Созидательный реванш (Сборник интервью)

— По-моему, так было и при советской власти. Или я ошибаюсь?

— При советской власти это тоже было. Но не в такой степени. Тогда премии получали Распутин, Гамзатов, Быков, Евтушенко — писатели, которых все знали и любили. Да, премии вручались и функционерам, но они тонули в этом ряду. А сейчас объявляют лауреата, и я больше никогда о нем ничего не слышу. Мне недавно позвонила одна журналистка и спросила: «Вы все время ругаете премию Букера, почему?» Я ей ответил: «Объясню, если вы мне назовете хотя бы двух лауреатов этой премии». Пауза. Она говорит: «Я ни одного не знаю». «Теперь надо объяснять, почему я к ней так отношусь?» — «Не надо. Я поняла…»

— Насколько я знаю, вы в свое время умудрились получить демократическую награду за критику демократии.

— Да. Это была премия Ленинского комсомола за «ЧП районного масштаба». По сути, я получил награду от той самой организации, которую разнес в пух и прах. Но для меня главная премия — это тиражи моих книг. Мой последний роман «Грибной царь» за полгода разошелся тиражом более ста тысяч экземпляров. Хотя это и не коммерческая литература, которая, к сожалению, только сбивает читателя с толку.

— О какой коммерческой литературе вы говорите?

— О бесконечных детективах и дамских романах. Эти книги раскручиваются, публикуются имена их авторов, они дают интервью по телевизору и в прессе. И человек, который хочет читать хорошую современную серьезную литературу, вводится в заблуждение. Ему рекомендуют: «Вот это хорошая книга». Он ее покупает или берет в библиотеке, читает и у него начинают мозги перекручиваться — он не может понять: или он дурак и ничего не понимает, или то, что он читает, — полная белиберда. На самом деле, ему просто попала в руки плохая литература. Механизм тут такой же, что в рекламе продуктов. Например, говорят: «Лучшее киндзмараули, только что из Грузии». Открываешь, а это сироп, разбавленный водкой. Но если ты киндзмараули выпил и отравился физически, то, прочитав плохую книгу, ты отравился духовно. Это тоже очень серьезная вещь.

— Сами что читаете?

— В основном историческую, философскую литературу. Сейчас читаю книгу из серии «ЖЗЛ» о Бенкендорфе. Только что прочитал книгу Валерия Соловья о русском национализме «Несостоявшаяся революция», очень интересное историко-философское исследование.

— А из художественной литературы?

— Я слежу за Юрием Козловым, Павлом Крусановым, Олесей Николаевой, Тимуром Зульфикаровым. Из питерцев читаю Валерия Попова и Дмитрия Каралиса. Из раскрученных авторов — Пелевина. У него язык, конечно, никакой, но есть интересные завиральные идеи. Вообще, среди современных писателей не так уж много тех, чье творчество мне интересно.

— Вопрос вам как писателю, и как редактору газеты. Как вы считаете, сейчас существует цензура?

— На телевидении цензура существует однозначно. Она заключается в выборе говорящих голов. Если голова говорит не то, что нужно, ее по телевизору просто не покажут. Тебе не будут рот затыкать, не станут вырезать, наказывать, а просто не пригласят больше на эфир — и все. В прессе цензура посложнее, это хитрая, многоуровневая корпоративная политика. Если главный редактор — либерал, у него в издании никогда не выступит патриот, и наоборот.

— Вы — патриот или либерал?

— В «Литературной газете» есть и патриоты, и либералы. На сегодняшний день мы одно из немногих полифонических изданий, где можно прочитать и тех, и других. «Литературная газета» так и задумывалась Пушкиным с Дельвигом. Именно по этому принципу она возобновлялась Горьким в тысяча девятьсот двадцать девятом году. А цензура была, есть и будет всегда. Просто она приобрела другие формы. И что самое страшное — из цензурного комитета на Китайском проезде, где сидели сердитые дяди и тети, которые говорили: «Нельзя!», цензура переместилась в головы к журналистам и писателям. Я же сам — либеральный консерватор. Как Пушкин.

— Юрий Михайлович, вы сейчас над чем работаете?

— Над второй частью романа «Гипсовый трубач». Она должна выйти осенью. Начал новую пьесу писать. У меня были серьезные проблемы с пьесой «Одноклассница». Так как она очень острая, ее боялись ставить. Я разозлился и дал клятву — пока не увижу «Одноклассницу» на сцене, новых пьес писать не буду. Наконец ее начали ставить в российских театрах. Я уже был на премьерах в Тобольске, во Владикавказе… Третьего июня прошла премьера в театре Российской армии в Москве. Пьеса имеет серьезный зрительский успех — в Тобольске билеты на «Одноклассницу» продают уже на следующий сезон.

— В чем, на ваш взгляд, секрет успеха этой пьесы?

— В отличие от «новой драмы» моя пьеса очень жизненная. Она о том, что с нами произошло, о нравственном выборе, который стоял перед каждым в эти годы.

— Я слышала, что Костромской драматический театр имени Островского тоже, возможно, поставит «Одноклассницу». Это правда?

— Да, вопрос сейчас решается. Если такой замечательный и старинный театр, который даже старше «Литературной газеты», поставит «Одноклассницу», я буду очень рад и с удовольствием приеду на премьеру.

Сайт Литература +

Два кризиса в одной стране

Я литератор и воспринимаю нынешний кризис как явление скорее социально-нравственного порядка. Экономисты же, комментирующие этот мировой финансовый сбой, напоминают мне порой гинекологов, взявшихся рассуждать о тайнах любви. Беда, по-моему, заключается прежде всего в глобализации гедонистического образа жизни, о чем в свое время предупреждал философ Александр Панарин. Если опустить межрекламные паузы на ТВ и суммировать вдалбливаемое, то окажется, что у человека в жизни нет никаких других проблем, кроме как: купить свежий автомобиль, навороченный мобильник, отдохнуть у моря, подобрать правильный крем после бритья и надежную гигиеническую прокладку…

А ведь бездумный гедонизм верхушки, крошками которого по нисходящей питались все остальные слои общества, погубил уже не одну цивилизацию. Не случайно механизм кризиса был запущен именно в США, самой потребляющей стране, где все, начиная с Белого дома, живут в кредит, явочным порядком взятый у остального человечества. Есть выражение «красиво жить не запретишь!». Но не исключено, что вскоре мировое сообщество будет вынуждено принять какую-нибудь хартию о запрете красивой жизни, ибо тающие ресурсы нашей планеты уже сейчас напоминают холодильник российского пенсионера. Боюсь, «конец истории» закончился, и движущей силой бурного XXI века станет борьба за красивое выживание. Кстати, одно из значений греческого слова «кризис» — «поворот».

Конечно, в этой ситуации меня больше всего беспокоит судьба России. Во-первых, это моя страна, а во-вторых, кризис нас настиг в тот момент, когда мы, как говорится, от ворон отстали, а к павам не пристали. В самом деле, та общественно-экономическая модель, которая была навязана нам в 90-е не без помощи традиционной для отечественной истории пальбы по правительственным зданиям, по-настоящему так и не заработала. «Капитаны большого бизнеса» (сколько надежд на них возлагалось!) оказывались зачастую обычными пиратами. И не случайно по всем законам психоанализа их неудержимо влечет к обладанию яхтами, способными, судя по стоимости, нести на борту ядерное оружие. О какой социальной ответственности олигархов можно говорить, если добиться от них финансирования социально значимых проектов власть может, лишь пригрозив отобрать партбилет, сиречь контрольный пакет акций! Вероятно, я наивный человек, но мне не понятно, почему гражданин России на деньги, заработанные в нашей стране, да еще не самым законным образом, строит в Турции гостиничный комплекс, по сравнению с которым Тадж-Махал — просто отельчик с двумя звездами. Да, разразился скандал… Но это потому, что застройщик оборзел да и кризис в стране. А если бы не кризис, а если бы не оборзел? Москва так бы и жила с мягким шанкром «Черкизона» на белокаменном теле?