Союз нерушимый

Усевшись на скрипящей койке, я открыл бутылку кефира и приготовился откусить огромный кусок от свежего, ещё тёплого и хрустящего батона.

– Приятного аппетита.

– Какого...?
– я чуть пальцы себе не откусил. Вскочил и принялся озираться, как первобытный человек.

– Спокойно-спокойно. Это не шизофрения. Или шизофрения, как тебе больше нравится, - паршивец хохотнул.
– Что, думал, раз выключил доступ к Сети из своей дурной башки, то я до тебя не достучусь? Напрасно, товарищ майор, напрасно.

– Чего ты хочешь?
– кажется, я уже знал ответ, но он мне не нравился.

– Пришло время платить по счетам, - нарочито-пародийная хрипотца в голосе, очевидно, должна была привести к ассоциациям с плохими китчевыми фильмами.

– Ладно. Весь внимание, - я сел на кровать и всё-таки отгрыз от горбушки огромный кусок, запив его кислым кефиром, от которого сводило скулы.

– Есть машина. Старая-престарая "Победа". Она стоит в одном из гаражей-ракушек на севере. В багажнике машины - автомат, пистолет и где-то с десяток осколочных гранат.

– Мгм, - пробубнил я, пережёвывая.

– Ты что там, жрёшь, что ли?
– возмущённо воскликнул голос.
– А, неважно. Короче, твоя миссия заключается в том, чтобы ты поехал и обстрелял... Угадай!

– Дворец Советов?
– спросил я, расправившись, наконец, с батоном.

– Хм. Твоя идея определённо лучше! Но нет. Я хочу, чтобы ты обстрелял здание на Лубянке. Хорошо так обстрелял. Качественно. И гранатами чтоб забросал.

– Если хочешь меня угробить, давай я просто застрелюсь из того замечательного пистолета в багажнике "победы" и дело с концом, - предложил я, в два больших глотка осушая бутылку и ощущая, как чувство голода отступает.

– Нет-нет. Ты - ценный кадр. Никто тебя убивать не собирается. Именно поэтому мне самому очень важно, чтобы ты сбежал в целости и сохранности.

– Очень мило с твоей стороны. Но я этого делать не буду, - твёрдо сказал я.
– Слишком большой риск. Обстрелять Контору и уйти живым: это что-то из области сказок.

– Не так давно ты сказку сделал былью, - возразил Голос.
– Расслабься, я помогу. Мне в самом деле очень нужно, чтобы ты уцелел. Хотя бы в этот раз. Плюс вспомни, что Контора с тобой сделала. Считай это шикарной возможностью отомстить. Разве не чудесно?

– Нет, - отрезал я.
– Не чудесно. Я жить хочу.

– Что ж, тогда, если ты забыл, давай освежим, - дурашливость и артистичность мгновенно пропали из голоса, я словно услышал другого человека, - фигурально выражаясь, твои мозги в моих руках. Мне достаточно одного... даже не движения, а мысли - и тебя смогут опознать только по татуировкам.

– У меня нет татуировок, - буркнул я, с сожалением признавая, что Голос прав и я полностью в его власти. Пока.

– Ну, значит, не опознают!
– весело сказал негодяй в моей голове.
– Диктую адрес, запоминай. И не расстраивай меня, а то накажу.

Я добрался до места назначения примерно через час. Послав к чертям конспирацию, я решил поехать на общественном транспорте: всё равно в это время он обычно забит пролетариатом, возвращающимся с работы. Однако подойти к выбору средства передвижения пришлось ответственно - я отправился не в метро-3, где на каждом шагу камеры, милиция и дружинники, а с трудом запихнулся в самый древний с виду автобус, где работали лишь жизненно важные для передвижения функции, да и те не всегда. Духота, теснота, усталость окружающих и надвинутая на глаза кепка были моими верными союзниками. Меня прижало к молоденькой девушке-студентке, которую такое соседство очень смущало и нервировало, а я благодарил вселенную за то, что это не какой-нибудь пропотевший работяга или пахучая старуха.

Дышать было решительно нечем, но все попытки открыть люк в потолке автобуса сопровождались верещанием невидимой мне тётки. Её голос напоминал тявканье мелкой-мелкой собачки - такой же мерзкий, пронзительный и вызывавший инстинктивное желание дать обладательнице пинка под зад.

Первая пересадка, потом ещё одна - и с каждой новой в автобусе становилось всё меньше народу: час пик заканчивался, жители страны советов возвращались домой к семьям и оседали у голубых экранов.

Я ехал, сидя возле окна, и смотрел вверх, на новостройки, высокой стеной выстроившиеся вдоль дороги. В окнах зажигались жёлтые огни, на стёкла то и дело попадали синие блики - от стен-экранов. По ним можно было понять, кто что смотрит: в одной квартире новости, в другой - кино, в третьей - музыкальная передача.

На улицах было очень людно, ярко горели вывески магазинов, парикмахерских и ателье. Лампы подсвечивали вывешенные в преддверии праздника насыщенно-алые флаги и цветастые плакаты "Да здравствует CLXVI годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции". На листках бумаги и плававших в воздухе крупных голограммах безжалостно отретушированный Ленин в кепке протягивал руку куда-то вперёд, в светлое будущее, которое обязательно должно наступить.

"Верным путём идёте, товарищи!", - говорил он с плакатов, а я посмеивался с подобной некромантии. И почему советскому человеку обязательно требовалось одобрение мертвецов?

Мысли в голове еле ворочались, тяжёлые, как камни. А в животе ворочался страх, неприятное предчувствие и нежелание выполнять приказы Голоса.

Разумеется, мне не хотелось обстреливать Контору, даже учитывая то, что её специалисты со мной сделали. Почувствовать себя зерном, попавшим в равнодушные жернова чудовищной государственной структуры, было неприятно, однако я прекрасно понимал, что истинные виновники моих злоключений находились вовсе не в кабинетах Лубянки.

Только сейчас я получил время всё это обдумать.

Кто же это? Кто те люди, что убивают депутатов в центре Москвы, а потом жертвуют целыми генералами КГБ для того, чтобы не позволить провести расследование? Интересно, с чем мне на самом деле пришлось столкнуться? Переворот? Да, похоже на то. Но чтобы сказать это с уверенностью, нужны были доказательства. Без них всё, придуманное мной, было пустым теоретизированием, не более.

А Голос? Построение фраз, поведение и другие мелочи приводили к мысли, что это Унгерн. Но это тоже надо было доказать.

Машина обнаружилась в тёмном дворе - у старой-старой ивы, которая под своим весом сломалась пополам. Ракушка с кривой надписью "Зайчук, д.51 кв.13" стояла в её тени, рядом с теплотрассой. Я на всякий случай сфотографировал надпись и присмотрелся к самому гаражу. Он тут появился недавно: на это указывали следы в грязи и отсутствие листьев на крыше.

Открыв навесной замок, я откатил переднюю часть гаража и увидел искомую белую (а если быть точным, серую от времени) "Победу". Плавные обводы корпуса, пять дверей и круглые фары, придававшие машине дружелюбный вид, роднили её с древним предком.