Сожжение Просперо

— Угу, — кивнул Скарси. — Три и пять . Онн, тва, тра, фор, фиф, секс, сепп, фор-тва, тра-тра, декк.

— Значит, ты — лорд пятой, а Огвай этот — лорд третьей? Пять и три… чего? Банды? Подразделения? Полка?

— Роты. Мы зовем их ротами.

— А это на… вургене?

— Да, на вургене. Ювик это жаргон для очага, вурген — боевой язык.

— Специализированная речь для сражений? Боевой язык?

Скарси просто махнул рукой.

— Зови, как хочешь.

— У вас есть отдельный язык для боя и отдельный — не для боя?

— Фенрис хьолда! Эти вопросы никогда не прекратятся!

— Всегда можно что-то узнать, — ответил вышнеземец. — Всегда можно узнать что-то новое.

— Не верно. Есть такая вещь, как «слишком много».

Последние слова произнес уже другой голос. В палату вошел новый астартес, тихо, словно первый снег. В проходе позади него возник Варангр.

Новоприбывший был таким же, как и все из его рода, одет в сшитый из лоскутов кожаный костюм, как все, кого вышнеземец встречал до этого времени. Но на нем не было маски.

Его голова была обритой, если не считать навощенной и заплетенной бороды, которая торчала, подобно рогу. На голове красовалась шапка из мягкой кожи, а по его обветренному лицу вился след вытатуированных линий и точек. Как и у всех Влка Фенрика, которых довелось увидеть вышнеземцу, глаза новоприбывшего были золотыми с черными зрачками, а худощавое грубоватое лицо несколько удлиненным вокруг носа и рта, словно намекая на морду. Когда он открыл рот, вышнеземец понял, что именно скрывали удлиненные челюсти. Зубы новоприбывшего напоминали пасть взрослого лесного волка. В особенности клыки, которые были самыми длинными из всех, которые видел вышнеземец.

— Есть такая вещь, как «слишком много», — повторил новоприбывший.

— Именно! — согласился Скарси, поднимаясь. — Слишком много! Именно об этом я и говорил! Объясни ему, годи! А еще лучше, попытайся ответить на его бесконечные вопросы!

— Если смогу, — ответил новоприбывший и взглянул на вышнеземца. — Какой следующий вопрос?

Вышнеземец взглянул в ответ, стараясь не моргать.

— Что означает «слишком много»? — спросил он.

— Даже у знания есть свои пределы. Есть точка, в которой оно становится небезопасным.

— То есть, можно знать слишком много? — опять задал вопрос вышнеземец.

— Я это и сказал.

— Я не согласен.

Новоприбывший слабо улыбнулся.

— Конечно, нет. Я нисколько не удивлен.

— У тебя есть имя? — спросил вышнеземец.

— У всех есть имена. У некоторых даже больше одного. Мое — Охтхере Творец Вюрда. Я — рунический жрец Амлоди Скарссена Скарссенссона. Какой следующий вопрос?

— Кто такой рунический жрец?

— А ты как думаешь?

— Шаман. Тот, кто проводит ритуал.

— Тот, кто потрясает костями. Языческий колдун. Ты едва можешь скрыть нотку превосходства в голосе.

— Нет, я не хотел никого оскорбить, — быстро сказал вышнеземец. Губы жреца изогнулись в неприятной ухмылке.

— Какой следующий вопрос?

Вышнеземец вновь заколебался.

— Как умер Гедрат, ярл Тра?

— Он умер так же, как все, — произнес Скарси, — обагрив под собою снег.

— Наверное, все случилось внезапно. В последнюю пару дней.

Скарси бросил взгляд на рунического жреца.

— Это случилось давно, — сказал жрец.

— Но Гедрат дал мне защиту, а она перешла к Огваю. Огвай, наверное, встал на его место в последнюю неделю. Что? Почему вы на меня так смотрите?

— Ты строишь свои предположения на ложных предпосылках, — произнес Охтхере Творец Вюрда.

— Правда? — спросил вышнеземец.

— Да, — сказал рунический жрец. — Ты здесь уже девятнадцать лет.

Четвертая глава: Скальд

Они дали ему Награду Даумарл. Он был польщен и ошеломлен, когда ему сообщили об этом решении.

— Я ведь ничего не сделал, — говорил он своим коллегам.

Был составлен целый список достойных кандидатов, но в конце остались лишь Хавсер и некий нейропластик, которому удалось искоренить три штамма наномнемонической чумы, опустошавшей иберо-латинскую Зюд Мерику.

— Он совершил нечто, нечто очень важное, в то время как я не сделал совершенно ничего, — сокрушался Хавсер, узнав об этом.

— Ты разве не хочешь Награду? — спросил Василий. — Слышал, медаль довольно красивая.

Она действительно была очень красивой. Золотая, размером с карманные часы, вмонтированная в витрианский корпус, медаль покоилась в элегантной шкатулке, футерованной переливчатым пурпурным шелком. На благодарственном тексте красовались гололитические гербы Атлантической легислатурыи Гегемона, а также стояли генетические печати трех членов Объединительного Совета. Он начинался словами: «Каспер Ансбах Хавсер, за значительный вклад в описание и завершение Терранского Объединения…»

Вскоре после вручения награды Хавсер понял, что все это сделали с политическими целями, и хотя к подобным вещам он питал стойкое отвращение, в этот раз решил смолчать, ибо сейчас политика служила целям Консерватории.

Награду ему вручили во время званого ужина в Каркоме, на Атлантических платформах, когда Хавсеру шел уже семьдесят пятый год. Ужин специально устроили так, чтобы он совпал с датой проведения Средилантического конклава и таким образом послужил возможностью заодно отметить и тридцатую годовщину Консерватории.

Хавсеру все это казалось ужасным. Он провел вечер, прижимая к груди элегантную крошечную пурпурную коробочку, со слабой улыбкой на лице ожидая завершения, казалось бы, нескончаемых речей. Из множества высокопоставленных чиновников и влиятельных лиц, которые присутствовали на этом ужине в середине лета, наибольшее почтение он испытывал к Гиро Эмантину. К этому времени Эмантин стал префектом-секретарем одного из старших членов Объединительного Совета, и все предрекали, что Гиро займет первое же освободившееся в нем место. Он был старым и, по слухам, прошел уже третье омоложение. Его везде сопровождала удивительно молодая, удивительно красивая и удивительно молчаливая женщина. Хавсер никак не мог взять в толк, была она дочерью Эмантина, вульгарной «статусной» женой или же его медсестрой.