Всероссийский Союз Поэтов приступая к издательской работе, намечает последовательный ряд сборников-бюллетеней Союза под общим наименованием СОПО, где будут пред ставлены все литературные направления и школы соединяемые ВСП.

ПРЕЗИДИУМ ВСП

УЧАСТВУЮТ

ИМАЖИНИСТЫ

Грузинов Ивнев

ФУТУРИСТЫ

Буданцев Ечеистов

АКМЕИСТЫ

Эрберг

ЦЕНТРИФУГИСТЫ

Аксенов Бобров

ЭКЛЕКТИКИ

Бенар Ковалевский

НЕОРОМАНТИКИ

Стенич

ПАРНАСЦЫ

Федоров

СИМВОЛИСТЫ

Белый Брюсов Сологуб

КЛАССИКИ

Фет

Редакционная Коллегия ВСП

Иван Аксенов

«Пожаром дрожавший праздник…»

Пожаром дрожавший праздник Еще отгорал в звездах, Чтоб ночью рост его важный. Раскинутый, не зачах – Мой сон уходил и плавал Под резонатор всех, трепетавших днем Воль и своим, неуемным. Полночь кропил огнем А, хрусти, хрусталем созвездий. С башен звеня, стекал Извиняющимся курантом Колокольный Интернационал. Я же все, что слезы достойно, Чем дыханье было полно, В эти звезды забросил горстью, Устрицу на морское дно. Та радость и бель не тщетно Дробилась, взлетя, в тебе, Небесной пустыней, светлой. Песнь о последней борьбе.

Андрей Белый

«Из родников проговорившее ночи…»

Из родников проговорившее ночи В моем окне Нежданные, мерцающие очи Восходят мыс. Блистает луч из звездной рукоятки. Как резвый меч; Мой бедный ум к ногам смущенных братий Слетает с плеч. Я – обезглавлен в набежавшем свете Лучистых глаз, Меж нами – Он, Неузнанный и Третий, Не бойтесь нас. Мы вспыхнули, но для земли – погасли. Мы – тихий стих. Мы – образуем солнечные ясли. Младенец – в них. Слепую мглу бунтующей стихии Преобрази, Я не боюсь, влекут Христософия Твои стези. Ты слилась мне, светясь… когда-то, где-то: Сестра коя! Люблю тебя: Ты – персикова цвета Цветущая паря. Как ведший вихрь, гласят неумолимо Гласят в голубизне – Твои слова, пронесшиеся мимо, Но сказанные мне. В свои глаза сплошные синероды – Меня возьми; Минувшие, глаголющие годы Мои уйми. В твоих глазах блистают: воды, суши – Бросаюсь в них: Из глаз Твоих я просиял в души, Как тихий стих. И сердце – обезумевшая птица В немой мольбе Пусть из груди – разорванной темницы Летит к Тебе. Мы – вспыхнувшие, вспыхнувшие дети В нежданный час: Меж нами – Он, Неузнанный и Третий; Не бойтесь нас!

Наталия Бенар

«Когда ж опять пески и кадош…»

Когда ж опять пески и кадош Ступни босые опалят? Когда, когда вернет судьба мне Азербейджанские поля? И медь цикад, и клекот орлий, И над Араксом звон осок – Ах, до сих пор щекочет горло Смерчами взвихренный песок. И слов забытых; сердце ищет: «О, джан, о, джан. мэн бульдурам!» Вернусь ли вновь, слепой и нищей, К твоим степям, к твоим горам? Какою дикою отравой Мне сердце напоили вы? Молчат внимательные травы. Скрипят агавы, стонет выпь.

Сергей Бобров

«Когда детонирующий город…»

Когда детонирующий город Рассыпается на куски, И секундомером сердце Карабкается в виски, Покрывая жемчужным потом Линии зевающей редко руки Мелкие россыпи изумрудов Стекла блеснут, Выдавленного в кристаллические груды Вихря движением круглых свирепых рук; И знакомые крики Пятого этажа: «Дым! Ты не боишься? – я боюсь!..» И медленно расстающиеся с небом Клоки и короны дымных медуз, И их адская важность Раздувающих ноздри убийц, Торжествующие раздавливающие звуки В панической щедрости падающие вниз. Мешок взбаламученных сердец и тут же Перековерканные страхом мечты: Бедное зеркало цветущей весны, ты ли Подергиваешься смертной тошнотой. И все же: крики сломя – голову автобусов. Шариком – кузнечики мотоциклов; вниз. – Солнце сквозь жирный дым – и Угрюмо напяленные каски лиц, – И все же: эти головни – последний Выжимок сорвавшегося огня, Его окровавленные бредни – Лишь сгорающая с треском суета.

Валерий Брюсов

«Все люди, люди и люди…»

Все люди, люди и люди, Всех осанок, величин и мастей. Розетка, мировых иллюзий, За работой, на пир и в постель. Все люди, теперь и прежде, И в грядущем, взглянув за забор, Повтор все тех, же арпеджий. Аккордов старых набор. Ахилл ли, Терсит ли, Елена ль, Поэт, чиновник, король, – Весь сверток земной вселенной Под печатью одна бандероль. А, быть может, на синих планетах – Чудовища, владыки стихий, О чем не молчали в сонеты, Чем не блистали в стихи! А, быть может, в огне иль в незримом – Демоны, дьяволы, – вы – Кто пылаете, мимо, мимо, Презирая кивком головы!

«Через сердце к зеленому полю…»

Через сердце к зеленому полю Первый проведи меридиан; Он упрется в точку, где полюс Полярной звездой осиян. И от этого мига жалеть ли Путей вперед и назад, Где и в прошлом все тысячелетья И в грядущем гневно грозят. Расточить, как щедрый наследник, На икру этого дня сумей Мудрецов, постов, проповедников Клад, что собран в твоем уме, Пусть кровь твоя просочится В века из земной ризницы. Где будут кормиться волчицей Ромы иной близнецы. От вселенной тебя ли отымем? Всех солнц разорвется связь, Вихрями в пустоте золотыми, Калейдоскопом нелепым резвясь, Меч от зенита к надиру Насквозь тебя пронизал; – Над вечностью им балансируй В бесконечности тронных зал.

Сергей Буданцев

«Тобой – волненье черное волос и тюфяка…»

Тобой – волненье черное волос и тюфяка, и духота, и темь, и мгла, гноящая века. постели скрип, и рыжий блеск и корридора дым, обваливаясь шарканьем и говором воды. заваливает сплетнями гостиничный прибой, влипает в уши, серу рвет – тобой, тобой, тобой. Ссыхаясь в номер, втянуто со льда мое пальто, с мороза пальцы к горлу, как ветки подо льдом. Лежим. В мясной торговле потушен пульс не так, как вытянутым штепселем тьма отбивает такт. Густая сырость льнет сплеча к неряшливым губам убийственной солдатской потливостью рубах. Рогожей пахнет ночь мертво, и липнут со звезды в окно, на кашель, одеял холодные пуды. Фонарь, взмахнувши площадью, на форточке повис, движет, движет мрак и лясканье, и визг. Ночь одинока, как мороз, просунутый в окно, в дрожь одури, в кипенье губ, на поцелуев дно.

Георгий Ечеистов

«Сгорая, уйду…»

Сгорая, уйду. До края дойдешь И ждешь? – Скажи, каково лета? Приветом, испиты лаж и дож. И это – Гири на весы. Проверить счетчик! А сын резца и бантиков на кофте Слезой росы Не сможет ложь извилить четче По самой лучшей копоти судеб. О лишнем порошке твоих утех Растрата умираний И мелких слав. Бери у тех Где всходы ранние и руны. Сквозь струны Колебаний смеха Глядит невозмутимый Вячеслав. И я, коленопреклоненно Целую розовую плащаницу Твои колени, кисти рук. Моих томлений багряницу (Твоих порук) Карая дружбой вынесет мой разум.

Иван Грузинов

«Ситцевый полог чуть колыхнулся…»

Ситцевый полог чуть колыхнулся. Сдавленный стон, Точно муху тощую пьет паук. Икота. К двери сапожищи шмыг. Журавец у колодца: ау. Вечер тенью мохнатой шагнул, Стер, позолоту С тонкой Закатной тесьмы. Небо в окно Ветошкой линялой. Крепко приправлен Дух щаной Дымом табачным и потной онучей. Дрожь. Ледяная кора. Схвачен ком одеяла. Черево воды холодной ведро, Тестом проквашенным пучит. Иглами в тело впились. Всхлип краткий. Последний порыв. Подкатило к горлу, Душит лепешкой клеклой. Из матки Студнем рыжим По волосикам слизь. Круглое, красное медленно перло Как из горшка перепрелая свекла. Выплеснут крик звонкий. Бабка ощерилась сукой поджарой. Рухлые пальцы вяжут пуп. На пеленки Капля темным рубином с ножа. В копоть лампада луч Как голубую тропу. В пыльном божничном углу. Где сентябрьские мухи сонные Проползая По стеклам икон Кропотливо узоры рисуют, Дева Марш Сиськой пергаментной пичкает Иисуса, И до зари На лубочную зыбку и полог тряпичный Щурит византийские глаза.

Май 1921

Рюрик Ивнев

«Кровь и тонкий кролик…»

Кровь и тонкий кролик, И звезд зыбкая тверда. Целовать твои руки только, Вот моя жизнь и смерть. Чей это черный праздник? Ветер и сосны. Огонь. Царь Иоанн Грозный Вернул бы мне эту ладонь. Ветер и ветром пытки, Готовя воздух. Готовь. Черными звездами вытки В небе мою любовь. Каждая косточка боль и Сквозь воду и твердь Целовать твою кожу только Вот моя жизнь и смерть.