Совсем не нужно исчезать
Шрифт:
Мечусь между спальней и кухней: собираю чемодан, наполняю тарелки. Надо тогда уж и Альку накормить.
– Аля, есть будешь?
– Я Сандра, – кричит Алька из детской. Придумала же. Сандра она. Трудный наш подросток.
– Алю, значит, мы спрашиваем, – отзывается муж из зала. Кресло скрипит – это он встает. Заходит за мной на кухню:
– Когда у нас в доме будет порядок?
– Когда вы с Алей помогать начнете, – начинаю раздражаться я.
– Наша дочь учится. Я работаю.
– Я тоже работаю. У меня рабочий день от сих до сих.
– И иногда по ночам, конечно. Неудачники
– Нет, не женщина, – лгу я. Совсем не хочется выслушивать лекцию о бесполезности женщин.
– Значит, недоучка и чей-то сынок, – голос мужа становится тяжелым и мутным. – Ты из дома работаешь, неужели так сложно прибраться и сготовить?
Я ставлю тарелку на стол.
– Алька и то где-то нашла подработку, и на карманные расходы с некоторых пор у нас не просит. И в школу ходит при этом, и на свою эту борьбу, хоть я и не понимаю, зачем это девочке, но ладно. И все успевает! У нее поучись. Кстати, ты так и не спросила, что у нее за работа?
Я останавливаюсь. Оболочка пробита. Вина разрастается в груди живым, шевелящимся камнем. Да, я плохая хозяйка. А главное – я плохая мать. Дочь с некоторых пор, действительно, что-то делает в интернете и получает за это деньги. А я до сих пор не спросила, что именно она делает!
– Ты ее отец и мог бы тоже спросить, если бы было интересно, – говорю. Я отвечаю, но на самом деле уже сдалась. Я плохая. Я виновата. И это никто еще не знает, чем именно я зарабатываю. Психиатр по мне плачет.
– Ты это всерьез? – муж кивает на тарелку. – Я вот это должен есть? Что – нельзя было хотя бы сварить суп?
И тут, в этот самый момент, в кармане срабатывает вызов. Устройство вибрирует.
– Что это? – удивляется муж.
– Начальство вызывает! – выкрикиваю я и бегу на лоджию. Подключение.
– Эн-Си, это Альфа. Эн-Си, это Альфа. По пути следования команды обнаружено неисправное устройство. Получите данные из отдела. Готовность номер один!
Понятно: Наши уже готовы взять грабителя. Сейчас устраню помехи – и всё получится. Они у нас настоящие профи. А вот ремонтники – не профи. Потому что Местные. Лодыри.
Поломка устраняется быстро. Я выхожу за угол дома и вижу, как на меня идет человек с рюкзаком.
Чтоб мне зарплату не получить, если это не наш грабитель. Портрет и данные – всё совпадает. Может, конечно, это его близнец, но вроде как нет там близнецов.
Ничего никому передать я уже не могу. Задержать – не мои полномочия, да и, прямо скажем, не умею я. Что делать?
– Марина, иди сюда! Оторвись ты от своего ноута! Ты меня слышишь? – глухо раздается в наушнике.
Нет, пожалуйста, только не сейчас.
– Я захожу!
Потрясающе. Кажется, все кончено. Сейчас муж увидит меня, ни на что не реагирующую.
Я смотрю прямо в глаза грабителю и понимаю, что боюсь происходящего между нами с мужем гораздо больше, чем преступника. Я вдыхаю, выдыхаю и отключаю «домашний» наушник. Но я задержалась с этим.
– С дороги! – хрипит разыскиваемый прямо мне в лицо и бьет кулаком. Я отлетаю в сторону. И пока лечу к земле (правда, что ли, говорят, что здесь притяжение немного меньше, чем земное?) – слышу в рабочем
наушнике:– Готовность номер один. Соблюдайте осторожность. Ар-Ди тяжело ранена преступником. Повторяю: ножевые ранения нанесены прес…
Что?!
Ар-Ди только неделю как на этой работе. Она о ней мечтала, она же и в нашем мире была полицейской, потом охранницей. Именно она учила меня, как налаживать эти самые устройства слежения. Ар-Ди ранена?
Мои силы удесятеряются. Я бросаюсь на грабителя. Валю его на асфальт. Прыгаю ему на грудь, как животное. Ударяю его головой о землю, раз, другой. Молочу по лицу. В его глазах такое изумление, что кажется – он от этого изумления сейчас умрет. Я не останавливаюсь. Думал – я безопасная тетка? Да я тебе за мою Ирку, за мою Ар-Ди…
Вот и Наши. Двое оттаскивают меня, двое хватают порядком помятого преступника, ставят на ноги, защелкивают наручники. С ними Местный, и именно он с выражением лица «как мне все опротивело» спрашивает меня:
– Вы зачитали ему права?
– Я ему сейчас права Ар-Ди зачитаю! – ору я. – Ар-Ди имеет право на жизнь! И вернуться домой!
Двое Наших – я их уже встречала на какой-то операции, но мы не знакомы – хватают меня и буквально уносят на руках. Запихивают в машину.
– Подальше от бюрократов, – подмигивает тот, что старше. Я утираю слезы и кровь с лица. Как там Ира? Доставили ее в местный госпиталь – или сейчас к ней еще только едет «скорая», петляет по дорогам нашего мира?
– Эн-Си, это Альфа. Ваша миссия выполнена. Отключайтесь.
– Спасибо, – говорю я. Как будто она меня слышит.
Отключаюсь…
– …не заботит, что происходит с мужем и дочерью! И это называется мать?
Муж стоит прямо передо мной и жестикулирует. И кричит.
Я подскакиваю вверх со стула, захлопываю ноут и кричу:
– Я РАБОТАЮ!
Его лицо вдруг белеет, как будто за мной появилась армия зомби. Он отступает на шаг. Еще отступает.
И в этот странный момент звонит его мобильный телефон. Он прижимает его к уху, отвечает, белеет еще сильнее (да, это возможно). И убегает с лоджии, чуть не толкнув стоящую у двери Альку.
До меня кое-что доходит. Я лезу в выдвижную полку столика. Достаю зеркало. Так и есть. С губы течет кровь. Глаз подбит и уже расцветает всеми цветами бензиновой лужи. Щека в крови и грязи. Перевожу взгляд на руки. Руки тоже грязнющие, а костяшки пальцев ссажены так, что теперь страшно и пальцем пошевелить.
В коридоре гремят колесики чемодана. Доносится голос мужа:
– Аля, скажи матери – у нас чрезвычайное происшествие в конторе. Переночую в гостинице, утром сразу на рейс.
Дверь захлопнулась.
Хочется о многом подумать. О том, что он обнаружил меня в крови – но ему все равно. О том, что все это отлично понимает Алька. О том, что когда звонит его босс – ему можно убежать из дома, забыв обо всем. Потому что это Работа. А у меня как будто не работа.
Но мысли путаются, когда дочь берет меня за руку и молча ведет в ванную. Сажает на край ванны, осторожно умывает мне лицо. Чем-то смачивает ватку, осторожно касается моих ран. Почти не больно.
– Аля… – шепчу я.
– Сандра, – важно говорит Алька. – Не говори, тебе больно говорить.