому не рассказывать о расследовании. Казалось, мать все поняла, но Коломба была уверена: стоит ей добраться до дому, она обзвонит всех своих подружек.
Дождавшись, пока Пачифичи уйдет, Коломба заказала кофе со льдом для себя и стопку водки для Данте, который не доверял качеству местных коктейлей.
– Знаешь, почему эта курица еще жива? – спросил Данте. – Потому что Отец не знает, что она его видела. Иначе у нас было бы уже три трупа. Если, конечно, он не прикончил еще кого-то и нам об этом просто неизвестно.