Создатель чудес

– А что же они еще говорили?

– Говорили о том, что все записано заранее – от начала и до конца, до мельчайших деталей. О том, что ни одной детали нельзя изменить. О том, что закончившись, все когда-нибудь повторится снова. Все повторится много раз – и мы будем говорить снова, и все те же самые слова, и не будем знать о том, что повторяем все в тысячный или миллионный раз. Кто-то будет пролистывать наши жизни, как роман.

– Почему?

– Потому что все записано. Кто-то написал наши жизни, как роман, а там, где ему не хватило фантазии или логики, он прибавил совпадений. Он сделал это для собственного удовольствия или для чужого удовольствия, и заставил людей страдать, сражаться и умирать. Жизнь жестока потому, что создана интересной. Все религии говорят о доброте создателей, но это чепуха, потому что создатели заботились о своем развлечении, создавая нас. Но они не знали главного.

– Главного – это чего?

– Они на знали, что их жизнь, быть может, тоже кто-то написал. И они тоже знают силу судьбы, тоже удивляются силе и точности совпадений, тоже страдают, сражаются и умирают, тоже верят, что их создал кто-то бесконечно добрый и разумный. Как бы не так. Они тоже не более чем персонажи.

– На тебя так подействовала смерть?

– Не смерть, а убийство.

– Ты знаешь точно?

– Да. Убийца был профессионалом, очень сильным. Дело в том, что покойный не был братом Маргарет. Он зарабатывал деньги, рискуя жизнью. И он сумел бы за себя постоять. А его убили так быстро, что он не успел испугаться. Я видел его лицо в операционной – лицо было спокойно. Убийца специально выдал себя – он взял длинную иглу и воткнул ее в кошку. Он проткнул кошку насквозь, но так умело, что уже завтра она будет здорова. Он не боится никого и ничего. Из-за снегопада к нам никто не придет на помощь. И никто не сможет уйти отсюда еще несколько дней. 3десь нет безопасного места.

– Ты говорил кому-нибудь?

– Никому. Нам не нужна паника. Но ты должна знать все.

– Спасибо, что ты сказал.

– Я сказал еще не все. Ты помнишь, я просил тебя не купаться в источнике?

– Да.

– В воде источника – лекарство. Это психотропное вещество. Я сделал несколько проб и не смог определить, что это такое. Скорее всего, это новое вещество, которое испытывают на нас, как на подопытних крысах. Оно дает побочные эффекты. Есть женщина, которая почти сошла с ума, купаясь в источнике по ночам. Пока я не могу сказать, что могут дать большие дозы этого лекарства.

– Может быть, это связано…?

– Ты имеешь в виду – с убийством? Конечно. Те, кто написали наши жизни, не оригинальны; они редко обладают хорошей фантазией.

– Ты собираешься что-то сделать?

– Да. Я знаю единственное место, куда можно поместить капсулу с лекарством. Сейчас я пойду туда. Если все пройдет хорошо, то я принесу купсулу с собой.

– Ты сможешь сделать анализ?

– Нет, мне придется ставить опыты на животных и на себе. Но я знаю, как позаботиться о безопасности.

– Может, не стоит идти сейчас?

– Все важное нужно делать сейчас. Из этого правила нет исключений. Исключения выдумывают трусы для своего оправдания. Если я не вернусь через два часа, значит, что-то случилось.

– Что?

– Ничего страшного. Я сумею выпутаться, я ведь работаю создателем чудес.

9

Утром он работал. Первыми на прием пришли две женщины – болтливые, глупые и слишком уверенные в себе. Следующей была Нина. Вацлав сразу отметил, что она изменилась. Он привык оценивать людей с первого взгляда: по походке, мимике, жесту, по первому слову.

– Можно? – сказала Нина и остановилась у дверей. Она осталась стоять у дверей так же, как и в прошлый раз, но единственное слово, которое она произнесла, говорило о многом. Оно было сказано с интонацией здорового человека.

– Можно. Я вижу, что сегодня вам лучше, – ответил Вацлав.

Нина села к столу. Ее движния тоже говорили о многом: сейчас она не была бессмысленно открыта, будто рваный зонтик, – она внутренне свернулась клубком и спрятала все, что могла, от посторонних глаз. Отодвигая стул, она споткнулась обо что-то и покраснела.

– Да, лучше, – сказала она, – и намного хуже. Я не могу смотреть людям в глаза. Что я наговорила вам в прошлый раз?

– Ничего особенного, обычный бред.

На ее лице ничего не отразилось – слова упали и погрузились словно в бездонный омут. Там, в глубине, могло скрываться все что угодно. Поэтому следующая ее фраза будет неожиданной, подумал Вацлав.

– Я решила больше никогда не петь, – сказала Нина.

– Вам стыдно?

– Да.

– Но ведь пение здесь ни при чем.

– Я знаю, но все равно.

– Это смертный грех, Бог не прощает самоубийства, – сказал Вацлав.

– А кто говорит о самоубийстве?

– Вы. Вы собрались убивать себя по частям и для начала выбрали самую лучшую часть.

Она улыбнулась. Не ему, а сама себе.

– Я уже решила.

– Вспомните, вы это делаете не в первый раз.

– В первый. Я всегда любила петь.

– Но отказаться можно не только от этого. Вспомните, как много времени вы тратили в детстве и юности, чтобы научиться тому, от чего вы потом отказались.

Она немного подумала.

– Да, я любила вышивать и рисовать. Но оказалось, что в жизни на это нет времени. Но ведь все это еще не умерло, я смогу ко всему вернуться.

– Это еще хуже – сказал Вацлав. – Уходить стоит только навсегда. Будут проходить годы, вы будете возвращаться к своим полуисчезнувшим талантам снова и снова. Сначала это будут таланты, потом увлечения, потом – чудачества. Над вами будут смеяться, вначале скрываясь, потом – открыто. Но вы ничего не сможете поделать с собой – будет достаточно мелочи, полунамека, чтобы воскресить уродов – духовные обрубки былых талантов. Убийства наполовину не прощаются.

– Спасибо. Я пойду, – сказала Нина.

– Вам уже можно купаться в источнике.

Уходя, она обернулась еще раз.

– Скажите, доктор, зачем вы это делаете?

– Я получаю за это деньги.

– Нет, деньги здесь ни при чем.

– Тогда потому, что у меня есть принципы, – сказал Вацлав. – Это полезная вещь, она поддерживает меня, как арматура.

– Вот как раз принципов мне всегда и не хватало. Меня ничто не поддерживает изнутри. Наверное, я похожа на медузу.

– Нет, на морского ежа.

Она улыбнулась – на этот раз ему.

– Расскажите о каком-нибудь из ваших принципов, вдруг он подойдет и для меня.

Вацлав подумал.

– Кто-то сказал в прошлом веке: если не можешь помочь, то просто пройди мимо. Я бы сказал по-другому: если можешь помочь, то ты не имеешь права пройти мимо. Вам подходит этот принцип?

– Нет. Вы ждете кого-нибудь?

– Кто-нибудь обязательно придет.

– Тогда я ухожу, до свидания.

Она почти уходит, движется к двери, оставляя за собой легкое чувство вины – будто невидимый шлейф – так цветок оставляет запах в воздухе, так весло оставляет след на воде…