Создатель чудес

– Тогда почему он не отдал лекарство?

– Он бы никогда этого не сделал, такой уж он человек. Когда ему угрожают, он всегда делает наоборот. Он бы скорее дал меня убить, чем подчинился бы.

– Похоже, он так и сделал.

– Но он же не знал, что здесь окажется Тим. Когда Тим убил Роберта, следующей должна была умереть я. Но Тим не сделал этого. Он мне все рассказал сам и сказал, что любит меня. Мы с ним собирались сбежать. У него были деньги – и мы смогли бы жить где-нибудь.

– А потом он вас сбросил со скалы.

– Да, наверное, он передумал. Но он все равно любит меня, я это знаю. А даже если не любит, то мне все равно.

13

Они проговорили весь остаток ночи до вьюжного утра, и снег падал и падал, и уже казалось, что снег – единственно возможное состояние природы, что облака разбухли и опустились к земле, устав от собственной тяжести, и разрослись вверх до бесконечности, и погасили планеты и звезды, и звезды шипели, вскипали, остывали и превращались в красивые кусочки льда, и будто Солнце погасло первым, и плыло сейчас где-то, холодное, прозрачное и драгоценное, будто огромный бриллиант, – облепленное нетающим снегом. Так казалось – но не из-за вьюги за окном; с каждым немыслимым быстро уплывающим часом разговора Вацлав понимал все больше и больше, и к той минуте, когда можно было выключать свет – тени на стенах из черных стали голубыми, – он уже понял все. Все прошлое, настоящее и будущее. Оставалось узнать совсем немного.

– Маргарет, прежде чем вы уйдете, – сказал он, – я хотел бы взглянуть на вашу ладонь.

– Я не верю, что будущее записано на ладони.

– На вашей ладони записано все, что касается вас, – не только будущее и прошлое, но и то, о чем вы думаете, о чем думают люди, близкие вам, любящие или ненавидящие вас. Посмотрев на ладонь, я смогу узнать, где находится то лекарство, о котором вы говорили. Я смогу узнать, для чего оно предназначено. Смогу узнать, кто из вашей семьи предал вас. Это был член вашей семьи – я уже знаю. Я могу разгадать все загадки, не бойтесь.

Она нерешительно протянула руку.

Он взял ее за запястье и начал говорить.

– У вас очень короткая линия жизни, и вы об этом знаете. Именно поэтому вы не верите в то, что будущее записано на ладони.

– Да.

– Линия жизни резко обрывается, это значит, что вы погибнете неожиданно и быстро.

– Мне говорили об этом.

– Не беспокойтесь, как раз такие вещи часто не сбываются. Сбываются более тонкие предсказания.

– Какие?

– Давайте поговорим о лекарстве. Ведь дело в первую очередь в нем, верно? Это лекарство у меня. Если бы я отдал его вам, то что бы вы сделали?

– Это не может быть правдой.

– Так что бы вы сделали?

– Я бы отдала его Тиму, а он отдал я уж не знаю кому. И весь этот кошмар бы закончился.

– А ваш отец?

– Не знаю.

– Тогда будет лучше, если я сам отдам лекарство Тиму.

– Нет, не лучше, вы будете в опасности.

– Он и так знает все обо мне. Вы ведь помните клочок бумаги, которого не оказалось в моем ящике. Я уже тогда знал убийцу, а он знал, что я знаю его.

Маргарет помолчала.

– Хорошо, я отдам лекарство вам, но не сразу. Сейчас я попробую разгадать, как оно действует, – сказал Вацлав.

– По руке?

– По руке.

– Это невозможно.

– Слушайте. В малых дозах оно улучшает самочувствие, повышает настроение. Его можно использовать и для этого. Но его будут использовать иначе. В военных целях, как вы сказали. Его нельзя использовать постоянно; при регулярном применении у человека начинаются галлюцинации и бред. Это вещество можеть быть и смертельно опасным. Но, конечно же, его не станут использовать как яд. При однократном применении оно дает сильные изменения психики, не нарушая памяти, координации движений и жизненно важных функций. Оно снимает скорость реакции, поэтому его нельзя давать солдату перед боем. Может быть, оно облегчает страдания? – нет. Оно заставляет… – Да, заставляет подчиниться… Вот, я уже вижу – оно заставляет человека подчиниться приказу. Вы лишаетесь собственной воли и делаете то, что от вас потребовали. Это прекрасное изобретение – можно передвигать людей, как шахматные фигурки, они без сожаления пойдут на смерть, они пойдут против своих убеждений, они выдадут любые тайны. Впрочем, такие вещества уже есть, я думаю, что это просто сильнее действует. Но это вещество не годится для массового употребления, оно наносит слишком большой вред человеку. Хотя, я не прав – когда человек превращается в шахматную фигурку, любой вред, причиненный ему, становится несущественным.

– Вацлав, ты не мог узнать этого по руке, – сказала Нора.

– Именно по руке, но не по линиям руки.

– А как же?

– Это мой профессиональный сокрет. Я открою его вам завтра, когда все закончится.

– Все закончится завтра?

– Да, завтра, в первой половине дня. Если прекратится снегопад.

Они одновременно повернулись к окну. За окном начинался новый день – такой же бесконечно-снежный, как и предыдущие дни.

– Ладно, теперь я пойду, – сказала Маргарет.

14

Утро было спокойным. После того, как Маргарет благополучно нашлась, ночной переполох забылся. За день Вацлав успел сделать несколько опытов с лекарством, но ничего нового выяснить не смог. Он приготовил раствор – из расчета миллиграмм вещества на миллилитр. Теперь оставалось только ждать. До вечера ничего важного не случилось.

Вечером он остался один в кабинете. Он предупредил Нору, что задержится. Он выключил свет и сел в кресло, закрыл глаза. Сразу же захотелось спать. Почему бы и нет, можно и заснуть. Он был уверен, что, как только ключ повернется в замке, весь его сон улетучится. Сон наплывал на него волнами, как ночной спокойный океан на теплый песчаный берег – волны набегали и отступали снова, оставляя сознание ясным. Наверное, его нервы были напряжены; они предчувствовали опасность.

Сквозь тишину пробилось тиканье часов. Вацлав был старомоден – в его кабинете были обычные механические часы со стрелками; правда, питались они от батарейки. Все ночные часы тикают одинаково. Так же тикали его часы десять лет назад, когда он имел собственный дом, и двадцать пять лет назад, в деревенском деревянном доме его деда – теперь деда нет, нет ни дома, ни тех часов, осталась лишь память, спящая и просыпающаяся по ночам память о звуке – будто воронка в другую вселенную, которая живет, не изменяясь, в другом времени и так же реальна, как вселенная эта. Те годы и те люди не исчезли; они будто за тонкой занавеской, которая колышется от их близкого присутствия – иногда невозможно поверить, что все умирает навсегда. Иногда невозможно – особенно ночью и в одиночестве.

Замок щелкнул очень тихо – так тихо, что мозг усилил звук в тысячи раз – старась на всякий случай – и слегка переусердствовал. Вацлав вздрогнул. Звук, вибрируя, затихал в его сознании; звук смешался с тиканьем часов и исчез. Дверь открылась.

Сидя в кресле, Вацлав не мог видеть вошедшего, но это было и не нужно. Он хорошо знал, кто придет сюда.

– Маргарет?

Она включила лампу.

– Маргарет, как вы оказались здесь? Я работал весь вечер и уснул и вдруг вижу вас. Точнее, я узнал вас по шагам. Вы меня ужасно напугали. Мне как раз снился сон о моем детстве. Что случилось? Откуда у вас ключ?

– Это Тим, он меня попросил.

– Он угрожал?

– Нет, я же сказала, попросил!

Она отвернулась и заплакала.

– Не нужно, – сказал Вацлав, – я вас нисколько не осуждаю.

– Но я люблю его!

– Конечно, этой фразой можно объяснить все, что угодно. Но ведь он не стоит вас. Вам все равно придется расстаться. Вам… – он прекратил говорить, потому что его слова не долетали до цели, они зависали в воздухе и осыпались на ковер, бесполезно, будто пыль. Он вдруг почувствовал, как стало тяжело дшать, словно многолетняя словесная пыль вдруг материализовалась в воздухе – пыль, которую нельзя вымести, – и покрыла слоем толщиной в палец все предметы, живые и неживые – и стол с мертвым телефоном, и кресла, и даже стены, и чахло растущую пальму у окна (листья пальмы сразу пригнулись), и даже его самого. Он почувствовал, что если сейчас провести рукой по столу, то останется след, если тряхнуть головой, то пыль осыплется с волос.