Созвездие для Шелл

– Посттравматическое стрессовое расстройство, жёсткая психосоматика, какие-то проблемы с сосудами и шейным отделом. – Я говорю тихо, отстранённо, будто бы рассказываю о ком угодно, но не о себе. – Это то, что назвали врачи. Смешно, но никакие из их заключений даже болезнями не назвать, просто сборник из неопределённой симптоматики и нарушений. – Я в лёгком раздражении поджимаю губы, признав, насколько мне некомфортно говорить об этом. – Разве папа не говорил тебе?

– Говорил. Просто хотел услышать это от Вас и понять Ваше личное отношение к своему диагнозу. Это поможет мне оказывать лучшую профессиональную помощь.

– И как, понял? – холодно спрашиваю я.

– Вполне, – спокойно отзывается Айден. – Вы не слишком серьёзно относитесь к своему состоянию.

– Да потому что это не диагноз, а просто чёртово клеймо: смотрите, какая бедняжка, у неё по приколу пол-организма под откос пошло! – выпаливаю я громче, чем планировала.

Комната погружается в тишину. Кажется, Айден выдерживает эту паузу, чтобы дать мне успокоиться. Когда я беру себя в руки и медленно выдыхаю, телохранитель уточняет ещё более бесстрастным тоном:

– Ваши обмороки входят в симптоматику?

– Обращайся ко мне на «ты», – тихо вздыхаю я. – Ты и так старше меня. И да, обмороки… тоже оттуда. При стрессе, особенно при продолжительном, мне просто как будто перекрывает… кровь, воздух, не знаю, как будто всё сразу. Дерьмовое кровообращение, вот что они сказали. – Я горько усмехаюсь. – Для этого обтекаемого вывода им потребовалось три недели мучить меня в стационаре.

Я не знаю, почему вдруг из меня лезут эти откровения. Почему я выдаю слово за словом, вытягивая из себя эту титанически тяжёлую цепочку давно подавляемого отчаяния.

В комнате воцаряется неловкое молчание. Я жалею о том, как много рассказала незнакомому человеку, и ещё хуже то, что я совсем не понимаю его реакции на услышанное. Меня нервируют люди, которых невозможно прочесть, а Айден занимает среди них, пожалуй, первую позицию. Телохранитель остаётся всё так же непроницаем и закрыт, будто не живой вовсе. И вот эту ходячую мумию мне предстоит терпеть большую часть своего времени? Катастрофа.

Хорошо, что Айден не стал спрашивать о том, что было «до». ПТСР подразумевает конкретную причину, и я рада, что телохранитель не задаёт прямых вопросов на этот счёт. Не интересуется, как так получилось, что я оказалась в психиатрии. И с кем.

– Есть ли рекомендации после твоей выписки?

От его голоса я почему-то вздрагиваю, выныривая из своих мыслей.

– Ну, мне прописали массаж шейного отдела, – тихо фыркаю я. – Типичная отмазка, лишь бы написать что-то в графе «рекомендации».

– И как?

Я впадаю в лёгкий ступор от его вопроса.

– Я ходила… пару раз, – неуверенно отвечаю я. – Пока отец не забрал меня.

– Ясно.

Более многозначительный ответ трудно себе представить. Я опускаю голову, ощутив привычную волну стыда. Лучше бы я ничего не говорила. Вернуть бы время на пару минут назад…

От его внимательного, изучающего взгляда становится не по себе. Айден в молчании сканирует меня, а потом вдруг спрашивает:

– Почему ты стыдишься того, о чём рассказала?

Я резко поднимаю голову. Неужели меня так легко прочесть?

– Не знаю, – отвечаю я после долгого молчания. – Я никогда не умела принимать свои слабости. Всё это звучит как-то… глупо, что ли. Словно я просто требую внимания к себе.

Айден как-то неоднозначно покачивает головой. Из-за полного отсутствия эмоций на его лице трудно сказать, что это означает. После небольшой паузы он вдруг веско произносит:

– В детстве твои проблемы часто обесценивали, не так ли?

Смешок вырывается сам собой. Эту схему я хорошо знаю.

– Вот только не надо включать психолога, ладно? А то больно широкий у тебя спектр услуг.

На удивление, Айден молча кивает и прекращает попытки провести сеанс поддержки. Я украдкой наблюдаю за ним, гадая, неужели он всерьёз будет исполнять всё, что я скажу. Вот так просто взял и послушно заткнулся? И ничуть не оскорблён тем, что я командую?

Интересно.

***

Утром отец уезжает в город ради срочных дел – так мне передаёт невысокий мужчина из персонала. Мысленно я обозвала его «лакеем» – уж больно комично на нём смотрится белый строгий фартук, будто бы мужчина сбежал из ресторана прямо перед подачей блюд в зал.

За неуместным юмором я привыкла скрывать волнение. Я не была готова остаться в доме отца без него, даже если наше первое общение вышло не идеальным. Постоянное присутствие телохранителя, тенью следующего за мной, отнюдь не добавляет спокойствия. Мне удаётся снова пройтись по дому и прогуляться по прилегающей территории, изучая оранжерею, сад, тенистую аллею и почти диковатые участки дальше. Вся территория обнесена высоким каменным забором с линией черепицы, а единственный выход – только главные ворота. Ну или белкой по деревьям.

Я нервно усмехаюсь, дабы снять напряжение, поселившееся во мне от совсем иной мысли. Прогуливаясь по дому отца, я заметила одну неприятную деталь: здесь слишком много мужчин. Точнее, я видела пока только их. Лакей, уборщик, пара садовников и повар. Ни одной женщины.

К горлу подступает комок. Нужно срочно на что-то отвлечься. Лёгкое урчание живота подкидывает мне неплохую идею – можно попробовать приготовить себе перекус.

Кухню я нахожу не сразу. Приходится спросить Айдена о том, как туда попасть, и телохранитель без лишних вопросов проводит меня в нужное помещение. Пока я осматриваю кухню, больше похожую на часть ресторана, Айден что-то тихо говорит местному повару, и вскоре мне предоставляется возможность похозяйничать здесь самостоятельно. В помещении остаюсь только я и телохранитель.

Не то чтобы я особый ценитель кулинарии… но приготовление пищи странно успокаивает. Поиск ингредиентов в незнакомой кухне также оказывается интересным квестом, и сосредоточенность на рецепте помогает мне победить скованность и тревогу. К моему счастью, Айден ничем не выдаёт своего присутствия, почти слившись с мебелью подальше от меня.

Может, всё будет не так плачевно, как я боялась.

Критически оглядываю подготовленные ингредиенты и вздыхаю, преступая к самой нелюбимой части – нарезке. Признаться, в свои двадцать один я так и не умею толком пользоваться ножом. Но если раньше меня смущала только природная неловкость в обращении с такими вещами, то теперь…

Мне становится банально страшно от одного взгляда на простые кухонные ножи.

Ведь в её руках был похожий.

Блокирую эту мысль, не дав ей развиться, и с излишним упрямством берусь за небольшой хлебный ножик. Он не так пугающе выглядит на фоне своих собратьев, да и порезать хоть что-то кроме своих пальцев я могу только таким.

Раз, два, три. Ножик тихо стучит по деревянной дощечке, а сок сладкого перца слегка растекается по её поверхности. Я концентрируюсь только на результате, а не на мысли, что в моих руках покоится нож. Нет ничего страшного в этом ерундовом кухонном предмете, чёрт возьми, да он скорее давит этот несчастный перец, нежели режет его.