Союз нерушимый…

Я вздохнул, всем видом показывая, как меня это напрягает.

– Не беси! – прорычал Палыч и отключился.

Нужно было срочно придумать себе занятие, причём лучше вне Конторы, где мне было мучительно больно находиться в свой выходной. Поразмыслив, я понял, куда можно было бы наведаться.

День выдался прохладный, и я пожалел, что оставил дома подстёжку от пальто. Морг располагался глубоко-глубоко под землёй – и мне пришлось подниматься на старом дребезжащем лифте, который останавливался на каждом пустом этаже и произносил их номера каким-то совсем уж замогильным голосом. Вкупе с безлюдьем и особенностями освещения подвалов – туда как будто специально устанавливали исключительно коротящие лампы дневного света – действовало угнетающе.

На подземной стоянке я застал троицу коллег из соседнего отдела: они о чём-то общались, очень активно жестикулируя. Моего приветствия не заметили – далеко, да и спор был слишком оживлённый. Навигатор, обнаруживший, что я сел в машину, приветственно запищал.

– Завод имени академика Лебедева.

Двойной писк уведомил, что адрес не принят. Я повторил несколько раз с тем же результатом и, наконец, не выдержав, пнул железку ногой, прокричав «Завод! Имени! Академика! Лебедева!» и добавив в конце ругательство. Удивительно, но такой подход навигатор понял и, звонко пиликнув, повёл машину к выезду со стоянки.

Дорога заняла около часа. Пришлось постоять в небольшой пробке там, где автоматизированная система, остроумно названная создателями «Сусанин», восстанавливала провалившийся под землю участок шоссе. Огромная угловатая оранжевая штуковина длиной с вагон поезда громко тарахтела, ворочаясь в густом облаке пара, и сверкала проблесковыми маячками. Иногда из корпуса били сверкающие разряды тока. Она ползла медленно, как улитка, и, точно так же, как улитка, оставляла за собой жирный след нового жирно-чёрного асфальта.

Завод имени академика Лебедева создавался как оборонный: производил различные электронные штуки, которыми нашпиговывали новосоветских солдат, но в последнее десятилетие выпускал по конверсии и гражданские изделия, прежде всего, протезы. Руки, ноги, глаза, искусственные органы и главные помощники тяжело контуженных – мозговые чипы «Квант». Была и линейка для людей, не потерявших на войне ничего существенного – например, одну из разновидностей «Кванта» любили учёные и студенты, а люди, работавшие физически, армировали скелет и усиливали мышцы.

В своё время Партия развернула широкомасштабную и до ужаса нелепую кампанию пропаганды самоулучшения, но люди клюнули. Как-никак, новосоветский человек должен быть лучшим во всём. Даже если станет при этом не совсем человеком.

Машина остановилась у высокого непроницаемого железобетонного забора. Отвесная серая стена уходила вертикально вверх, а над ней поднимались, пронзая бездонное синее небо, трубы и высокие острые башни-шпили, обшитые металлическими балками. На них неплохо смотрелись бы горгульи, но советская школа дизайна подобного не признавала.

В непропорционально маленькой будке КПП скучал пожилой охранник. На первый взгляд, это казалось несоответствием: важное предприятие – и всего один старик-сторож, но когда он подошёл поближе, то впечатление тут же рассеялось: я понял, что при желании этот дядька сможет скрутить меня в бараний рог.

Плавная походка, искусственные глаза, моментально просканировавшие и меня и машину, а также подозрительно широкие руки. В таких может быть полный комплект сюрпризов: от длиннющих телескопических лезвий до огнестрельного оружия. Что ещё скрывалось под вытертым чёрным бушлатом, оставалось только догадываться. И на территории завода наверняка есть ещё куча подобных стариков-разбойников.

– Куда? Договаривались? – спросил меня сторож скрипучим голосом с интонациями доброго деревенского дедушки.

– Мне нужна… – я вызвал записную книжку. – Екатерина Платонова.

– Это главный конструктор, что ли? – прищурил глаз охранник. Я всей кожей почувствовал, что он меня фотографирует.

– Да, она.

– А вы откуда будете?

Я улыбнулся:

– Контора Глубокого Бурения.

– Удостоверение ваше можно?

– А что, ты ещё по базе меня не проверил? – не сдержавшись, усмехнулся я.

– Проверил, – не стал скрывать охранник, улыбнувшись в ответ. – Но порядок есть порядок.

Я показал удостоверение и вскоре уже проехал внутрь, на территорию.

У завода было несколько корпусов, объединённых друг с другом крытыми переходами на уровне второго этажа. В администрацию вела длинная и прямая, как стрела, дорога шириной с проспект. По бокам производственные цеха – серые, рыжие и бурые; ангары из нержавейки, возле которых сидели группками курившие рабочие в синих комбезах. Повсюду стояли красные тяжёлые многотонные «Уралы», чадившие дымом из двойных труб. Что-то грузилось или разгружалось, люди суетились, бегали туда-сюда. Работяги в ржавых экзоскелетах вдвоём куда-то тащили огромный оранжевый контейнер размером с фуру. Сразу видно – предприятие союзного значения, не какая-нибудь шарашкина контора. Все при деле, жизнь кипит.

Администрация представляла собой исполинский параллелепипед, облицованный мрамором, который, вкупе с формой, придавал ей сходство с надгробием.

Здание смотрело на мир высокими узкими зеркальными окнами, между которыми кто-то безвкусный поналепил одинаковых гранитных гербов Союза. Иногда на несколько мгновений на стены проецировалась яркая цветная реклама продукции завода – и эти исполинские картинки нешуточно подавляли. Чего стоил один лишь солдат в боевом экзоскелете: складывалось впечатление, что сейчас этот бронированный монстр с выгравированным гербом НСССР на грудной пластине либо наступит на тебя огромным сапогом, либо расстреляет из автомата, калибр которого, в силу пропорций, был как у главного орудия линкора.

Внутри, в светлом, стерильно-чистом просторном холле тоже обнаружился охранник. Он кивнул, увидев меня, и указал на стойку администратора, где сидела смазливая русая девушка в сером костюме.

– Подождите, пожалуйста, десять минут, – прощебетала она, когда я спросил, как пройти к главному конструктору. – Можете подождать на диване.

Я тяжело плюхнулся на мягчайший диван, обтянутый белоснежной искусственной кожей, и сразу же захотел спать – очень уж на нём было уютно.

– Иванов Иван Иванович! – позвала, наконец, секретарь, и я, нехотя вынырнув из мягких объятий, снова подошёл к стойке.

– Да?

– Проходите, вас ждут, – на столешницу легла белая пластиковая карточка – потёртая и исцарапанная. Фамилию, инициалы и фотографию там заменяла крупная надпись «ГОСТЬ». – Двадцатый этаж, из лифта налево. Далее до конца, двойная дверь с надписью «Приёмная». Не ошибётесь, – она улыбнулась, и я заметил, что кожа на её лице, так же как зубы и волосы, – полностью искусственная. Нет, выглядела она безупречно, но всё-таки что-то такое было в пластических имплантах.

Я сцапал карточку и отошёл от стойки, гадая, сколько на самом деле лет этой «девушке». Или может, это даже не человек, а какой-нибудь робот. «Лебедевцы» вполне могли заменить львиную долю сотрудников на собственную продукцию, убив этим двух зайцев – и сократить расходы, и прорекламировать товар.