Создательница

Я сдавленно рассмеялась.

— Видимо так.

Она подтолкнула меня к стулу и начала накладывать на тарелку печёные яблоки.

— Колин хороший человек.

— Я знаю.

В этом я была уверенна больше, чем в чём-либо другом. Этот факт был таким же непоколебимым, как и то, что существует гравитация.

— Я думаю он гордый. И упрямый. Немного похож на твоего отца.

— Мне от этого не легче, — пробормотала я, ковыряясь в моём десерте.

— Он одумается, — я удивлённо подняла взгляд, и она кивнула. — Понадобится какое-то время, но вы оба договоритесь, независимо от того, в чём проблема.

— Как ты можешь быть настолько уверенной?

— Люди постоянно разочаровывают друг друга, Мо и прощают, и начинают всё заново. Важно только знать границы, знать, что можно с полным правом ожидать от другого, а также, что он с полным правом может ожидать от тебя, — она говорила с абсолютным авторитетом, со знанием, которое возникло из тяжело приобретённого опыта.

Я съела кусочек запечённого яблока, остальное же отодвинула в сторону.

У меня просто не было аппетита.

— Значит вот так вы с отцом справляетесь?

— День за днём, — сказала она. — Иди спать. Завтра утром всё уже будет выглядеть совсем по-другому.

Я поднялась наверх, но не легла, а села возле окна и уставилась на улицу, высматривая, не появятся ли какие-нибудь признаки того, что Колин вернулся. Холод проник через стекло и свитер и добрался до костей. «Одинокая» — сказала Лена, когда я призналась, что в моей жизни нет никого, кто знал бы обо мне всю правду. Теперь её знал Колин, а я стала ещё более одинокой, чем раньше.

Я взяла мобильный и написала Лене сообщение. Она будет знать, что делать. Она всегда знала.

«Мы можем поговорить?»

Пока я ждала её ответ, зашевелилась магия и попыталась меня утешить. Но это была не магическая проблема. Я сама заварила эту кашу, и теперь буду расхлёбывать.

Телефон запищал.

«Завтра?»

«Хорошо.»

Значит без Лены. Я выудила папку Колина из письменного стола и прочитала её ещё раз. Все ужасные детали о его прошлом, о трагедии, которая постигла его и Тесс. Она сформировала мужчину, которым он был сегодня: бдительным, твёрдым и порядочным, нежным, смелым и решительным. Я причинила ему такую сильную боль.

И всё-таки поступила бы точно также ещё раз, чтобы защитить его.

Глава 18

Прежде я никогда не сомневалась в Колине. Из-за этого я чувствовала себя так, будто проглотила целую миску, полную червей, когда ждала его на следующее утро перед домом у окна. И когда он появился, меня чуть не вырвало из-за чистого облегчения.

Вместо этого я на трясущихся ногах пересекла палисадник и села в грузовик.

— Привет, — сказала я едва слышным голосом.

Он резко кивнул, давая понять, что принял приветствие во внимание и тронулся с места, даже не подождав, пока я пристегнусь.

— Поговорим об этом?

— Нет.

Его ответ был не вспыльчивым, скорее бесстрастным. Лицо тоже выражало безразличие. Во время урока химии мы обсуждали абсолютный нулевой пункт, температуру, когда все движение останавливается, даже на молекулярном уровне. Доктор Сандерсон всегда старалась напоминать нам, что это лишь гипотетическая идея, теория.

Теперь у меня было доказательство того, что она существует. Моя учительница по химии будет в восторге.

— Значит, это все? Мы расстаемся?

Он не отвечал, пока мы не припарковались у школы.

— Я заберу тебя в тоже время, что и обычно.

— Хорошо. — Я ждала, что он скажет что-то ещё, но он упорно смотрел на руль, плотно сжав губы. — Пока.

Он уехал, как только я переступила порог здания. Он выполнял свой долг, но не более.

Лена стояла у моего шкафчика, обхватив себя руками и раскачивалась туда-сюда. Она выглядела такой же несчастной, как чувствовала себя я. Когда она заметила меня, она опустила руки и сделала глубокий вдох.

— Ты выглядишь ужасно, — сказала она.

— Спасибо. Ты тоже. Хочешь пойдём куда-нибудь и поговорим?

— Да. В часовню? — предложила она. — Там нам никто не помешает.

— Конечно.

Мы проскользнули в боковую дверь и прошли через школьный двор к маленькому каменному зданию. Алтарь был украшен пурпурными скатертями, а обычное цветочное украшение уступило место скудной аранжировки из ивовых веток и форсайтий с закрытыми бутонами. Горело несколько свечей, отгоняя темноту. Я опустилась на самую последнюю церковную скамейку. Лена выбрала ту, что напротив, положив руки перед собой на спинку скамейки.

— Когда моей маме было пятнадцать, и она жила в Техасе, она встречалась с одним парнем из соседнего городка. Она знала, что он был хулиганом, но ей было все равно. Когда она забеременела он обвинил ее в обмане и избил так, что она потеряла ребенка. Несмотря на это, она осталась вместе с ним. Когда ей было семнадцать, они поженились. Он продолжал её избивать. Она снова забеременела. Он стал бить её ещё больше. Она сбежала. Когда он нашел ее, она попыталась развестись, но суд решил, что у них будет совместное право опеки. Мой старший брат должен был проводить с ним столько же времени, сколько и с ней.

Она сделала паузу, чтобы перевести дух, сознательно отпустила спинку скамейки и продолжила.

— Она снова сбежала, но на этот раз ей помогли люди из приюта для жертв домашнего насилия. Она была во Флориде, когда услышала о том, что он умер в ходе драки в баре. Она изменила свою фамилию и фамилию моего брата. Училась ночью и на выходных. Получила степень бакалавра в области социальной работы. Познакомилась с моим отцом. У нее появилась я. Она выучилась на юриста.

Она выкладывала историю своей жизни, как карты в игре «Солитер», аккуратно, упорядоченно и без эмоций, один ряд за другим.

— Мне очень жаль, — сказала я. — Это… ужасно.

Больше, чем просто ужасно.

Лена отмела мои слова в сторону и сделала глубокий вдох.

— Сейчас она профессор в Северно-западном университете, специалист по семейному праву. Особенно по делам об опеке над детьми, в которых речь идет о женщинах и детях, ставших жертвами домашнего насилия.

— Чтобы им не пришлось переживать то, что пережила она?

— Да, — Лена долго сидела, повесив плечи и сложив руки на коленях. — Ты должна мне пообещать, что никому об этом не расскажешь.