Союзник

Он скрещивает руки на груди.

— Ты хотела конкретного вопроса. Теперь он у тебя есть, принцесса.

— Мой… отец видел его?

А что насчет остальных? Но задавать такой обличающий вопрос не в моих интересах. Я чувствую себя такой уязвимой. Я не уверена, в чем стоит признаться, а что сохранить в секрете.

Мой ответ — мой вопрос — озадачивает его.

— Значит, твой отец не знает?

— Нет.

В лунном свете я вижу, как его плечи расслабляются. С большим облегчением он говорит:

— Я позаботился о том, чтобы он остался незамеченным и провел остаток времени, отвлекая твоих родителей от толпы.

Я знаю, что это правда. Он ждал меня в колеснице, когда я в квартале низкорождённых со своей стороны дороги закончила раздавать сокровища Теории. Неудивительно, что он хотел встретиться со мной наедине. И не удивительно, что это произошло так скоро. Еще один Создатель — много Создателей, по словам моей служанки Кары — в пределах досягаемости моего отца. Это не то, к чему можно отнестись легкомысленно.

Тарик знает это. Я знаю это.

Но, а что насчет еще одного Создателя в пределах досягаемости Тарика? Должна ли я бояться за мальчика?

— Твоя мать знает о мальчике?

Я качаю головой.

— Я еще ей не рассказала.

— Но собираешься.

Я киваю. Нет смысла отрицать это. Я хотела посоветоваться с матерью насчет других Создателей. Я хотела посоветоваться с матерью обо всем. А чего он ожидал? Что я вдруг проникнусь любовью к Рашиди, приглашу его на сладости и медовое молоко и начну болтать о нуждах королевства? Скорее в Теории пойдёт дождь. А больше никого нет, с кем я могла бы посоветоваться в вопросах королевства, особенно в вопросах, в которых я не согласна с Тариком. Это должна быть мать.

Тарик хватается руками за голову.

— У тебя было много секретов от меня. Я прошу, чтобы этот один ты сохранила вместе со мной.

Легкая боль предательства заставляет сжаться мой живот.

— Мы можем доверять моей матери. Она никогда не расскажет отцу.

Он обдумывает услышанное и я знаю, что он ищет правду.

— Это то, во что веришь ты, — наконец говорит он. — Мне нужно провести с ней больше времени, прежде чем в это поверю я. Ты, конечно, это понимаешь.

Я понимаю, но мне это не нравится. У меня есть талант уклоняться от вопросов Тарика. Мама умеет задавать неотвратимые вопросы. И у нее есть шпионы. Что она подумает, когда — когда, а не если — узнает, что я скрыла от неё этот секрет? Откажет ли она мне в помощи в будущем? И, помимо вышесказанного, хотя мы с Тариком оба согласны, что не можем рассказать моему отцу о Бардо, я все еще в неведении, что будет с мальчиком теперь, когда Тарик знает о нем.

— Как ты поступишь с Бардо?

— Как я с ним поступлю?

— Заставишь ли ты его создавать?

Он снова напрягается и расправляя плечи, качает головой. Я благодарна, что темнота в этот момент скрывает его лицо. Я знаю, что оно выражает презрение.

— Запру ли я его во дворце, украду ли у него детство, накажу ли его за несчастье, иметь такой дар? — он язвительно смеётся. — Если спрашиваешь о таком, тогда ты совсем меня не знаешь.

Он большими шагами идёт к колеснице, оставив меня стоять среди песка, чтобы я последовала за ним или осталась здесь. И несколько мгновений я не уверена, что предпочитаю больше.

10

 ТАРИК

Заходящее солнце пронизывает умирающими лучами дневные покои Тарика, когда он разматывает еще один свиток, присланный ему советом Линготов. В последнее время в этих отчетах прослеживалась определенная закономерность, и он подозревает, что и этот пергамент не содержит ничего хорошего. В городе Аньяре всегда существовала преступность, даже когда правил его отец, и было бы самонадеянно думать, что Тарик сможет устранить ее во время своего правления. Воровство, драки и подкуп — вот, что он видел, сидя рядом со своим отцом на суде, когда его готовили к тому, что однажды он займет трон. Это проблемы, с которыми он знает, как справиться. Судебные дела, с которыми знает, как справиться его совет Линготов.

Но стопка свитков перед ним — это те дела, на которые у совета Линготов не было ответа, дела, которые оставили на усмотрение Тарика. Случаи, на которые нет настоящего ответа, и приговор — это просто решение, где он вынужден высказать свою точку зрения, не подкрепленную конкретным письменным законом. А он этого не хочет.

Просматривая новый свиток, он растирает пальцами виски, словно именно там скапливается основная масса его неудовлетворённости, как будто надавив кончиками пальцев, растущее беспокойство утихнет. Повторно прочитав судебное дело, он потрясён грязными подробностями. У него возникает вопрос, какое безумие овладело его гражданами. Человек из квартала среднего класса, слуга одного из власти имущих, украл красивую шелковую мантию своего господина и одев её, пошёл на базар — легко наказуемое преступление, поскольку это явное воровство, которое обычно урегулировалась внутри дома путем увольнения и вычета стоимости из зарплаты. Но жалоба, по сути, вовсе не в воровстве. Ох, если бы это было простое воровство. Настоящая жалоба исходила даже не от самого власти имущего, а от торговца на базаре, который обвинил слугу в том, то тот появился перед его маленькими дочерями лишь в одном халате — видимо он забыл украсть пояс, чтобы повязать его поверх одежды — и намеревался оплатить товар обычной речной галькой, которую назвал «лучшими самородками спектоирия, которые он когда-либо видел». Слуга, кроме того, предложил взамен на отличную сделку, облизать торговцу лицо. Когда его спросили на суде, соответствует ли это обвинение фактам, слуга утверждал, что был одет как сам король-Сокол и что спекторий, который он предложил в качестве оплаты, был самым свежим во всем королевстве. Совет Линготов Тарика сообщает, что и обвинения торговца и опровержения слуги — правда. Или, по крайней мере, являются тем, что каждый из них считает правдой.

Тарик качает головой. Очевидно, что мужчина из среднего класса совершил нарушение — но преступление? Даже отчёт из вторых рук показывает, что мужчина из среднего класса не имел дурных намерений по отношению к купцу или к своему хозяину. Он просто-напросто сошел с ума. Тарик в недоумении, откуда начать. Относиться к этому человеку как к преступнику равносильно тому, чтобы относиться к раненому котенку, как к злобному зверю, когда тот отбивается от решившего ему помочь человека. Об этом слуге необходимо позаботиться, лечить его, а не приговаривать к работе на соляных шахтах к югу от Киры или, что еще хуже, сбрасывать с моста Хэлф Бридж. В Аньяре нет места для такого человека, как этот; в редких случаях, когда гражданин сходит с ума, его семья должна позаботиться о нем должным образом и держать подальше от неприятностей. Но у этого мужчины из среднего класса нет живых родственников, а хозяин из власти имущих точно не будет обязывать себя или своих служащих заботиться о человеке, независимо от того, как долго он ему служил.

Тарик вновь качает головой. Если бы это был единственный случай в его судебных свитках, Тарик сам бы назначил этому человеку смотрителя и покончил бы с этим. Но свитки содержат подобных инцидентов больше, чем у Тарика пальцев. Нужно что-то предпринять. Он должен поговорить с Рашиди. Его старому другу не понравится то, что предложит Тарик — трон должен за свой счет создать заведение для содержания безумных граждан — но немного повозмущавшись и поспорив, Рашиди уступит. Вопрос в том, как быстро можно построить такое место, и кому доверить заботу о таких людях?

И что более важно, отчего его граждане сходят с ума?

Вздыхая, он встает и идёт к балкону, откуда снизу доносится сердитый звон мечей, и его охватывает легкая ревность. Он следит за тем, чтобы его не увидели, когда выглядывая в балконную дверь, прячется за большим цветочным горшком, расположенным у входа. Внизу Сетос и Сепора сражаются друг с другом на мечах.

Или скорее Сепора кряхтит и рычит, используя любую возможность, чтобы ударить его брата, в то время как Сетос парирует, уклоняется и иногда смеётся. Тарик удивлён, насколько более искусно Сепора стала владеть мечом; Сетос тяжело дышит, а это значит, что хоть атаки Сепоры и забавны, но все же брату, со своей стороны, приходится прикладывать некоторые усилия.

— Ты держишь свой меч, как ребенок, — как раз говорит Сетос.

— Ты болтаешь, как старуха, — парирует Сепора, подставляя ему ножку, через которую ее противник легко перепрыгивает. — По крайней мере, мог бы сказать что-нибудь интересное.

— Ну ладно, — говорит Сетос, с легкостью отклоняя смертельный удар в шею. — Ходят слухи, что граждане Теории вне себя от радости, что король-Сокол женится по любви, а не из чувства долга. Что на это скажешь?

Она закатывает глаза и с явным раздражением наносит удар прямо в сердце Сетоса. Тот наклоняется вправо, отталкивая ее меч голой рукой и снисходительно цокает языком.