Создательница
Шрифт:
— Где ты была сегодня вечером? — спросил отец.
— Улаживала дела кое с кем из круга моих друзей.
— Не с Доннелли.
— Сейчас Колин относится ко мне не особо дружелюбно.
— Ты выследила его, да? Я же тебе говорил, что это плохая идея, — он потёр лоб. — У этого друга. У него есть связи?
— Я не говорила, что это Он.
Мой отец сложил ноги на журнальный столик — кощунство, которое он сможет пережить только потому, что мама спит. — Я видел его в ресторане. На кого он работает?
Вот тебе и сохранила Люка в секрете. Но это также доказывает,
— Ни на кого. Он не из Чикаго.
— Ты уверена? Не всегда можно доверять тому, что говорят о себе люди.
— Я это осознаю. У него нет связей с мафией.
— По крайней мере, что-то, — он скрестил руки за головой. — Знаешь, когда я вернулся домой, я думал, что смогу начать всё оттуда, где остановился. Что смогу вернуть свою прежнюю жизнь.
— О, значит вот что ты сделал? Вернул себе прежнюю жизнь? Я думала, что это всего лишь обычные преступления. Мне было не ясно, что с этим связано так много сентиментальности.
— Это только работа, — сказал он. — Я хотел вернуть семью.
— Ты уже когда-нибудь задумывался над тем, что одно, возможно, может исключать другое?
— Ты уже когда-нибудь задумывалась над тем, что ты, возможно, знаешь не всё? — ответил он. Потом он заговорил более мягко. — С твоей матерью и мной… всё так, как будто я никогда и не уходил. Ничего не изменилось. Но ты… ты другая.
— Мне было тогда пять. Изменение было, так сказать, неизбежным.
— Гнев — это одно, Мо, но здесь нечто большее. Твоя мать тоже это видит и беспокоиться. Твой же дядя видит и считает это подходящим шансом. А вот я вижу кого-то, кто выглядит старше своих лет. Жёстче, чем должен быть. И теперь я просто пытаюсь предложить тебе что-то получше.
Я пожала плечом. События последних шести месяцев преобразили меня, как странная, мучительная алхимия. Необъяснимо и необратимо. И в конечном итоге, это была не вина моего отца. А лишь моя собственная.
— Я тебя об этом не просила, — сказала я, но в этот раз в моих словах не было гнева.
— Нет. Точно так же, как Доннелли не просил тебя вступаться за него, но ты всё-таки заключила сделку с Билли. Иногда нужно сделать что-то ужасное, чтобы предотвратить вещи ещё более чудовищные. Иногда приходится допускать ужасные вещи, — он ударил себя по колену и встал с дивана. — Поверь хоть этот один раз своему старику.
— Ты не давал мне для этого никаких оснований.
— Двенадцать лет с монахинями, и ты всё ещё не поняла. Поэтому-то это и называется верой, дорогая, — он поднимался по лестнице тяжело ступая, намного более уставший, чем показывал. — И ложись поскорее спать.
Я не думала, дорога до школы может стать ещё более ужасной, чем была в пятницу, что Колин немного оттает до понедельника. У него были целые выходные, чтобы обдумать, что я сделала, и ему станет ясно, что у меня были хорошие намерения. Он простит меня или, по крайней мере, начнёт постепенно прощать, и мы найдём способ, как сможем двигаться вперёд, даже если
дорога будет трудной.Я ошиблась, как всегда.
Он не смотрел на меня. По нему даже не было видно, что он сердится, он лишь казался… непроницаемым. Я могла бы стучать кулаками по стене, которую он возвёл вокруг себя, но это ничего не дало бы. Я заработала бы только синяки.
Я сложила руки на коленях и стала ждать. Чем дольше длилось молчание, тем сложнее было его нарушить. Скоро это будет невозможно сделать.
Мне хотелось плакать, но я не стала. Если мы хотим найти решение, то оно должно основываться не на том, что Колин пожалел меня. Мы должны оставаться на равных. Поэтому я, стиснув зубы, молчала, как и он.
Когда мы остановились возле школы, я ухватилась за ручку двери.
— До скорого.
— Я никогда не лгал, — сказал он.
Я ухватилась крепче за ремень сумки.
— Что?
Он смотрел вперёд.
— Я никогда не обманывал тебя. Ни одного раза.
— Я знаю, — я сглотнула. — Ты просто отказывался сказать мне правду.
Не дождавшись ответа, я перебросила сумку через плечо и пошла в здание школы.
В коридорах, как всегда, бушевала, словно море, хаотичная толпа, и я, по старой привычке, позволила ей подхватить себя, в надежде, что драмы тысячи других людей скроют мою собственную. Я смотрела в пол, засунула вещи в шкафчик и пошла на первый урок.
Здесь я могла оглушить себя скукой, и даже если это будет всего на один день, это означало облегчение: не испытывать никакой боли, никаких желаний и не чувствовать ответственности.
Только вот Ниобе, когда я зашла, разговорила с учительницей, и ей как-то удавалось выглядеть скучающей и в одно и тоже время властной. Когда я прошла к своему столу, она прервала разговор.
— Что ты натворила на этот раз? — пробормотала Лена.
— Я уже сама запуталась, — ответила я.
Кивком головы Ниобе показала, чтобы я следовала за ней. Я собрала книги и вышла за ней в коридор.
— Во первых, — сказала она, — если уж пропускаешь школу, сделай одолжение и предупреди меня, чтобы я могла придумать объяснение. Всякий раз, когда ты исчезаешь, сестра Донна считает своим долгом навестить меня и обсудить достижения твоих успехов. Это раздражает.
— Мне жаль, что я причиняю тебе такие беспокойства, — сказала я, хотя мне вовсе не было жаль. Судя по насмешливому взгляду, который бросила на меня Ниобе, она тоже не поверила ни одному моему слову. — Что ещё? Полагаю, ты уже слышала, что случилось на церемонии выбора преемника.
— Слышала, — она одарила меня короткой, удовлетворённой улыбкой.
— Антон должно быть кипит от гнева.
— Думаешь, он снова начнёт меня преследовать?
— Тебя хорошо охраняют. Заклинание сокрытия скрывает тебя от Сумрачных. Самый лучший шанс представиться ему во время второй части церемонии, но, возможно, у него недостаточно сторонников, чтобы атаковать тебя публично.
Это меня не успокоило.
— Он ведь уже нападал на меня публично.
— Да. Но твой выход во время церемонии изменил мнение, которое составили о тебе люди.