Сожженные мосты

Елена взглянула на лист, впилась глазами в строчки. Сильно побледнела. Ее глаза так и метались по строфам.

– К Ольге?! Ты написал ей стихи?! Я не буду это печатать!

– Будешь! Или собирай вещи и проваливай.

Елену уже давно было пора поставить на место. Слишком много власти взяла.

Эсерка скомкала лист, заплакала.

Ну вот… Слезы – убийственное оружие.

– Милая! – я встал, приобнял девушку. – Это же я с ней так прощаюсь!

– Да? – Лена посмотрела на меня сквозь слезы с надеждой.

Пришла пора пряника.

– А вот чеки. Обналичь и купи, как хотела, нам дом. Тут даже на дворец хватит.

Я подал эсерке бумаги из конверта.

– Только домик брать будем не на нас с тобой, а на «Небесную Россию». Там устроим и штаб-квартиру партии. Согласна?

– Буду искать с двумя крыльями и подъездами! – Елена шмыгнула носом, расправила стих. – Скажи, ты меня любишь?

– Я, Лена, Россию люблю. Ступай.

* * *

Если собрать вместе два десятка юристов, людей от сохи, журналистов, учителей и философов, то получится общее собрание жилтоварищества – гвалт и неразбериха. «Небесная Россия» скандалила и хватала друг друга за грудки совсем так же, как и не-небесная. То есть до хватать еще не хватали, но все к тому шло.

Региональные представители, кто оказался в Питере, волком выли насчет «эксов» и особенно юридической ответки от конкурентов по выборам. Питерские, наоборот, говорили, что надо дожимать и неча пугаться. Знали, на что шли. Но как-то неуверенно, типа «старший приказал», вот и выполняем.

Потому первым делом я наорал на питерских – что за бардак в подразделении? Кто секретарь собрания? А ну пулей, выбрать президиум, секретаря, посадить стенографировать, определить повестку и регламент, а за грудки хвататься будем по окончании.

Организационные моменты сбили разгоравшийся скандал, и через пятнадцать минут собравшиеся, до сих пор красные и всклокоченные, стали способны к конструктивной работе.

– Таким образом, даже недоведенное до суда следствие, – вещал с импровизированной трибуны вернувшийся из Европы Варженевский, – переводит наших кандидатов в ранг «подследственных» и тем самым отстраняет их от выборов.

«Регионалы» поддержали его выкриками с мест.

– В качестве контрмеры, то есть противодействия, – Сергей Алексеевич внял моему шепоту, что надо излагать словами попроще, а то не все поймут, – мы предлагаем вчинить встречные иски…

– И будем как два барана, ага, – возразил с места Ксенофонт Виноградов из «обращенных» иоаннитов. – Так по судам и стаскаемся.

– Точно, – влез я. – Вот вы, Сергей Алексеевич, знаете притчу про двух адвокатов? Нет? Так слушайте. В Америке, на ихнем фронтире, где с индейцами воюют, был городок. Скотопромышленники, пастухи, железнодорожные рабочие, поп лютеранский, гробовщик да адвокат, один на весь город. И был он самым нищим и никому не нужным. А потом туда приехал второй адвокат, и через год они оба были самыми богатыми жителями, а вот остальные как раз обнищали. Не знаете, почему?

Зал секунду-другую помолчал, глазами похлопал, а потом заржал, тыкая пальцами в покрасневшего Варженевского, который, впрочем, тоже начал хихикать.

– Так что, голуби мои, судиться нам не след. Вот скажите, – я обратился к Булгакову, – какие у нас непримиримые противоречия с другими партиями?

– Непримиримые разве что с черносотенцами, они нас на дух не переносят, да с революционерами-социалистами, они желают вооруженной борьбы. А с остальными во многом совпадаем.

– Вот и славно. Поэтому я предлагаю всю ситуацию перевернуть. Мы уже показали себя, с нами считаются, иначе никаких исков не было бы. А раз так, то с нами можно договариваться. И мы основу для договора предложим – программу-минимум!

Дальше я объяснил, что нужно собрать воедино все те вещи, на которых мы можем согласиться с кадетами и октябристами. И выдвинуть как общую программу на выборах, создать своего рода центристский блок. И под это дело поделить выборные округа, чтобы не друг с другом собачиться, а топить тех, кто вне блока.

Юристы быстренько набросали основу: во-первых, столыпинская реформа как деяние верноподданническое и показывающее нашу поддержку правительства и стремление к преобразованиям законными средствами. Во-вторых, социальные гарантии – сокращение рабочего дня, страхование, пенсии, в перспективе доступные образование и медицина для всех, разрешение рабочих союзов (тут большая надежда на Зубатова). В-третьих, стремление к монархии конституционной, со всеобщим избирательным правом и дальнейшей отменой ограничений по сословному, имущественному, религиозному и так далее признакам. Для будущей торговли с партнерами добавили еще десяток-другой необязательных пунктов, от которых можно будет отказаться. Переписали набело, оформили в папочки и приступили к дипломатии.

Частное совещание центристских партий прошло в традиционном месте – на квартире Ивана Ассигкритовича (вот же дал Бог отчество!) Корсакова, что на Фонтанке. В прошлый раз к нему земцев набилось около сотни, а в этот нас было от силы тридцать, но зато какие имена! От кадетов – Милюков, Шингарев, Вернадский, Кокошкин, Маклаков, Львов… От октябристов – Родзянко, Милютин, Александр Столыпин, младший брат премьера, Оболенский… И это только те, про кого я хоть что-то знал.

Начали с того, что каждому пришедшему предлагали распечатку программы-минимум, дабы он мог написать против каждого пункта «согласен» или «несогласен» в специальных графах. И без такого заполненного бюллетеня в большую гостиную, где проходило совещание, не допускали. Дальше пошли те же самые бюрократические штучки – счетная комиссия, президиум, повестка, регламент… Не обошлось без приветственной речи в адрес «русского Икара», то есть героического меня, перелетевшего «Канаву». На что я дифирамбам Милюкова строго ответил, что Икар, сколь мне ведомо, с небес сверзился, а нам наоборот, в оные подняться необходимо.

С кадетами у нас было практически полное совпадения, с октябристами – поменьше, да и амбиций у Гучкова с Родзянкой было побольше. Но они довольно быстро просекли, что против блока «небесников» и кадетов играть будет ой как непросто, и пошли на соглашение. А в качестве подслащения пилюли им обещали, что блок непременно изберет октябриста в председатели Госдумы. Там, помнится, как раз Гучков и подвизался, так что мы вообще ничего не теряли.

– Не слишком ли радикальная программа вышла? – все-таки высказал сомнения Вернадский уже по окончанию, когда некоторые участники начали расходиться.

– Радикальная, Владимир Иванович, у господ социалистов, да и то не у всех. А у нас предметная и осуществимая. И вот что я еще вам, господа, хочу предложить. Вы, может быть, знаете, что из поездки по Европе я привез не только охапку лавров и славу, но и пять заводов.

– Однако! – воскликнул князь Львов.

Ага, не все о тяжелой крестьянской доле рыдать, надо и промышленность развивать.

– Оптический, двигательный, химический, телефонных аппаратов и аэропланы строить. Но последний маленький, мастерская пока. И нужно найти место, где их поставить. И вот что я надумал – поставить их вместе, на Волге, чтобы железная дорога рядом была…

– Зачем же вместе? – удивился Оболенский. – Страна большая, найдется куда раскидать.

– А затем, чтобы из города этого создать прообраз России будущего. С полноценным земством, с образованными рабочими, с профсоюзами, с восьмичасовым рабочим днем, без различия между подданными империи и так далее.

– Не дадут, горой встанут, – скепсис Шингарева разделили еще несколько человек.

– Дадут. Правительство поддержит, ему эти заводы ой как нужны, а тут всего один город в обмен. Государя императора… – при этих словах собравшиеся напряглись, – …я уговорю. Опять же, вокруг города провести аграрную реформу образцовым порядком и посмотреть, что из этого выйдет. Получится в одном месте – значит, можно так и по всей стране. Развернем профсоюзы да крестьянские общества… И еще одну думку хочу там попробовать, не ополчение наше липовое, а добровольные стрелковые клубы, как в Англии и Германии.