Сожженые мосты ч.4

И все-таки он не понимал. Он был еще мал, чтобы понимать и решать какие-то взрослые вопросы и тем более иметь свое мнение по такому вопросу, как воспитание детей. Но видя перед собой это, не пойми что, он впервые понял, почему мать с такими скандалами и даже угрозой развестись не пускала его в Москву учиться, на чем настаивал отец. Видимо, она не хотела, чтобы он стал вот таким…

Сибиряки, как и арабы сильно отличались от коренных русских центральной России и Поволжья, хотя происходили от них. Сибирь все еще мало была населена, между огромными городами и исполинскими комплексами по добыче природных ископаемых тянулись версты и версты тайги, где можно было идти целый день — и не встретить ни одного человека. Добавляло сибирякам своеобразия и то, что в Сибири испокон века жители разные арестанты и ссыльнопоселенцы, а так же там прятались от властей староверы, до тех пор, пока староверы не сбросили ненавистное никонианство в канаву истории. В результате — в Сибири, как в плавильном котле выплавился совершенно особый народ, про который многие говорили "крепче стали". Эти люди не слишком уважали закон, не бросали своих, имели свое мнение и готовы были отстаивать его до посинения. Они были предельно самостоятельны, оборотисты — большая часть миллионщиков в России происходила из купцов-староверов — и всегда готовы постоять за себя. Они охотно служили в армии, потому что считали это долгом и пользой в последующей жизни. Они всегда, даже имея превосходное жилье в мегаполисе, старались купить какую-нибудь заимку в лесу, за городом — и не разводили там огород, как русские, а просто уезжали туда и жили в тайге, среди деревьев, охотясь, рыбача и собирая грибы. Сибиряки были особым народом — и Вадим был достойным его представителем.

Его подарком на семилетие стала малокалиберная винтовка, записанная на отца. Он не слушался ни отца, ни мать и дважды убегал. Он не испытывал особой тяги к учебе — хотя учился неплохо, без двоек и почти без троек. Не раз и не два они с пацанами на выходные садились на струнник [42] и убегали в лес, чтобы жить там как Робинзонам. Ему давно не нужны были взрослые, чтобы принять решение.

Но сейчас он не мог его принять. Он уже понял, что находится в другой стране и это крайне осложняло попытку побега. Если бы он был в своей стране — то ему всего-то надо было добежать до первого полицейского или военного. Да просто до любого взрослого. Но в чужой стране, где торгуют рабами — ему надо скрываться, ему надо обмануть погоню, понять, где находится Россия и идти туда. Русским доверять нельзя, тот русский видел его — и ничего не сделал. Можно будет разузнать, где здесь бывают русские и понаблюдать за ними, чтобы понять, что от них можно ждать. Возможно, ему удастся украсть лошадь — как и любой скаут-разведчик он знал как обращаться с лошадью. Или, может попадется какое другое верховое животное — наверное им править не сложнее, чем лошадью. Возможно, ему удастся украсть машину и проехать какое-то расстояние — хоть он был мал для получения прав, но за руль его отец уже сажал. Он трезво оценивал свои шансы и знал, что они есть. Но только если он будет один — а не с этим.

42

Струнник, струнный транспорт Юницкого — в этом мире строился, в основном в Сибири.

Бросить его и вернуться потом? Кто знает, что с ним сделают за побег другого — а постоять за себя это чучело не сможет. Просто бросить его? А как тогда на него посмотрит отряд, узнав, что он сделал? Скаут-разведчик бросил человека в беде! И неважно, что не скаута — любого. Да, тут и из скаутов исключат, скорее всего, и спецназ не светит — такого не возьмут даже на курсы подготовки. В армии таких тоже не любят.

А та девчонка? С ней что делать?

— Надо бежать! — сказал Вадим, и это было первое, что он сказал минут за двадцать молчания

— А как?

— Это ты скажи мне — как?

Жиртрест долго думал и наконец, выдавил

— Не знаю.

— Еще бы. Где мы, ты знаешь?

— В Афганистане, я думаю.

А вот это уже интересно

— Откуда ты знаешь?

— У меня мама работает там, где торгуют с Востоком. Я кое-что знаю про это и у нас дома много книжек про Восток.

— Ты знаешь их язык?

— Только несколько слов. Но я слышал, что они говорили на пушту и арабском.

Афганистан! Вадим попытался вспомнить уроки географии — и память услужливо подсказала, сколько из них он прогулял. Афганистан… кажется он граничит с Империей. Конечно, граничит — не повезли бы их на другой конец света, в Африку к примеру.

— Сколько дней пути отсюда до России?

— Там горы. Мы не пройдем.

— Я тебя что спросил?

— Ну… недели две… не знаю.

— Ты знаешь точно, где мы?

— Не знаю. Кажется, до этого нас привезли в Кабул. Я видел надписи и слышал разговоры.

— А сейчас?

— Не знаю, говорю же!

— Для чего мы им? Для чего нас похитили?

— Не знаю. Продать, наверное.

— Продать? Почему до сих пор не продали?

— Может и продали.

— Для чего продать?

— Работать, наверное, заставлять будут.

Вадим снова задумался. Может быть и работать — но он не представлял этого жиртреста работающим. Сам себя — да, а его нет. Если работать — то почему не похитили такого же скаута? Если работать — то почему до сих пор их не заставляли работать?

— А девчонка зачем… понятно. Здесь людьми торгуют?

— Торгуют. Я фильм смотрел.

Вадим осмотрелся. Ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия.

— Этот жирный, который тогда был, ну помнишь, когда нас из клетки выгнали, он как то смотрел на нас странно.

— Работорговец потому что. Есть что-то острое? Нож, гвоздь…

— Нету.

— Ремень?

— Есть.

Ремень оказался из новомодных, пряжка не из металла а не пойми из чего. Вадим пошарился по своим карманам, чтобы с огорчением убедиться: малый набор выживания скаута: раскладной нож со стопором лезвия, веревка, набор для рыбной ловли, зеркальце — у него отобрали. Видать, тут такого и не видели, ценные вещи.

Вадим перехлестнул ремень так, чтобы получилось нечто вроде удавки — он видел такое в фильмах. Не получилось.

— Встань на колени вон там и нагнись.

— Зачем? — испуганно спросил жиртрест — ты что…

— Посмотреть с тебя хочу, что на улице, дурак!

Жиртрест выдержал недолго — с громким стенанием дернулся — но Вадим уже ухватился за прутья решетки. Было темно, почти ничего не было видно. Прутья были вделаны прочно, расшатать их — не один час понадобится. В оконный проем не пролезет даже он.

Лампочка! Надо разбить лампочку! Тогда тут тоже будет темно.

Лампочку, тоже защищенную прутьями и вмурованную в потолок удалось разбить не сразу.

— Теперь так. Я забарабаню в дверь. Как только откроют — бросайся в ноги и кричи, понял. Кричи как оглашенный.

— Чего кричать?

— Что угодно. Главное — держи его ноги.

Вадим только в фильмах видел, как убивают человека. Тем более — он не представлял, каково убивать человека голыми руками. Но иного выхода у него — не было, и он знал, что что-то должен сделать…

Араб отшатнулся от стены, услышав грохот. Это что еще за чертовщина?

Гремело где-то впереди. Кто-то стучал в стену или дверь — во что-то железное, звук странный, глухой.

Термооптический прицел позволял видеть сквозь стены, удивительно — но это было так, силуэт человека, прижавшегося к стене, был виден как мутный силуэт на темно-сером фоне. Но все же виден! Продвигаясь по коридору, Араб проверял обе стены, чтобы не пропустить возможную засаду — и, наконец, увидел.

Силуэт — это было похоже на привидение. Еще один? Или нет? Стоит рядом с самой дверью, значит, готов к нападению. Похоже — что это и есть те гражданские, за которыми они пришли.

Дверь. Окована сталью, засов… замок!

Отойдя от двери, примерно прикинув, чтобы не зацепило рикошетом — в таких коридорах рикошет смертельно опасен, Араб поднял автомат и выстрелил. Первая пуля повредила замок, с визгом унеслась куда-то — но не освободила дверь. Вторая пуля вырвала часть замка с корнем, осталась только дужка.

Осторожно приблизившись, Араб потянул на себя засов, толкнул дверь — и отскочил.

Что-то с истерическим визгом рванулось на него из темноты, так, что он аж испугался. Отскочив назад, он вскинул автомат, готовый стрелять.