Создатель балагана

Леонид Стадис – хозяин самого умного крота в жизни Юлиуса – вел их такими изворотливыми путями, что чувство направления изменило мошеннику. Мало того, что путь пролегал сквозь темные коридоры, узкие пещеры, загадочные спуски в неизведанные глубины и подъемы на не менее неизведанные возвышенности. Мало того, что все это происходило под землей и ориентироваться по солнцу и звездам не было никакой возможности. Все усложнялось тем, что в некоторых, на первый взгляд, обычных местах, Леонид останавливался, нажимал на неприметный участок стены и открывал секретный проход.

На поверку оказалось, что крепость алхимиков вся пронизана подобными коридорами. И, как понимал Юлиус, не каждому они были известны. Во всяком случае очки, позаимствованные у алхимиков, не распознали ни одного. Оставалось только гадать, где Стадис раздобыл столь подробный план крепости.

Будь такой у Корпса – не пришлось бы выдавать себя за инспектора, спасаться от погони и сражаться с Ламией. С другой стороны, при подобном варианте вероятность того, что монстр все же сожрал бы младенца, была высока, как никогда.

Однако сейчас мысли Юлиуса больше занимал сам Леонид. Ведь Александр оказался в библиотеке в нужное время, да еще и помог им выбраться, а сам ученый подвернулся именно в тот момент, когда было особенно необходимо. Воистину, Фортуна благоволила мошеннику, даря свою любовь и радушие, но одним этим объяснить все происходящее было невозможно.

Тем не менее, за время, прошедшее со встречи, Леонид не проронил ни слова. Из-за этого молчания Корпс даже подумал – не удалил ли ученый себе язык в порыве какой-нибудь естествоиспытательской выдумки?

Гераклид тоже молчал, что Юлиуса устраивало чуть более чем полностью. Тучный любитель странных женщин пыхтел, сопел, горестно вздыхал, но на большее его не хватало. Все силы уходили на движение и попытки не споткнуться. Надо сказать, что в последнем Аквус начал наконец-то делать успехи.

И вот, когда, казалось бы, темнота коридоров стала уже родной, впереди показался просвет. Еще несколько шагов, и перед ними раскинулся грот, наполовину заполненный водой. Изящный кораблик покачивался на волнах и буквально-таки манил усталых путников. Они, естественно, не заставили себя ждать.

Глава шестнадцатая. Тайное и явное

– Ну, рассказывайте, – сказал Леонид, когда все – даже страдающий от недостатка координации Гераклид – забрались на палубу. – Кое-что я знаю, кое-что видел своими глазами, но предпочту выслушать вашу версию. Да и Александр, думаю, тоже.

– Это было ужасно! – патетически воскликнул Аквус.

– Нет, – Стадис повернулся к Гераклиду. – Прошу вас: помолчите. У вас это очень хорошо получается.

Надувшись от гордости, Аквус замолчал. Юлиус уважительно покосился на ученого, размышляя, удастся ли ему подобный трюк. Леонид требовательно смотрел на него и ждал рассказа.

«Хорошо, – решил мошенник. – Я расскажу, но потом и ты, друг мой, мне кое-что расскажешь». И он довольно сухо поведал о том, как афинский журналист проболтался насчет местоположения свитка, о плавании с капитаном Биллисом и о пиратах, о попытке устранить инспектора и об архиве. «Где, собственно, нас и обнаружил Александр», – закончил Юлиус.

Леонид сосредоточенно кивнул:

– Интересное путешествие. Местами не слишком гладкое, если вспомнить также про морское чудовище и пиратский Родос, однако эти события побочны и не столь важны, так как не приводят нас к решению главного вопроса о генеральном плане.

Юлиус нахмурился. Слежка – отличный метод ведения дел, во всех отношениях отличный, просто мошенник привык к тому, что обычно следит он, а не за ним.

– А…

– Не считаете же вы меня безответственным и легкомысленным? – Стадис вопросительно поднял брови.

– Не считаю. Но был убежден в том, что вы мне доверяете, и дополнительный контроль…

– Не стоит называть мою осведомленность подобным образом. Вы, вот, не стали действовать в одиночку, – Леонид выразительно кивнул в сторону Гераклида, который по-прежнему гордо надувал щеки. – Что же мне мешает иметь несколько проверенных людей, которые всего лишь сообщали мне о ходе операции? При этом, заметьте, абсолютно не вмешиваясь в ваши дела. В то время как вы договорились с Фавном о сотрудничестве, не сказав об этом мне.

– Именно Фавн, друг мой, нашел корабль, без которого я бы до сих пор болтался посреди Эгейского моря на пассажирских посудинах, что останавливаются у каждого островка. Именно…

Леонид усмехнулся:

– Польза очевидна. К тому же, вы не дослушали – я не имею ничего против ваших дел с другими мошенниками, особенно с теми, которые обладают нужными связями и репутацией. Я лишь объясняю, что и сам вводил осведомителей для пользы общего дела. В конце концов, если бы меня не оказалось здесь сегодня, кто знает – нашли бы вы свиток и смогли бы выбраться из архива незамеченными.

– И как же вы здесь оказались? Изобрели машину мгновенного перемещения? Наверное, ещё и зеркало всевиденья, в котором узрели, что мы безуспешно ищем бумаги, после чего решили прилететь сюда с Александром и явились предо мной, как посланник Зевса?

– Вы преувеличиваете способности современной науки. Я отправился в путь, едва узнал о том, что вы захвачены пиратами. Если бы они убили вас или приковали к веслам… На этот случай стоило подстраховаться. Что же касается Александра, то я не знаю, как он оказался у вас, но склонен доверять ему во всем. Он еще никогда не подводил меня и не предавал.

Звучало логично. Леонид говорил весомо, с полной уверенностью в своей правоте. И Юлиус решил сдаться – то есть не поднимать больше вопрос о соглядатаях, однако твердо пообещал себе впредь быть осмотрительнее и регулярно оглядываться по сторонам.

– Тогда у нас осталось всего одно дело. Я отдаю вам свиток, вы мне – соответствующую награду, – тут Юлиус замолчал на мгновение, стараясь, чтобы не прозвучало какое-нибудь неосторожное слово. Тут надо было не продешивить.

– Давайте сначала убедимся, что вы добыли искомую бумагу, а не записку младшему алхимику от старшего – с просьбой вымыть пол в секторе коридоров под буквой «омега».

Корпс пожал плечами, хотя и сам не был до конца уверен, что они действительно нашли то, что хотели – не до проверок было. Поэтому он с показным спокойствием высвободил нужный свиток из вороха других.

Мысль о том, чтобы отдать нажитое таким трудом другому человеку, почему-то вызвала внутри мошенника стойкое неприятие. Он куда более свободно относился к понятию собственности, когда она была чужой. Однако сейчас Юлиус чувствовал, что право владеть этим свитком он «заработал». Потом и кровью. Мошенник вполне мог бы расписывать свои тяготы и лишения, перенесенные ради обладания нужной вещью, подобно работяге, хватившему лишнего в баре и втолковывающему каждому, что его труд, дескать, самый опасный, тяжелый и почетный.