Совсем не нужно исчезать

В голове всплывают слова мужа о том, что наша дочь зарабатывает неизвестно чем и неизвестно где.

– Аля…

– Шшшш, – прижимает Алька к моим губам маленький, по-детски пухлый пальчик с ободранным лаком на ногте. Лак фиолетовый, красивый. Дочка моя, милый мой тинейджер, зеленые глаза, крашеные в черный волосы.

– Ты прямо раненый боец, – улыбается она.

– Я упала. Встала, голова закружилась, – шепелявлю я. И правда больно.

– Переработки, угу, – кивает дочь. – Потребуй премию!

**

Наверное, нужно помириться с мужем. Когда он приедет – обо всем поговорить. У нас же Алька, ей очень-очень больно.

Я больше не смогу так разрываться. Говорить неправду о проектах и дедлайнах, раздваиваться. Я так много теряю. Не знаю, чем живет мой ребенок. Про мужа уже нечего и говорить. Он всегда хотел, чтобы я была домохозяйкой. Наверное, пора прислушаться? Может, тогда дома будет мир?

Сейчас я соберусь с силами. Свяжусь с начальством. Откажусь от работы. Собственно, почему сразу домохозяйка? Найду, наверное, что-нибудь приличное. Такое, чтобы от звонка до звонка. А потом приходить и делать всё по дому.

Но сначала отдых. Я ставлю на прикроватную тумбочку чашку чая. Сажусь, накрываю ноги пледом. Всё. Никуда больше не пойду. Ноги болят. Конечно же, все в синяках.

Сигнал в кармане срабатывает. Раз. Два. Через ткань светится красным. Я отключаю устройство. Всё, хватит. Пора перестать играть в игры. Пора стать обычной скучной женщиной.

Стук в дверь спальни.

– Мама, – осторожно заглядывает ко мне Алька, – а ты…ты пойдешь в свой кабинет?

– Нет, дочка, – говорю я. – Я решила покончить со всем этим. Дедлайны, нервотрепка. Зачем? Буду печь вам с папой пироги.

– Нет, мам, так нельзя! – вдруг вскрикивает дочь.

– А что на этот-то раз не так? – удивляюсь я.

– Мама, но ты нужна на работе! Ты не можешь взять и всё бросить!

– Аля, – устало тяну я. – Аля, ну откуда ты знаешь, нужна я на работе или нет?

Дочь вздыхает. А потом говорит, четко выговаривая каждое слово:

– Эн-Си, это Альфа. Эн-Си, это Альфа. Готовность номер один. Похищение документов. Преступники опасны, первая категория. Команде срочно нужна техническая поддержка.

И добавляет:

– Мама, там документы слишком серьезные. А больше, чем тебе, я никому не доверяю!

Не замерзни

Учеба – дом. Дом – учеба. А еще врачи. Постоянные. И анализы. Выдраенно-надушенный запах частной поликлиники, на которую тратилась мать ради единственного сына, родившегося уже нездоровым. Кто виноват? Наверное – никто. И теперь всю жизнь приходится поддерживать себя с помощью людей в белых халатах, дурацких таблеток и уколов.

А он мечтал совсем о другом. Не это тело, худое, гораздо слабее, чем могло бы быть, хотел бы он видеть, когда моется. Не только в институт ездить или нагонять программу по всем предметам разом после долгих пропусков. Он ненавидел заходить в комнату матери, потому что там был зеркальный шкаф. Лишний раз видеть себя, бледного, с черными кругами под глазами, он не мог. В подростковых мечтах он себя представлял крепким, спортивным, «выжимающим» вес штанги и лихо гоняющим на мотоцикле. Сейчас и мечтать перестал. Время будто остановилось.

Парни с его курса вели концерты, устраивали какие-то встречи, куда-то ездили и, конечно, встречались с девушками. Макс проклинал себя, проклинал день, когда родился и оказался пожизненно привязанным к медицине, как лабораторный кролик. И ведь руки на месте, ноги на месте, роста высокого (даже, можно сказать, очень высокого!), на первый взгляд – просто человек, не особо румяный разве что. О девушке он тоже уже не думал, наоборот – решил, что если даже какая-то и додумается в него влюбиться – он честно расскажет ей о себе и отправит искать другого жениха, здорового.

А еще он мерз. Мерз, как щенок, каждую зиму, другие ребята выбегали на лестницу из института в распахнутых легких куртках – а он кутался в свой дурацкий пуховик, ходил с красным носом и стучал зубами, потому что ноги отмерзали. Но опять же злился не столько на кусачую морозную зиму, сколько на себя.

Скользко. И ветер. Глаза слезятся, он потер их перчаткой. На тротуаре перед ним ни души – или это так кажется? Метель становится все сильнее и сильнее, тут и слона не разглядишь. Пойти с прикрытыми глазами, что ли?

– Ой!

Женский голос. Надо же – не увидел и толкнул какую-то женщину, вот идиот.

– Вы не ушиблись? – обернулся Макс.

Слова извинения застряли в его горле, уже начинавшем болеть от какого-то очередного гриппа.

Во-первых, незнакомка была выше его, что само по себе редкость.

Во-вторых – таких он еще не встречал. Тончайшие черты лица, бледная – совсем как у него – кожа. Черные волосы, ярко-черные (если так говорят, но он не знал, как сказать иначе) длинные ресницы. Длинные черные волосы двумя потоками по плечам, настолько тяжелые, что их не трогает ветер, снежинки блестят на них, как драгоценности. Белой рукой с длинными тонкими пальцами, выглянувшей из широкого разноцветного рукава, она касалась противоположного плеча – видимо, все-таки сильно он ее задел.

А в-третьих – она держала во второй руке сложенный длинный зонтик.

Она улыбнулась ему тонкими губами:

– Всё хорошо, не беспокойтесь. Вам холодно?

– Холодно, – честно сказал он. «Вот идиот, кто ж такое женщинам говорит!» И начал:

– Ну, то есть…

– Холодно, – кивнула она и, оторвав руку от плеча, коснулась его головы:

– Простите, у вас тут снег. Он делает вам холодно.

Так вот странно и сказала: делает холодно. Но он об этом быстро забыл, потому что после ее прикосновения холод будто разжал свою хватку и убрался куда-то. Тепло ударило от головы вниз, по телу, по ногам. Он и не знал, что такое бывает.

– Идемте? – спросила она и взяла его за руку. Её ладонь была теплой. Его руки на таком холоде обычно превращались в нечто красное и холодное в считанные минуты, а сейчас такого не происходило.

– Вы учитесь? – спросила она. И он, обрадовавшись, начал рассказывать ей про учебу. Про смешную преподавательницу, которая уверяет, что их профессия – «книжки читать и другим про них рассказывать», про умного историка, въедливую библиотекаршу, про языки древние и новые, про…

– Книги? – переспросила она и вновь мягко и как-то медленно улыбнулась. – А расскажите мне про самую красивую книгу, которую вы прочли!